Юрий Самсонов - Путешествие за семь порогов

• Название: Путешествие за семь порогов
• Автор: Юрий Самсонов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1969

Это очень увлекательная история одного мальчика Гриньки, его собаки Карата, это путешествие-приключение. Писатель не столько выдумывает, сколько рассказывает о хорошо известной ему жизни в Братске (хотя название города и заменено на Светлогорск).

---

Бригада вернулась на стан в воскресенье утром. У входа в палатку увидели кровавый след. Бригадир лежал на полу в луже крови. Лицо повёрнуто набок, белее свечи. Подумали, мёртвый. Но оказалось, живой, хотя и раненый, а ещё и обмороженный. Рана была страшная: будто ломик вонзили в грудь повыше сердца. Пенициллину всыпали в неё сколько было, погнали машину за врачом. Врач вынул из груди Андрея Коробкина смятую медвежью пулю: та ударила в металлическую пуговицу бушлата, и это его спасло. Вывезти Андрея было нельзя. Больше недели хирург прожил в зимовье и в конце концов отвёл от него смерть.

Ребята из бригады ходили по следам, но только зря натоптали. Несколько дней шарил по тайге милиционер, но и он ничего не узнал. Выяснили кое-что только после того, как Андрей Петрович пришёл в себя.

В ту субботу он бродил до темноты. Возвращаясь к зимовью, присел отдохнуть на пенёк. Кусты и деревья колюче сверкали куржаком под луной. Андрею почудилось, будто по его следу, краем болота, движется какая-то тень. Он вгляделся, но не поверил глазам, пока не услышал хруст снега под лыжами. Кто бы это мог быть? Лэповский? Охотник? Андрей встал и пошёл навстречу. Стало слышно хрипловатое дыхание идущего.

— Здравствуйте, — осторожно сказал Андрей. — Откуда пришли?

Человек вскрикнул, и только снежная пыль завихрилась за лыжами: кинулся прочь. Андрей вдогонку: кто такой, почему удирает?

Пришелец оказался хорошим ходоком. Хотя Андрей шёл по готовой лыжне, гонка продолжалась долго. По всем приметам, просека была уже близка. Незнакомец понемногу сдавал, Андрей настигал беглеца. В полосе лунного света он разглядел шапку с поднятыми ушами, приклад ружья над плечом, потом всё это снова ушло в тень.

— Стой! — закричал Андрей, ворвавшись в полосу света, и за скрипом собственных лыж не расслышал, что скрип чужих затих: беглец остановился.

Незнакомый голос ответил из тени:

— Сам стой: на мушке держу тебя.

— Ты кто такой?

— А ты кто?

— Коробкин, бригадир.

— Не ошибся, значит. Повезло!

Из темноты навстречу вырвался пучок огня, Андрей повалился, но сил ещё хватило стянуть с плеча ружьё и выстрелить в темноту. Оттуда не ответили. И только тогда Андрей рухнул головой в снег.

Очнулся он от мороза. На нём не было часов, карманы вывернуты, но всё же он был жив и кое-как добрался до палатки.

Участковый точно установил, что здешние мужики ни при чём. Они тут все на виду. И неизвестно, откуда пришёл и куда скрылся преступник…

4

Ребята пили чай. Гринька вздрогнул, когда кто-то потрогал его за плечо. Он обернулся и увидел медведя, который протягивал лапу и боязливо косился на ворчащего Карата.

— Сахару просит!

Гринька сунул сахар между распяленными чёрными когтями, медведь упрятал его в пасть, зажмурился, захрумкал и протянул лапу.

Карат опять зарычал. Медведь заморгал, подобрал лапу, но не ушёл: уж очень хотелось сахару.

— Ай-яй-яй, Ромка, как не стыдно! — рассмеялся носатый парень. — Попрошайка, нахал!

Медведь стыдливо уставился в пол, а Люська не выдержала и швырнула на пол целую горсть — и Ромке и Карату, так что на этот раз захрумкали оба зверя, вполне освоившись друг с другом.

— Ну что ж, ребята, нам на работу пора, — сказал Гетманов, поднимаясь. (Игорь Гетманов — хозяин медведя.) — А вы тут отдохните. Пока мошкары нет, тут лучше всякого курорта.

— Мы на рыбалку пойдём, — сказал Гринька, выискивая глазами что-нибудь из вещей отца: Карат понюхает и сразу возьмёт след.

— Ну, как знаете, а только лучше на месте посидеть. Вообще-то бригадир просил со стана не отлучаться.

— А если ненадолго?

— Да вам-то можно, я думаю.

Однако для отвода глаз ребята ещё повертелись на просеке. Тем более, что стоило поглядеть на медведя Ромку, который сидел в одной кабине с Игорем. Они пробивали просеку. Подняв нож, их бульдозер наезжал на сосну, та вздрагивала вся, от комля до вершины, и медленно клонилась, и падала, вывернутая с корнем. Ромка торжествующе ревел. Игорь лупил его по спине кулаком и смеялся.

Рядом работал второй бульдозер. Бородачи строили зимовье для жилья и склад и мастерили тракторные сани. От нечего делать ребята принялись им помогать, но Гринька не столько работал, сколько поглядывал, не идёт ли отец.

Карат вертелся в ногах у ребят. Вдруг он схватил Гриньку за штанину и потянул.

— Отстань!

Пёс отскочил, повизгивая, полаял, отбежал на несколько шагов, вернулся и снова схватил Гриньку за штанину. Шерсть на его загривке стояла бугром. Гринька толкнул Серёгу в бок:

— Гляди-ка!

Но Серёга уже и сам заметил, что пёс ведёт себя необычно. Они оставили всё и пошли за ним. Карат привёл их к задней стене палатки, остановился с таким видом, будто хотел спросить: «Поняли?» Трава здесь была истоптана, и на брезенте палатки темнел ножевой надрез. Судя по краям, надрез был свежий, и сквозь дыру можно было видеть всё, что делается внутри. Кто ж его сделал?

А Карат уже снова бежал, бежал от палатки, то и дело оборачиваясь: звал ребят за собой.

5

Большое болото. Заколдованное царство, лягушачий и птичий рай. Редкие дни не стоит туман над лесистой вершиной островка, упрятанного в самой середине болота. Странно думать, что на него не ступала человеческая нога.

Правда, говорят, в давние времена Малое болото и Большое были озёрами, но они постепенно заросли, измельчали, образовалась сплошная дремучая трясина. И теперь люди знают только их кочковатые окраины. Чуть сверни с привычной дорожки — и увидишь среди кочек, торчащих из маслянистой чёрной воды, маленькое озерцо с прозрачной желтоватой водой. Что в нём? Откуда оно? Ты первый его увидел — из всех людей на земле? А то вдруг увидишь: несколько кочек срослись в одну, из них, как копья, торчат травинки. Больше ничего. Проходишь и невзначай замечаешь краем глаза то, чего не увидел, глядя в упор: на самом виду лежит гнездо, а в нём маленькие, ещё горячие, в чёрную крапинку яички. Гнездо гагары. И сама она тут как тут. Вьётся над тобой, ругается на птичьем языке: уходи, уходи! Уходишь и вот уже видишь впереди весёлую лужайку, такую яркую, зелёную — не наглядишься. Но не приближайся к ней — это ловушка. Под слоем дёрна таится пучина липкой глинистой жижи. Наступишь, провалишься — схватит и потянет вниз, в глубину, медленно и беззвучно. И не выкарабкаться, не спастись.

Накануне того дня, когда ребята прибыли в Загуляй, из тайги к Пёсьей голове вышли трое. Они постояли над картой, изучая линии на синьке, посовещались и пошли к болоту, заросшему камышом.

Вскоре им попалась первая вешка. Прутик торчал из кочки, сгнивший, чуть заметный, но оставить его здесь могла только человеческая рука. А поодаль от неё уже виднелась вторая вешка. Значит, направление взято без ошибки.

Пёсья голова осталась позади — ржавая, покрытая трещинами скала, похожая на голову лайки с надломленным ухом. Шли, пригнувшись и не наступая на кочки, чтобы не оставлять следов. В воздухе зудело комарьё. Шедший впереди часто останавливался и ждал, пока молча не подходили остальные двое. А остров всё ещё был далеко…

И вот наконец остров. Берега его, густо оплетённые тальником, напоминают огромную корзину. Исцарапанные, разгорячённые люди стоят на твёрдой земле. Егор Коробкин, Андрей Коробкин и Топорков.

Здесь всё другое, не похожее ни на болото, ни на тайгу. Другой даже воздух. Трава по колено. Пышно, по-летнему, зеленеет березник. Егор Матвеевич шарит рукой в траве, выдёргивает длинный коленчатый стебелёк.

— Рожь. Самосейка. На пашне стоим!

И точно. По чередованию борозд, по мягкости почвы видно, что когда-то по этой земле ходил плуг. С тех пор брошенная пашня успела зарасти берёзами, кустами, разной травой, в которой ещё попадались стебли одичалой ржи.

А вот и другая тайна острова. Возле пня, ставшего муравейником, торчат из травы ветхие сани. Между оглоблями белеют лошадиные кости.

Ступая след в след, добрались до расщелины, пересекающей холм. Среди мшистых диабазовых скал — сумрачно. Над камнями на дне поднимается пар. Должно быть, тут протекал тёплый ручей. И нет ничьих следов на скользких глыбах, на влажной глине.

И вдруг из-за выступа расщелины — изба. Большая, из толстых брёвен, с провалившейся крышей, заросшей кустарником. Изба смотрит четырьмя окнами, стёкла в них целы, хотя рамы и покривились. Над крыльцом темнеет открытая дверь.

Егор Матвеевич скинул дождевик и ватник. С ружьём наготове зверовато скользнул в чернеющий проём. Несколько мгновений прошло в тишине, звякнуло распахнутое прикладом окно. В окне показалось обмётанное рыжей щетиной лицо Егора Матвеевича.

— Заходите.

Уже без опаски миновали сени и вошли на кухню. Здесь пахло плесенью и мышами. В большой русской печи — пыльные горшки и чугуны. На стенах — сёдла, уздечки, хомуты и огрызки ремённой упряжи, в углу — ржавые лопаты и топоры.