Ефим Черняк - Вековые конфликты

• Название: Вековые конфликты
• Автор: Ефим Черняк
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 5-7133-0116-8

Раскрываются исторические корни важнейшей проблемы нашего времени - война или мирные отношения между различными государствами и народами. Предпринята попытка рассмотреть эту проблему на материале всемирной истории. Анализ ведется на примерах столкновения Древнего Рима и раннего христианства, Византии и Арабского халифата, средневековых папства и империи; на примерах войн, участниками которых выступали турецкие янычары и германские ландскнехты, британские пираты и испанские инквизиторы, а в новейшее время - силы реакции и национального и социального освобождения. Убедительно показано, что борьба различных социальных систем с использованием военно-силовых методов ставила препятствия на пути общественного прогресса, но не меняла неотвратимого хода истории. В этом полемическая заостренность новой книги известного советского историка.

---

За спиной Равальяка

До заключения Вервенского мирного договора Испании с Францией в 1598 году и мирного договора с Англией в 1604 году контрреформация действовала открыто (в том числе и открыто заявляла о своем участии в тайной войне). Всеми имевшимися в ее распоряжении средствами она старалась помешать выходу Франции из векового конфликта, добиться вовлечения Англии в католический лагерь. После мирных договоров откровенное прокламирование этих целей стало невозможным, а к их достижению приходилось стремиться только методами тайной войны.

Генриху IV приписывают слова о том, что он не верит в три вещи: в невинность Елизаветы I, именовавшейся «королевой-девственницей», в полководческие таланты эрцгерцога Альберта, правителя испанских Нидерландов, и в то, что преемник короля Филиппа II - Филипп III - является добрым католиком. Действия главных сил контрреформации стали приобретать характер уклончивой неопределенности. Наиболее крайний лагерь - Габсбурги, папство, иезуитский орден - по-прежнему ставил непосредственной целью устранение Генриха IV, свержение Якова I, вступившего в 1603 году после смерти Елизаветы I на английский престол. А может быть, контрреформация примирилась, хотя бы временно, с создавшейся реальностью (известны даже ее намерения наладить какие-то формы сотрудничества с французским и английским дворами), но и не оставляя совсем планов продолжения конфликта в других частях Европы, и прежде всего в Германии.

Историки так и не дали однозначного ответа на этот вопрос. Причем не только потому, что либеральные и протестантские авторы прошлого века были пристрастны, несправедливы к католическому лагерю. И не потому, что клерикальные, особенно иезуитские, исследователи обшарили архивы Мадрида, Рима, Брюсселя и Вены, пытаясь доказать голубиную чистоту намерений габсбургских держав и римского престола, точнее, их голубиное миролюбие. Дело во внутренней двусмысленности самой политики этих держав, в ее многоликое™, связанной с воздействием противоречивых импульсов. Поэтому официальная дипломатия расходилась с дипломатией тайной, да и цели последней оказывались часто неясными и расплывчатыми. Одновременно в контригру противников католического лагеря входило порой намеренное приписывание ему самых агрессивных намерений (которые в любом случае было бы невыгодно раскрыть).

В числе сил, не признававших даже временных перерывов в борьбе, были иезуиты. И не случайно уже с 80-х годов прочно вошли в арсенал «Общества Иисуса» политические убийства. В мае 1582 года агент иезуитов Жан Хаурегви совершил неудачное покушение на Вильгельма Оранского. 10 июля 1584 г. другой агент иезуитов - Бальтазар Жерар - смертельно ранил лидера нидерландских повстанцев. В 1595 году воспитанник иезуитов Питер Панне собирался убить сына Вильгельма принца Мориса Оранского, который принял командование нидерландскими войсками (иезуитский агент был схвачен еще до того, как приступил к выполнению своего замысла). Это лишь отдельные примеры тактики ордена, пытавшегося также организовывать подобные покушения на Елизавету и на других государственных деятелей разных стран.

Пожалуй, наиболее показательным было отношение иезуитов к Генриху IV. Папа, как уже отмечалось, довольно скоро признал его, и сам Филипп II вынужден был сделать то же в 1598 году. Иезуиты должны были последовать примеру римского престола, но только внешне. Их не устраивали в Генрихе прежде всего не его очевидная религиозная индифферентность и даже не провозглашение им в Нантском эдикте 1598 года принципа веротерпимости. Иезуиты не могли допустить выхода Франции из векового конфликта, ее возвращения на путь борьбы против испанских и австрийских Габсбургов, что ранее, в первой половине XVI века, - по мнению «Общества Иисуса» - не дало возможности удушить Реформацию в колыбели. Временно пойти на мир с Генрихом IV могли Габсбурги, но не иезуиты. Орден нередко выступал большим поборником интересов Габсбургов, чем сами правительства Мадрида и Вены. А пребывание Генриха IV на французском престоле было несовместимо с целями иезуитов. Много или мало уступок получили бывшие гугенотские соратники Беарнца - не в этом дело. Главное заключалось в том, что при Генрихе IV Франция не просто исключалась из участников католического лагеря, она заведомо находилась в рядах его противников - вне зависимости от того, подкреплялось это или нет какими-либо договорами с протестантскими государствами. Поэтому иезуитские покушения на Генриха - не просто следствие католического фанатизма, как представлялось некоторым либеральным историкам. Это не было и плодом печального недоразумения, запоздалым отзвуком недавно окончившихся гражданских войн, как это изображали некоторые католические историки, пытавшиеся оправдать роль иезуитов в борьбе против «великого короля», имя которого в XIX веке стало знаменем французских роялистов. Речь шла не о религиозных войнах во Франции, являвшихся уже прошедшим этапом векового конфликта, а о его предстоящей третьей стадии, которую упорно, несмотря на все зигзаги в своей политической линии, готовило «Общество Иисуса».

Не менее 19 раз совершались покушения на жизнь Генриха IV. В него метили направляемые иезуитами кинжал и пуля. 27 декабря 1595 г. к королю, принимавшему придворных, подбежал какой-то неизвестный и попытался сразить ударом ножа в грудь. Убийца промахнулся - Генрих как раз в эту минуту наклонился, лезвие скользнуло по лицу и вышибло королю зуб. Покушавшийся Жан Шатель был орудием иезуитов - отцов Гиньяра и Гере. Гиньяра казнили, а иезуитов выгнали из Франции. Но через восемь лет, в 1604 году, Генрих вернул их во Францию и даже сделал одного из членов ордена - отца Коттона - своим духовником. Это лишь внешне примирило иезуитов с королем. Кому-кому, а им было отлично известно, что одновременно с переговорами о династических браках между Бурбонами и Габсбургами Генрих мобилизовывал все силы для противодействия мадридскому и венскому дворам - Англию, швейцарцев, немецких протестантских князей и голландских «мятежников». Если в какой-то момент орден и испытывал колебание - стоит ли продолжать с полной силой борьбу против бывшего еретика, занявшего французский престол, - то испанская политика, напротив, активизировалась. Испанский губернатор Милана граф Фуентес продолжал плести сети новых заговоров против Генриха IV. Он заявил в 1602 году агенту руководителя одного из таких заговоров маршала Бирона: «Первое дело - убить короля. Надо устроить это так, чтобы уничтожить всякие следы соучастия».

14 мая 1610 г., когда Генрих ехал в экипаже по узкой парижской улице, на подножку кареты вскочил коренастый мужчина и несколькими ударами кинжала смертельно ранил короля. Это был католический фанатик из Ангулема - города, сильно пострадавшего во время гражданских войн. Некоторые действия Жана-Франсуа Равальяка (так звали убийцу) напоминали поступки одержимого. Этот богатырского вида, тупой и мрачный детина с рыжей шевелюрой все время находился во власти религиозной экзальтации, был уверен в своей миссии осуществить божественное правосудие. Во время нередких галлюцинаций ему слышались трубные звуки, взывавшие к мести. Он жадно внимал проповедям, осуждавшим королевскую милость, оказываемую гугенотам; поглощал сочинения ли-геров, объявлявшие святым делом убийство антихриста на троне. Вероятно, к Равальяку приглядывались заранее, понимая, что придурковатый малый может послужить отличным орудием в умелых руках. Теперь же, после покушения, судьям очень не хотелось искать соучастников убийцы. Равальяк даже на эшафоте твердил, что не имел сообщников, но это доказывает лишь то, что он сам верил, будто действовал в одиночку.

Неизвестно было, куда мог привести розыск. К бывшей фаворитке короля маркизе Верней? К могущественному герцогу д'Эпернону? К супруге короля Марии Медичи, ставшей теперь регентшей при малолетнем сыне - будущем Людовике XIII, или к ее любимцам - супругам Кончини? Короля пыталась предупредить некая Жаклин я'Эскоман, служившая у одной придворной дамы- любовницы герцога д'Эпернона. Ей помешал в этом иезуит отец Коттон. Впоследствии д'Эскоман утверждала, что Ра-вальяк был связан с д'Эперноном и маркизой Верней, о нем знали и супруги Кончини. Пьер дю Жарден, именуемый капитаном Лагардом, бывший соучастник заговора маршала Бирона, утверждал, что Равальяк был агентом «испанского и иезуитского заговора», ставившего целью убийство Генриха IV. Хотя показания Жаклин д'Эскоман и капитана Лагарда могут оспариваться, многое говорит за то что за спиной Равальяка действительно маячили фигуры могущественных лиц, разными нитями связанных с Испанией и «Обществом Иисуса» .

Остался без ответа вопрос, откуда Равальяк точно знал день когда можно было нанести удар - конечно, после коронования Марии Медичи. Покушение немыслимо было совершить ни 15 мая во время охоты, ни 16 мая, когда было назначено торжественное вступление королевы в столицу, ни 17 мая, когда была назначена свадьба одного из виднейших представителей знати, ни 18 мая, когда должны были состояться празднества по этому случаю. Во все эти дни король был бы недосягаем в окружении своей охраны и придворных. А 19 мая он должен был уехать в армию, сконцентрированную на рубежах Франции Оставался только один возможный для покушения день _ 14 мая. И Равальяк не пропустил его. Равальяк проговорился, что он знал д'Эпернона, губернатора его родного города; что он ожидал коронования королевы, прежде чем совершить покушение; что его уверили в желании народа избавиться от Генриха IV; что он помимо исповеди спрашивал еще и совета нескольких священников относительно убийства короля. (Эти беседы, кстати, священники не были обязаны держать в секрете, как тайну исповеди.) О том, что Шарлотта дю Тилле, хозяйка д'Эскоман, знала Равальяка и несколько раз давала ему денег на жизнь, известно благодаря донесениям венецианских разведчиков2.