Николой Костомаров - Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).

• Название: Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).
• Автор: Николой Костомаров
• Жанр: История
• Год: 1994

Становление российской государственности переживало разные периоды. Один из самых замечательных — народное самоуправление, или "народоправство", в северных русских городах: Новгороде, Пскове, Вятке. Упорно сопротивлялась севернорусская республика великодержавным притязаниям московских князей, в особенности не хотелось ей расставаться со своими вековыми "вольностями". Все тогда, как и сегодня, хотели быть суверенными и независимыми: Новгород — от Москвы, Псков и Вятка — от Новгорода. Вот и воевали без конца друг с другом, и бедствовали, и терпели разорения от Литвы, Польши и Орды до тех пор, пока Иван III твердой и умелой рукой не покончил с северной вольницей и не свел русские земли в единое Московское (Российское) государство. Тяжело было северным городам расставаться со свободой, но этот исторический процесс был неизбежен, иначе великой Российской державы могло не быть. Работа Н.И. Костомарова дает строго научную и объективную картину вечевой республики, и сегодня, в период кризиса российской государственности, читается с особым интересом.

Книга воспроизводится по санкт-петербургскому изданию 1903-1906 гг. В тексте отчасти сохранены орфография и пунктуация автора.

---

Когда ссыпщики поели, попили, начались забавы молодецкие, стали молодцы между собою бороться, драться на кулаки и примерно сражаться: то были новгородские забавы; но они нередко переходили в дело серьезное, под пьяную руку. "От того боя кулачного, — говорит песня, — учинилась драка великая". Василий стал разнимать драку. Тут кто-то из мужиков по прежней злобе, а может быть, и невзначай, оплел его по уху. Тогда Василий крикнул громким голосом:

Гой еси, ты, Костя Новоторженнн,
И Лука, Моисей, дети боярские!
Уже Ваську меня бьют!

Тут бросились к нему молодцы. Вся толпа выхлынула на улицу. Пошла потеха. Мужикам достается; они кричат, ревут, а Василий видит, что ему везет счастие, разгорячился, крикнул на весь мир:

Гой еси вы, мужики новгородские!
Бьюсь с вами о велик заклад:
Напущаюсь я на весь Новгород
Битися, дратися,
Со всею дружиною хораброю;
Тако вы меня с дружиною побьете. Новым городом.
Буду вам платить дани, выходы по смерть свою.
На всякой год по три тысячи;
А буде же я вас побью —
И вы мне покоритеся.
То вам платить мне такову же дань!

Мужики новгородские смекнули, в чем дело. Василий надеется на свою дружину и думает, что его противников только и есть, что на братчине; но мужики связаны со всем Новгородом. Такого народа много найдется, что станет за них, если дело на то пойдет. У всех есть приятели. Мужики говорят ему:

Ай-же ты Васильюшка Буслаевич!
Загадываешь загадку великую:
Когда ты, Василий, удаль е.
Пойдем же драться на мостик, на Волховский,
На тою на реченьку на Волхову:
Ты со своима с дружинами хоробрыма —
А мы будем драться всем народом.

Василию нельзя было идти на попятную. И вот ударились об заклад; написали запись, приложили руки, заложили головы. В записи постановлено: "Василию идти на волховский мост. Поставить на мосту три заставы: Василий должен перейти через все заставы; если его свалят где-нибудь на мосту, заклад проигран и его тогда казнят; а если он пройдет все три заставы и собьет всех своих противников, тогда ему заплатят. Черта чрезвычайно любопытная; она открывает для нас много в старой действительности. Такие заклады, как видно, были в обычае, и этим-то, быть может, могли бы объясниться буйства в Новгороде. Историческая основа этого дела та, что тогда образовалось две удалые партии: одна Васильева, другая противная; одна под рукою знатного, богатого боярина; другая из толпы черни, молодчих людей; и держали они заклад: чья сторона одолеет в драке на мосту.

Обе стороны составили договор и подписались. Запись эта получала юридический характер. Само новгородское правительство ее признало. Матушка, узнавши, что ожидает ее сына, побежала к новгородскому князю хлопотать: нельзя ли как-нибудь приостановить спор. Но что тут может сделать князь, когда договор написан и подписан с обеих сторон? Князю оставалось только казнить Василия, когда ему противная сторона выдаст его. И князь отвечает матушке:

Тогда прощу, когда голову срублю.

Началась свалка на мосту, — правильная, законная. Храбрая дружина Буслаева одолевает. Тут противники, чтоб не проиграть окончательно заклада, побежали к матери Василия, принесли ей подарки и стали просить:

Матера вдова Амелфа Тимофеевна!
Прими у нас дороги подарочки:
Уйми свое чадо милое!

Старуха, естественно, склонна к тишине и спокойствию. Она посылает девушку-чернавушку взять Васеньку с побоища и привести к ней домой. Богатырь, от которого трясется вся улица, покоряется безропотно:

Прибежала девушка-чернавушка,
Схватила Ваську во белы руки —
Потащила к матушке-родимыя,
Притащила Ваську на широкой двор.

Покорность эта в духе тогдашних нравов и понятий. В семейном быту власть матери считалась священнее и выше власти отца. Без материнского благословения не было удачи в жизни. Рьяный, неугомонный молодец делался ниже травы, тише воды перед матерью. Тут был чистый расчет. Что же, если удалец не послушает, какая из этого ему корысть? — Материнского благословения не будет: и ему 'удачи не будет; и сила его будет не в силу. Оттого и Василий так покорно отправился вслед за де-вушкой-чернавушкой. Мать заперла его. Песня за то называет ее неразмышленной:

А и та старуха неразиышлена —
Посадила в погреба глубокие
Молода Василья Буслаева,
Затворила дверьми железными,
Запирала замки булатными.

Действительно, старуха не рассудила, поступивши так с Василием. Заклад был сделан; договор подписан. Драка не прекратится от того, что Василия нет на улице. Противники его умышленно рассчитали, что без Василия дело обратится на их сторону, а потому хитро и постарались отвлечь его от боя. Дружина осталась без атамана. Противники стали одолевать. Тогда пошла девушка-чернавушка к Волхову; и проходила она мимо побоища и видела, как одолевали мужики Васильевых побратен-ников; они подбежали к ней и стали говорить:

Гой если ты, девушка-чернавушка!
Не подай нас у дела ратного,
У того часу смертнаго.

Иначе — они просили, чтоб она освободила Василия. Но мужики-противники, завидя ее, бросились на нее:

И тут девушка-чернавушка
Бросала она ведро кленовое,
Брала коромысло кипарисово;
Коромыслом тем стала она помахмвати
По тем мужикам новгородским.

Как ни эпичен кажется этот образ героини, но он не совсем лишен исторической действительности. В новгородских женщинах была мужественность; в суде, когда дело доходило до поля, жонка с жонкою становилась на бой — дело было обычное и законное. Не мудрено, если и девушка-чернавушка из Буслаева дома богатырски отмахивалась от мужиков.

И тут девка запыхалася,
Побежала ко Василию Буслаеву:
Срывала замки булатные,
Отворяла двери железныя:
— А и спишь ли Василий или так лежишь? —
Твою дружину хорабрую
Мужики новгородские
Всех прибили, переранили.
Булавами буйны головы пробивапы.

Девушка-чернавушка освобождает сама Василия. Но может быть, и матушка тогда не противилась; матушка должна же была одуматься и рассудить, что если Васильеву дружину победят, то доберутся до ее дома и тогда придется ее сынку плохо. Как бы то ни было, Василий, освобожденный из заключения, бросается стремглав; — не попал — говорит песня — палицы железной; попалась ему ось тележная — обычный образ для означения храбрости героя, который так силен и ловок, что и с таким плохим оружием может творить чудеса! Выскочил Василий, и не достиг еще моста, где дружина его, изнемогая, отдавала бока свои под мужичьи кулаки и палки... Вдруг пред ним явление — старчище-пилигримище; на плечах у него трехсотпудовый колокол [95]. То его крестовый батюшка. Был он, как видно, когда-то и сам молодец-богатырь, а теперь уже удалился от мира и уединился в Кириллов монастырь. Мужики упросили его явиться посреди свалки и остановить Василия: они думали, что Василий, увидя пред собой крестного отца и притом отшельника, посовестится ударить его. Он кричит ему:

А стой, ты, Васька, не попархивай,
Молодой глуздырь не полетывай!
Из Волхова воды не выпнтн.
Во Новеграде людей не выбити!
Есть молодцов сопротив тебя.
Стоим мы, молодцы, не хвастаем!

Пилигримище дает знать, что сторону врагов его примет целый Новгород, что ему не сладить с большою толпою; он его предупреждает не раздражать Новгорода. Василий отвечает ему:

Ай же ты, мой крестовый батюшка!
Тебя ли чорт несет во той поры
На своего на любимаго крестннчка?
А у нас-то ведь дело деется:
Головами, батюшка, играемся!
А и бился я о велик заклад
Со мужики новогородскими,
Опричь почестнаго монастыря,
Опричь тебя, старца пилигримища;
Во задор войду — тебя убью!

Это не только крестный отец, это — олицетворение церковного начала. Это эпическое изображение тех владык, отшельников-угодников, которые не раз усмиряли волнение толпы своим словом и своим достоинством. Самое название пилигримище подходит к такому объяснению. Пилигрим-паломник, странствователь по святым местам, был в старину лицо, исключительно принадлежавшее Церкви, как монах: паломники были в большом уважении в Новегороде. Странствовать по святым местам было до того обычно, что пастырям приходилось говорить против злоупотреблений таких благочестивых путешествий. Очень естественно, что народное творчество изображало обыкновенно в истории новгородских смут явление духовного посредничества в образе старца паломника. Василий, говоря, что он держал заклад опричь честного монастыря и старца пилигримища, ясно дает знать, что он под этими двумя приведенными образами разумеет Церковь. Монастыри и паломники пользовались во всеобщем мнении изъятием от земных дел и житейских треволнений; их минуют страсти и к ним не смеют прикоснуться земные договоры. "Что тебе за дело, — как бы хочет сказать паломнику Василий: — мы до тебя не касаемся; мы людей церковных не трогаем; не трогай же и нас грешных; мы вас, церковников, уважаем и в наших спорах вас минуем; да и вы не подвертывайтесь нам под руку".