Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

• Название: Письмо с которого все началось
• Автор: Ковалевская Елена
• Жанр: Книги

---

– И кого мы теперь будем спрашивать?! – горячка боя еще не схлынула, и я была чересчур резка в своих словах.

– Сейчас тела осмотрим и узнаем кто такие, – бросила мне Герта. Она осталась посреди дороги и посматривала по сторонам: не видно ли кого. – Отъедем к перелеску и разберемся что к чему.

Я поискала глазами нашу младшую.

– Агнесс, ну где ты там? – позвала я ее, но не услышав ответа направила Пятого к обочине. С высоты седла увидела, как девочка, лежа в высокой траве, закрыла голову руками, и нервно вздрагивала. Спешившись, я подошла к ней поближе. Оказывается, дело было еще хуже: Агнесс еще и скулила на одной ноте. Так! Похоже, нужно принимать срочные меры. – Да заткнись ты! Встать! Живо! Кому сказано! – если девочку сейчас не встряхнуть, например, наорав на нее, то истерика может продолжиться еще долго. А чем скорей она придет в себя, тем лучше. Хорошее средство пара оплеух, но я рисковать не стала, латная перчатка может разворотить лицо. Впрочем, та меня не слышала. Попробую еще раз: – Подъем! Встать! – бесполезно.

Ко мне подошла Юза, баюкая руку, чтобы не бередить рану.

– Истерика, – сухо прокомментировала она состояние девочки, а потом, сделав еще пару шагов приблизилась к ней и несильно поддала ногой в бок.

Агнесс свернулась в комок и запричитала; да, дело серьезно. Неужели повредилась умом? Нервно выдохнув я передала поводья Пятого Юозапе. Что ж, видимо девочку придется приводить в чувство методом Гертруды. Покопавшись в седельной сумке, я достала фляжку с крепкой настойкой и, подойдя к Агнесс, с размаха пнула ее в спину, а когда та развернулась, еще добавила пару раз под дых. Серьезно повредить я бы ей не смогла, толстый поддоспешник – неплохая защита от ударов. Потом вздернула на подгибающиеся ноги и сунула фляжку в губы.

– Пей! – Агнесс невольно сделала пару глотков, подавилась, закашлялась, но в ее глазах появилось осмысленное выражение. – Ну вот и молодец! Умница.

Что-то нам слишком приходится с ней нянчиться. У меня стали закрадываться мысли, что девочка вообще не боевая сестра. Ни одна из ордена при виде мчащегося на нее всадника визжать не станет. У нас этому специально тренируют. Ладно, все потом…

Когда Агнесс самостоятельно смогла стоять на ногах, я развернулась к сестре.

– Юза, ты как? Серьезно?

– Да нет, всего на пару пальцев зацепило. Пошло как-то вскользь или арбалетик слабый и изношенный, – поморщилась та.

– Сильно кровит?

– Дотерплю.

Тем временем Гертруда поймала бесхозных лошадей, подвела к нам и сунула все еще бледной Агнесс поводья. А потом мы вместе со старшей сестрой подтащили тела нападавших и взвалили поперек седел, зацепив их же собственными поясами за луки. От вида крови и изуродованных лиц Агнесс перегнулась пополам, и ее стошнило. Но рук не разжала и коней не выпустила. Молодец! Уже что-то!

Отобрав у нее поводья, я отвела нервно вздрагивающих от запаха крови лошадей в сторону, а Гертруда, когда девочка утерлась и кое-как выпрямилась, чуть ли не волоком дотащила до ее жеребца и, спросив:

– В седло сядешь? Ну, давай! – словно пушинку закинула наверх.

Потом мы прицепили коней с убитыми братьями как заводных и направились в сторону деревьев маячивших в стороне.

– Вот что, Есфирь, – обратилась ко мне Герта. – Нам серьезно придется обо всем этом поговорить.

– Еще бы! Ой как серьезно придется. Агнесс, ты меня слышишь?

Глава 3.

Ее высокопреподобие Серафима мать настоятельница Боевого Женского Ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской поздним вечером, почти что ночью, заканчивала обход монастыря. Теперь, когда все свечи в коридорах были погашены, погрузив обитель в темноту, а сестры и послушницы, кроме часовых на стенах, разошлись по своим кельям, чтоб прочесть последнюю молитву перед сном, матушка могла спокойно уйти к себе в кабинет для размышлений.

Неспешным шагом она вошла в комнату, тихо притворила за собой дверь, и тяжело вздохнув, опустилась в любимое кресло. В распахнутое, из-за не по-осеннему теплого сентября, окно заглядывало черно-синее небо. Искорки звезд подмигивали одиноко горящей свечке, стоявшей на столе. Настоятельница еще раз глубоко вздохнула и привычным движением пальцев передвинула бусину в розарии, ей требовалось основательно подумать.

Сегодня утром был отправлен еще один пакет с письмом в другой маршальский орден. Верно ли она поступила, приказав доставить послание командору ордена его высокопреосвященству Урбану? Может – не стоило? Вдруг следовало сообщать такие вещи сразу не обоим военным орденам, а дождаться ответа от варфоломейцев? Неизвестно. В этой жизни все настолько ненадежно. Всякий власть имущий так и норовит извлечь выгоду из любой крупицы информации, стремится подсидеть вышестоящего, напакостить равному, и подгадить подчиненным… Курятник право слово!

Нет, раньше Единая Церковь была другой. На заре образования союза вера крепла в людях, и каждый церковник стремился помочь ближнему. В течение сотни лет один за другим семь государств объединились под знаменем единого исповедания. Духовенство заботилось о своей пастве. Монастыри становились центрами земледелия, ремесел, врачевания и торговли. Любой путешественник мог найти здесь приют, помощь и охрану от инаковерующих. Одни братья взяли на себя заботу о духовном состоянии мирян, другие о телесном. Для помощи в паломничестве истово верующим появились госпиталя и боевые ордена для защиты оных. Прочие оружные братья взяли на себя охрану границ и подвластных союзу территорий. Постепенно исчезли разбойничьи банды; ведь монахам нет никакой разницы, на чьей земле те творят разбой, лишь бы бесчинства прекратились. Наладилась торговля, люди безбоязненно стали пересекать границы. Идолопоклонников и многобожцев с их жертвоприношениями извели под корень: кого смогли – обратили в истинную веру, сопротивляющихся – истребили. В народе стало считаться почетным, если кто-нибудь в семье был церковным лицом или оказывался как-то связан с духовенством. Апостолат (Апостолат – проверенные миряне.) принялся жертвовать немалые суммы на нужды церкви и строительство храмов. Правители стремились привлечь как можно больше эмиссаров веры в свои государства, даря им земли под монастыри и приорства. (Приорство – земельный участок со строениями и сервами, или лендерами, состоит из нескольких комендатерий объединенных по территориальному признаку) Другие страны, видя, как хорошо живется соседям, тоже потихоньку перебрались под сень единой веры. Земли росли, территории ширились, увеличивалось благосостояние людей. Многие государи сочли излишним расточительством содержать большие армии. Зачем? Это же слишком дорого. Под боком есть добрые, отзывчивые и умелые братья, готовые, пусть и не совсем бескорыстно, бросится на врага. Так дешевле. Да и врагов становилось все меньше, ведь тех, кто не захотел присоединиться добровольно, постепенно завоевали. Ну а если тебе сосед не по нутру, но самому связываться с ним неохота, то на него можно нажаловаться Папе и пусть с ним разбираются. А чтобы дело шло быстрее и к разбирательству отнеслись с большим вниманием, следовало послать с жалобой мешочек поувесистее, да не мешочек – сундучок, еще лучше штук шесть и дарственную на земли с парой – тройкой деревень.

Территории церкви ширились и росли столь быстро, как и тяжелела ее мошна. Обленилось духовенство, разжирело. Пусть не сразу, не за один век, но привыкло к богатой жизни и не хотело ее терять. Прикажи Папа и полетит у неугодного правителя голова с плеч. Поздно стало что-либо менять, да и страшно. Жить с оглядкой гораздо привычнее и спокойнее. Вот и стали церковники всемогущими, истинно наместники Бога на этой грешной земле. Всемогущими, но уже не едиными. Принялись перетягивать одеяло друг у дружки. Из-за каждой малости всяк на себя стал тащить.

Вот и приходится в нынешние времена депеши с оглядкой посылать. А кому – решать самой, недаром настоятельница. Но не отправлять нельзя, ведь это единственное, что остается сделать в память о брате Ансельме, заплатившему своей жизнью за столь секретные сведения.

Матушка все гадала, почему его преосвященство не отправил весточки о полученном письме, почему промолчал. От подобных размышлений начинала болеть голова. Не замечая своих действий, она принялась потирать правый висок.

'Есфирь, корова пугливая! Чуть что не так, сразу замыкается. Слово клещами не вытянешь. Что же такого могло произойти у варфоломейцев, что она молчит, как в рот воды набравши. И не припугнешь ведь, еще сильней упрется. Что за натура такая! Ах, Констанс, хитрый лис, чего же ты удумал? Как некстати! И еще у Ирены такое несчастье! Бедная девочка!'

Настоятельница перекладывала кусочки разрозненной мозаики и так, и эдак, но целой картины сложить не удавалось. Окончательно сбившись с толку, она решила еще раз перечесть все депеши направленные из Нурбана, но тщетно, яснее так и не стало. В письмах не встречалась ни единого слова о надвигающейся опасности.