Газета День Литературы - Газета День Литературы # 75 (2002 11)

• Название: Газета День Литературы # 75 (2002 11)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Станислав Куняев, как не многие из нас несут в себе вектор русской страсти, русской бесконечности, русского страдания и русской победы. За эти перестроечные годы мы все устали, все одряхлели, мы уже далеко не отроки, седые утомленные витязи. Иногда возникает печаль, уныние оттого, что приходят мысли, вдруг этот вектор победы остановится навсегда, вдруг это острие сломается и застынет в наших немощных угасающих телах. Но минуты печали именно благодаря таким, как Станислав Куняев: проходят, сменяются другим ощущением. То тяжелое копье русской победы, которое летит из глубокой древности в настоящее, а потом уже и в наше грядущее, в нашу русскую бесконечность, находит и на нашем отрезке времени таких воинов, как Станислав Куняев. И он поднимает это копье и устремляет в даль времени. Это копье подхватят уже другие молодые руки. И на древке этого копья русской победы вырезаны имена тех, кому оно попадало в руки. Там среди русских мыслителей и художников есть и Хомяков, и Данилевский, и Леонтьев, и Блок… На этом древке охотничьим ножом вырезано грубо и резко: Станислав Куняев…

Александр Андрюшкин “РАСА ГОСУДАРСТВЕННИКОВ” И ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

Сразу оговорюсь (хотя, возможно, это излишне), что научного понятия "расы государственников" не существует, как нет и единого мнения о преемстве человеческой истории. Для Китая или Японии какие-нибудь споры на тему "Шумер или Египет", "Вавилон или Ассирия" должны казаться диковатыми, потому что для Китая или Японии несомненно, что носительницей высшей государственнической мудрости является раса, именуемая нами монголоидной.

Но для нас, тех, кто живет в радиусе действия Библии, с преемственностью истории, в общем, все ясно. "Господство переходит от народа к народу" — гласит "Книга Иисуса, сына Сирахова", которая в некоторых христианских традициях (правда, не в православной) включалась в состав канонических книг Библии. Народы эти, отбиравшие друг у друга власть, тоже хорошо нам известны. Вавилон и Ассирия — вот, пожалуй, те два государства (кстати, созданные семитскими народами), с которых, согласно Библии, началась единая человеческая история. Египет в эту цепочку не входит, так как он, после того как был завоеван ассирийцами, дальше почти автоматически становился объектом, управляемым каждым новым мировым лидером — персами, греками и так далее.

История Ассирии во времена Мандельштама была уже известна так хорошо, что он мог позволить себе строчку "ассирийские крылья стрекоз". Тут, в общем-то, не ассирийцы показаны нам через известное (стрекозу), но едва ли не наоборот — стрекоза через ассирийцев. Опубликованный в 1925 году том "Кембриджской древней истории" излагал хронику недолго просуществовавшей ассирийской империи с точностью до года. С Вавилоном посложнее: он древнее Ассирии, и образованный современник Мандельштама должен был знать то, что вавилоняне говорили на семитском наречии, но вот то, что Вавилон собственную культуру создал не на пустом месте, но захватил достижения той, что была в Междуречье до него, а именно — несемитской шумерской культуры,— это во времена Мандельштама еще не было точно известно, так как соответствующие открытия были, в основном, сделаны непосредственно до и сразу после второй мировой войны.

Как бы то ни было, но Мандельштам на пример Вавилона, как и Ассирии, опирается неоднократно. Именно поэтому я сейчас позволю себе кратко суммировать то, что еще не было известно Мандельштаму. Как о влиятельнейшем исследователе Древнего мира заявил о себе в середине XX века американец Сэмюэл Крамер, археолог, историк и нееврей. Его емкая книжка "История начинается в Шумере" (русский перевод: М., 1965) перечисляет основные черты государства, на определенном историческом отрезке возглавляющего мировую историю. Тем самым даются и особенности граждан этого государства, того народа, чей язык и цвет кожи в следующую эпоху может быть совсем не тем, что в предыдущую, но который связан с ушедшим временем нитью памяти, — а это главное. Этот народ я условно и называю "расой государственников".

Итак, у шумеров уже была развитая школьная система с долгими годами учения и разделением на "гуманитарное" и "точное" направления. Да, школьники и студенты учились, используя не книги или компьютеры, а глиняные таблички, но учились они лет по десять, а за это время не может не сформироваться предпочтение знания якобы живой, а на деле — животной жизни; в этом предпочтении состоит одно из существенных отличий "расы государственников" от "расы конспираторов и бунтарей", — последние это те самые, кого сегодня мы называем евреями. Но школа это, конечно, лишь начало. Государство шумеров уже умело использовать не только военный набег, но и "войну нервов": известно покорение одного из соседних народов почти исключительно силой авторитета верховной богини шумеров. С этим связано понятие "большой сети" (угроза: "да накинет на тебя Нингирсу большую сеть"). Возможно, с этим связано и многобожие народа-государственника — позднее оно было неявно восстановлено греками в виде Троицы и пантеона святых. Соответственно, сугубое единобожие мы должны признать характеристикой все той же "расы конспираторов и бунтарей". Далее Крамер отмечает у шумеров довольно сложную политическую систему и даже зачатки двухпалатного парламента. Гильгамеш, царь Урука, хотел сопротивляться напавшему на шумеров агрессору; сенат был против; тогда царь созвал своеобразную "нижнюю палату" — сход воинов, которые и проголосовали за сопротивление.

Шумеры уже имели и развитое законодательство, по времени, естественно, предшествующее законам семитского царя Хаммурапи. Как пишет С.Крамер, "до 1947 г. древнейшим сводом законов считался кодекс законов Хаммурапи, прославленного вавилонского царя, вступившего на трон около 1750 г. до н.э.... В 1947 г. был обнаружен свод законов, изданный царем Липит-Иштаром на 150 с лишним лет раньше Хаммурапи". (С. Крамер. Указ, соч., с. 63)

Здесь я должен отметить, что, когда я определяю вавилонян как семитов, я вовсе не имею в виду их принадлежность к "расе конспираторов и бунтарей". Нет; завоевав "государство Шумера и Аккада" (государство — мировой лидер того времени), семиты-вавилоняне сами стали государственниками. Семиты-вавилоняне и семиты-ассирийцы были родственны с иудеями в силу этнического происхождения, т.е. лишь формально, на деле же они представляли собой две расы, отличные друг от друга как день и ночь.

Отличие представителя "расы государственников" от представителя "расы конспираторов и бунтарей" колоссально, пусть даже оба человека говорят порой на одном и том же, родном для обоих из них языке.

Данный краткий исторический экскурс был совершенно необходим для того, чтобы правильнее понять ошибки и трагедию Мандельштама, к которому я сейчас и возвращаюсь.

Мандельштам во многих стихах, и особенно в прозе, описывал свой, быть может, главный душевный конфликт: между государственным порядком и "хаосом иудейским". "Шум времени" практически весь об этом, не только соответствующие главки, такие как "Ребяческий империализм" или "Хаос иудейский".

Однако меня могут спросить: о каком, собственно, конфликте я говорю? Разве Мандельштам не стоит целиком и полностью на иудейской точке зрения и разве он не вводит тему государства главным образом для того, чтобы в конце концов отказаться от ее раскрытия, сделав вывод о ее якобы малозначимости?

Да, все так, и в том же самом "Шуме времени" совершенно по-разному описаны первые впечатления мальчика в синагоге и его же наблюдения за имперской жизнью Петербурга. Первые даны торжественно-приподнято, вторые — насмешливо-холодно. "Синагога с коническими своими шапками и луковичными сферами, как пышная чужая смоковница, теряется среди убогих строений". Чувствуете, читатель, стилистическое мастерство? Одни "луковичные сферы" чего стоят! А то, что "пышная" среди "убогих строений", — так чего же еще вы ожидали?

Появления же русского императора описаны следующим образом: "Проездами" тогда назывались уличные путешествия царя и его семьи. Я хорошо навострился распознавать эти штуки. Как-нибудь?( Вообще-то надо бы "где-нибудь" — А.А.) у Аничкова, как усатые рыжие тараканы, выползали дворцовые пристава: "Ничего особенного, господа. Проходите, пожалуйста, честью просят..." Но уже дворники деревянными совками рассыпали желтый песок, но усы околоточных были нафабрены и, как горох, по Караванной или по Конюшенной была рассыпана полиция.

Меня забавляло удручать полицейских расспросами — кто и когда поедет, чего они никогда не смели сказать. Нужно признать, что промельк гербовой кареты с золотыми птичками на фонарях или английских санок с рысаками в сетке всегда меня разочаровывал. Тем не менее, игра в проезд представлялась мне довольно забавной".