Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

• Название: Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

В последнем романе английского писателя Э. Бульвер-Литтона (1803–1873 гг.) "Кенелм Чиллингли" сочетаются романтика и критический реализм.

Это история молодого человека середины XIX столетия: мыслящего, благородного, сознающего свое бессилие и душевно терзающегося. А. М. Горький видел в герое этого романа человека, в высшей степени симптоматичного для своей эпохи.

---

Тут девушка склонила непокрытую голову над соломенной шляпой, ее косы, упали справа и слева, и она сказала своей пленнице несколько ласковых слов. Потом опять подняла голову и, осматриваясь вокруг, вдруг остановилась и воскликнула:

— Как это люди могут жить в городах! Как они могут говорить, что им скучно в деревне! взгляните, — продолжала она с серьезным и задумчивым видом, — на эту высокую сосну с длинной ветвью, нависшей над водой. Вы видите — налетит ветерок и изменит ее тень, а тень изменяет игру солнечного света на водах ручья?

Кивайте вершинами, сосны![184]
Весь лес пусть восславит творца!

Какой же обмен музыкой должен существовать между природой и поэтом!

Кенелм был поражен. Она — невинный младенец? У этой девушки нет ума, который следовало бы развить? В ее присутствии он не мог быть циником, не мог называть природу механизмом, как в разговоре с мужчиной. Он возражал ей серьезно.

— Творец, — промолвил Кенелм, — одарил вселенную языком, но немногие сердца могут понять его. Блаженны те, для которых это не чуждый язык, постигнутый несовершенно, ценой большого труда, но свой родной язык, бессознательно воспринятый из уст великой матери. Для них крылья бабочки могут легко возносить в небо душу феи!

Слушая его, Лили повернулась и в первый раз внимательно заглянула в его темные и кроткие глаза. Инстинктивно она положила свою легкую руку на его плечо и тихо сказала:

— Говорите, говорите, мне нравится вас слушать.

Но Кенелму не пришлось продолжать. Они дошли до садовой калитки коттеджа миссис Камерон. Брэфилд и миссис Кэмерон остановились и подождали их, затем все вместе вошли в дом.

Коттедж был длинный и низкий, без всяких притязаний на изысканность архитектуры — и тем не менее крайне живописный. Сад, большой, но соразмерный величине дома, с цветниками, в которых с необыкновенным вкусом были подобраны оттенки, полого спускался к травянистому берегу ручья. Здесь ручей расширялся наподобие озерка, сомкнутого шлюзами, откуда с тихим журчанием низвергались маленькие водопады. На берегу стояла простая скамья, полузакрытая развесистыми ветвями огромной ивы.

Интерьер дома гармонировал с его внешним видом. Это был настоящий коттедж, но все комнаты отличались изяществом убранства. Даже небольшой вестибюль был расписан в духе помпейских фресок.

— Пойдемте, и сейчас вы увидите жилище моих бабочек, — шепнула Лили.

Кенелм последовал за ней через открывавшуюся в сад стеклянную дверь. В конце небольшой оранжереи находилось убежище необыкновенных любимиц Лили. Клетка была величиной с небольшую комнату. Три стороны ее были из мелкой проволочной сетки, с занавесками из кисеи или другой легкой материи. Изнутри и снаружи стенки были покрыты тонкими ползучими растениями; посредине маленькая цистерна, из которой бил сверкающий маленький фонтан. Лили осторожно приподняла стеклянную дверцу и, проскользнув внутрь, затворила ее за собой. При ее появлении пришло в движение множество пестрых крылышек. Одни бабочки летали вокруг нее, другие, посмелее, садились ей на волосы или на платье. Не попусту хвалилась она, подумал Кенелм, что некоторые из этих созданий узнают ее. Она выпустила из шляпы "марокканского султана", и он бесстрашно покружил около нее, а потом исчез в листве ползучих растений. Лили подняла дверцу и вышла.

— Я слыхал о философе, который приручил осу, — сказал Кенелм, — но никогда еще не слыхал о молодой леди, которая сделала бы бабочек ручными.

— Да, — с гордостью ответила Лили. — Я думаю, что первой сделала такую попытку. Едва ли я решилась бы на этот опыт, если бы знала, что другие до меня уже достигли успеха. Как бы то ни было, и мой успех неполный. Но ничего: если они даже и не любят меня, зато я их люблю.

Они вернулись в гостиную.

— Хорошо ли вы знакомы со здешними местами, мистер Чиллингли? спросила миссис Камерон.

— Совсем их не знаю, но вижу, что они более тяготеют к сельской местности, чем те, которые находятся вдали от Лондона.

— В этом и состоит счастье многих графств, окружающих Лондон, — сказал мистер Брэфилд, — они избавлены от дыма и шума фабричных городов, да и земледельческая наука не уничтожила наших чудесных живых изгородей. Тропинки здесь точно так же обрамлены вьюнками и жимолостью, как это было, когда Исаак Уолтон[185] проходил по ним, отправляясь удить рыбу в нашем ручье.

— Разве предание говорит, что он удил в этом ручье? Я думал, что Уолтон отправлялся на прогулки совсем в другую сторону от Лондона.

— Очень возможно. Я не изучал ни трудов Уолтона, ни его искусства, но здесь, вон за тем шлюзом, есть старая беседка, где вырезано его имя. Но его ли, чужою ли рукой это сделано, кто может сказать? Миссис Кэмерон, давно ли у вас был мистер Мелвилл?

— Несколько месяцев назад.

— В нынешнем году у него блистательный успех. Можно сказать, что его таланты наконец признаны светом. Я намеревался купить его картину, но не успел вовремя — меня опередил один житель Манчестера.

— Кто этот мистер Мелвилл? Ваш родственник? — шепотом спросил Кенелм у Лили.

— Родственник? Право, не знаю. Впрочем, должно быть, так, потому что он мой опекун. Но если б он был мне самым близким родственником, я и тогда не могла бы любить его больше, чем теперь, — пылко воскликнула Лили. Румянец вспыхнул на ее щеках, и на глазах навернулись слезы.

— Так он живописец? — спросил Кенелм.

— О да! Никому не написать таких чудесных картин, и никто не может быть умнее и добрее его.

Кенелм старался припомнить, не слыхал ли он когда-либо имени художника Мелвилла, но напрасно. Впрочем, Кенелм был мало знаком с художниками, они не находились в поле его зрения, и он смиренно признавался самому себе, что в мире могло быть много выдающихся художников, чьи имена и произведения оставались ему неизвестны.

Он бросил взгляд на стены. Лили поняла этот взгляд.

— Тут нет его картин, — сказала она, — но в моей комнате есть одна. Я покажу вам ее, когда вы в другой раз придете к нам.

— А теперь, — сказал Брэфилд, поднимаясь, — мне надо поговорить с вашим садовником и отправляться домой. Мистер Чиллингли, мы здесь обедаем раньше, чем в Лондоне.

Когда мужчины простились и вышли в вестибюль, Лили последовала за ними и сказала Кенелму:

— Вы зайдете завтра, чтобы посмотреть картину?

Кенелм отвел взгляд и ответил, изменяя своей обычной вежливости, коротко и отрывисто:

— Боюсь, что завтра мне не удастся прийти. Когда взойдет солнце, я буду уже далеко.

Лили ничего не ответила, но тотчас отвернулась и ушла в гостиную.

Мистер Брэфилд застал садовника за поливкой цветов, потолковал с ним о фиалках и потом подошел к Кенелму, который ждал его в нескольких шагах за калиткой.

— Прелестный уголок, — сказал Брэфилд чуть-чуть свысока и как бы с состраданием, как и приличествовало хозяину Брэфилдвила. — По-моему, только несколько странный.

— Да, пожалуй, — рассеянно ответил Кенелм.

— Так всегда бывает с домами, которые постепенно достраивают. Я слыхал от покойной матери, что, когда Мелвилл или миссис Камерон купили его, он был немногим лучше простой крестьянской хижины и с небольшим участком при нем. Года через два или три была пристроена комната и прикуплена еще земля для сада, и, таким образом, мало-помалу возникло здание, в лучшей части которого живет теперь семья. Старый коттедж служит помещением для кухни и прачечной, а вся земля, как вы сами видите, превращена в сад. Но делается ли это на деньги Мелвилла или тетки, не могу сказать. Думаю, что скорее за счет тетки. Я не вижу, что может интересовать Мелвилла в этих местах. Он редко и бывает здесь. По-видимому, это не его домашний очаг.

— Итак, мистер Мелвилл — художник и, судя по тому, что я слышал от вас, пользуется успехом.

— Насколько я знаю, до нынешнего года он не имел большого успеха. Но, вероятно, вы видели его картины на выставке?

— Стыдно признаться, но я на ней не был.

— Вы удивляете меня. Во всяком случае, Мелвилл выставил три картины. Все три очень хороши, но та, которую я хотел купить, произвела большее впечатление, чем другие. Она разом вывела его из неизвестности и доставила славу.

— Он, кажется, родственник мисс Мордонт, но такой дальний, что она даже не могла сказать, на какую, собственно, степень родства он имеет право.

— И я знаю не больше того. Он ее опекун — это все, что известно. Родство если и существует, то, как вы говорите, должно быть очень дальнее, потому что Мелвилл простого происхождения, тогда как миссис Кэмерон, судя по всему, настоящая аристократка, а Лили Мордонт — дочь ее сестры. Я слышал от матери, что Мелвилл еще очень молодым человеком купил коттедж, быть может, на деньги миссис Кэмерон. Он сказал, что это для вдовы, оставшейся после мужа с небольшими средствами. А когда миссис Кэмерон приехала сюда с Лили, тогда еще ребенком, она была в глубоком трауре, а сама — еще молодая женщина и притом очень миловидная. Если бы Мелвилл приезжал сюда чаще, конечно, не обошлось бы без сплетен, но он появляется очень редко и всегда останавливается в коттедже Кромвель-лодж, по ту сторону ручья. Он почти всегда привозит с собой товарища, какого-нибудь молодого художника, желающего половить рыбу. Таким образом, к злословию нет повода, и вся жизнь бедной миссис Кэмерон совершенно безупречна. Моя мать, проживавшая тогда в Брэфилдвиле, так привязалась к Лили и ее тетке, что, когда коттедж мало-помалу превратился в приличное жилище, где можно было принимать гостей, стала бывать там. По ее примеру немногочисленное местное общество тоже посещало миссис Кэмерон, и все оказывали ей большое внимание. Теперь она принята в здешнем обществе, и ее очень любят.