Михаил Демин - Рыжий дьявол

• Название: Рыжий дьявол
• Автор: Михаил Демин
• Жанр: Прочие приключения

Введите сюда краткую аннотацию

---

— А кто же снимал? — я повертел в пальцах фотографию.

Ландыш сейчас же сказал, отбирая ее.

— Ну, голубок, ты больно много вопросов задаешь. А тебе б надо теперь поменьше болтать и побольше слушать.

„Да, я попался! И если это капкан, то капкан настоящий, — думал я, — стальной медвежий, хватающий намертво. Как же быть? Во всяком случае сейчас надо постараться как-то выиграть время…"

— Ну, что ж, — помолчав, сказал я, — раз такое дело — я подумаю… Может, мы и столкуемся… Но ты меня не торопи!

— Даю неделю сроку, — блеснул металлической своей улыбкой Ландыш.

Он глянул на стол, туда, где плавали в винных росплесках сотенные билеты. И добавил с оттенком угрозы:

— А гроши все-таки возьми… Твоя доля!

— Нет, — сказал я, — отдай мою долю Клавке.

— Да у нее и так есть…

— Ничего, это ей будет как дополнительная премия. За старания, за хлопоты, за красоту.

Клавка! Вот еще что удручало меня; такого предательства я все же не ждал. Был бы я в эту минуту один, я бы, наверное, заплакал… Или же — что всего вероятней — напился бы с горя вдребезги.

И протянув ей пустую стопку, я попросил, нет, скорее, потребовал:

— Налей!

Она вздрогнула, ожила. И опять посмотрела на меня чуть искоса, вполоборота, дразнящим своим взглядом… Но я не ответил на него. Не поднял к ней глаз.

В этот момент в сенях послышался топот, смутные голоса. В дверь гулко стукнули. И Ландыш воскликнул весело:

— Вот и кодла явилась… Принимай гостей, Клавка! Ох и гульнем нынче, ох и гульнем!

ЧЕЛОВЕК С «НЕЖНОЙ» КЛИЧКОЙ

Шумная компания ввалилась в избу, все — молодые, мордатые, здоровенные парни! И среди новых этих лиц я вдруг увидел одно, которое знал давно, которое запомнилось мне еще с лагерных пор, со времен легендарной „сучьей" войны.

Это был Ванька Жид. И хотя словом „жид" в России презрительно именуют евреев, Ванька не имел к этой расе ни малейшего отношения; был чистокровный русак. Кличку свою он, однако, принимал спокойно, равнодушно: среди блатных шовинизма не существует! И крепко дружил с Левкой Жидом — евреем уже истинным, неподдельным. Два эти Жида, одесские воры, славились в мире картежников как виртуозные и опасные игроки. И в лагере на пятьсот третьей стройке, на знаменитой „мертвой дороге", они обыгрывали всех блатных. Я сидел с ними вместе. И однажды мне довелось присутствовать при ссоре друзей, вспыхнувшей в тот момент, когда они впервые решили сыграть вдвоем. Сыграть друг против друга.

Игра эта окончилась ничем. Но дружба их рухнула в результате. Раздраженные, исполненные взаимных обид, они разошлись… А чуть позже, в ту же ночь, Левка Жид нанюхался марафету[8] и зарубил топором „ссученного" бригадира из соседнего барака, — сорвал на нем свою злость…

После этого пути наши разошлись. Левку посадили во внутреннюю тюрьму и там он погиб. А всех нас разогнали по разным штрафнякам. Я попал в отдаленный, закрытого типа, строгорежимный лагерь № 36, расположенный за Полярным кругом, на реке Курейке. Ивана в моем этапе не было, и куда его угнали, я так и не смог узнать.

И вот теперь он появился в Очурах. И я удивился и искренне обрадовался ему.

Первые слова Жида были:

— Эй, Чума, ты как сюда затесался? Ведь ты же вроде бы завязал… Или передумал?

— Потом объясню, — сказал я, — ты сначала расскажи о себе.

— Так я, что ж… Освободился, как видишь!

— Освободился по звонку?[9]

— Нет, по амнистии.

— Ну, а в Одессу возвращаться не думаешь?

— Думаю… Но — потом. Спешить зачем? Здесь тоже интересно. Места здесь привольные, богатые, золотые!

— Горькое золото, — пробормотал я.

— Это ты о луке? — прищурился он. — Конечно… Но вниз по реке, в Енисейске, есть и настоящее, рыжье".[10] И какое! Золотишко там называют „Рыжий дьявол". Но если это и дьявол, то именно такой, с которым приятно подружиться… Я, например, стараюсь. — Он выпил, отдулся, понюхал корочку. — Да, стараюсь.

— Так ты разве там обитаешь? — удивился я.

— Ага. Я здесь случайно, проездом. — Он неопределенно пошевелил пальцами. — По разным делам…

Мы сидели на краю длинного стола, на самом углу. Тихо переговаривались, не спеша выпивали. А на другом краю — шумели ребята Ландыша. И сквозь гул голосов прорывался его пьяный развалистый басок:

— Этот Каин, дурак, он что делал? Очурских спекулянтов не трогал, а шерстил магазины, склады. Живые гроши прямо под ногами у него валялись — он их не брал. И мне мешал… Как собака на сене: сама не ест и другим не дает.

Тема эта заинтересовала меня. Я прислушался. Ландыш говорил о Каине, как о сопернике… И он чем-то явно хвастал, его несло.

— Все время мешал! Тут раньше что было? Мужики из-за его налетов боялись ночами ездить по тайге… А если и собирались в дорогу, так группами человек по десять… Но потом он все-таки ушел, дорога расчистилась. И вот результат: сто шестьдесят восемь кусков[11] чистоганом. А? Каково? Сто шестьдесят восемь!.. И главное, это не государственные, не казенные гроши, а спекулянтские. Кто их всерьез будет искать? Они же — тайные…

И я мгновенно напрягся, услышав фразу о „расчищенной дороге"… Ведь буквально то же самое и не так давно говорил мне старший лейтенант милиции Хижняк.

Мне припомнился весь наш тогдашний разговор; о нравах таежных жиганов, о секретной агентуре Хижняка. И о каком-то таинственном типе, который устраняет своих соперников, выдавая их властям, и таким образом „расчищает себе дорогу". Я все подробно вспомнил! И с глаз моих как бы спала пелена…

А Ландыш продолжал разглагольствовать. И кто-то из ребят перебил его, смеясь:

— Действительно — фрайера! Олени! С такими грошами в тайгу поперлись. Да я бы сам не рискнул.

— А куда бы они их дели? — ответил Ландыш. — В сберкассу ведь не отдашь, там сразу заинтересуются… Они же не артисты Большого театра, а простые мужички! Да еще из самого нищего колхоза… Нет, у них только один шанс и есть — зарывать гроши в землю. Ну, а где же зарывать, как не дома?

И сейчас же другой голос сказал:

— Ты говоришь: дорога расчистилась. Но мы ее уже загадили. После этой истории мужики снова уйдут в камыш…

— Ничего. Мне один из клиентов — Салов — перед смертью рассказал, где его миллиончик припрятан. Покаялся, сукин сын, исповедался. И этим делом мы позже займемся. Вплотную! Пусть только шум слегка поутихнет…

„Значит, ты их еще и пытал! — подумал я, с ненавистью глядя на Ландыша. — И это ты и есть тот самый новый Азеф — провокатор, подонок, человек с „нежной кличкой".

Теперь многие детали, ранее казавшиеся мне неясными, обрели конкретность, отчетливость.

Вот то же самое, наверняка, произошло и с бедным Грачом! Так же, как и я, он попался в медвежий капкан и не смог выбраться. И поневоле стал двойником, начал предавать своих ребят. И в результате оказался под колесами…

И так же точно, как и меня сейчас, завлекла, заманила парня Клавка.

Любопытное обстоятельство: во всех сомнительных ситуациях так или иначе всегда присутствовала она… Постоянно получалось так, что Грач сначала наведывался к Клавке, а затем уже появлялась милиция.

И он мог вообще никого и не выдавать сознательно. Мог хранить верность ребятам, но, конечно, на вопросы Клавки он отвечал откровенно. А она интересовалась многим… И он ни о чем не думал, не догадывался. Ведь он же ей верил; она же была — „своя"!

* * *

А пьянка шла своим чередом. Откуда-то возникла гитара. И под струнный звон, голос Клавки — низкий, чуть задыхающийся — запел:

Ты не стой на льду — лед провалится.
Не люби вора — вор завалится.[12]
Вор завалится, будет чалиться,[13]
На свиданку ходить не понравится…
А я любила вора и любить буду.
Я стояла на льду и стоять буду.
Эх, дождь идет — ураган будет!
А родится сын — он жиган будет…

И Ванька Жид, вскочив, плеснул в ладоши. И крикнул, захлебываясь от хмельного восторга:

— Давай, Чума! Топни ножкой! Спляши! Как встарь, как бывало. — Он потащил меня за рукав: — Ну?

Мне в этот момент — вы сами понимаете — было вовсе не до плясок. И я отказался, сославшись на нездоровье.

— Жаль, — пожал он плечами. И присев на краешек стола, потянулся к бутылке. — Тогда продолжим…

Ландыш поглядел на нас обоих. И спросил, подсаживаясь к Жиду:

— Вы что, давно знакомы?

— Да уж лет шесть, не меньше, — ответил, опорожнив стопку, Иван.

— Где ж это вы снюхались?

— Там, где девяносто девять плачут, а один смеется, — сказал Иван. — Понял? Мы с ним чалились вместе. Сучню резали, понял?

— Ах, так, — протянул Ландыш. И потом, обращаясь ко мне: — Что ж ты, голубок, кривлялся? Почему сразу не сказал? Ты же, оказывается, наш!