Виктор Виткович - Круги жизни

• Название: Круги жизни
• Автор: Виктор Виткович
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Виктор Виткович (1908–1983) — автор нескольких книг и сценариев фильмов "Насреддин в Бухаре", "Волшебная лампа Аладдина", «Авиценна», "Сампо" и др. В своей последней книге он вспоминает о своем беспризорном детстве, описывает встречи с известными поэтами и режиссерами (Есенин, Маяковский, Мандельштам, Протазанов, Довженко и т. д.), рассказывает об интересных обычаях и преданиях народов Средней Азии, где ему довелось много путешествовать.

---

— … Пойми, я и сам не хочу рубить ему голову. Но как я могу его не казнить? Я отослал его в Змеиные пески, он вернулся. Без головы он уже не сможет вернуться!

— А если я сделаю так, что он уйдет и не вернется никогда?

— Как так?

— А так…

И, наклонившись к отцу, Шасенем стала объяснять как.

19

В этом мире к сладости примешана горечь, за днем следует ночь, за пиршеством — горе, за радостью — печаль, за богатством — бедность, за дружбой — вражда. Когда ясаулы выпустили Гариба из темницы, он прибежал в сад и крикнул: «Сенем!»

Шасенем вышла к нему:

— Здравствуй, Гариб. Хорошо, что тебя выпустили. А теперь уезжай.

Гариб сказал:

— Меня не страшит ничего, пока ты любишь меня. Шасенем опустила голову:

— Гариб! Я должна сказать тебе правду. Видишь, я спокойна, и глаза мои уже не в слезах, Я тебя не люблю.

— Не говори так со мной, — улыбнулся Гариб. — Смотрю я на твое прекрасное лицо, Сенем, и нет у меня иного желания, как умереть, любуясь тобой.

— Я на самом деле тебя не люблю! Гариб удивился:

— Твое сердце не может чувствовать того, что говорит твой язык. Не верю тебе!

— Я отрезала тебя от своего сердца. Гариб вскочил:

— Сенем! Не шути со мной!

— Мои глаза теперь глядят на тебя как на доску!

— Что ты говоришь! Что ты говоришь! — Гариб потряс кулаками, не веря и не находя себе места.

— Не стучись напрасно в эту дверь, она из холодного железа, — сказала Шасенем.

Гариб обхватил руками ее голову, посмотрел ей в глаза, отшатнулся:

— Вот какова твоя верность. Меня жалеют камни, но не жалеет твое сердце.

— Это все праздные разговоры, — сказала Шасенем. — Ступай отсюда! Я запру за тобой ворота.

Гариб разорвал свой ворот:

— Зачем, зачем я остался тем же, а ты уже не та! И, подняв с земли свой саз, быстро пошел к воротам.

— Гариб… — окликнула его Шасенем, он обернулся, все еще надеясь на чудо. Она спросила: — Куда ты направишься? В какую сторону? В какой город?

Гариб сказал:

— У бродяги тысяча одна дверь! — И выскочил в ворота.

— Гариб! — крикнула Шасенем и тоже побежала к воротам.

Она выглянула, но Гариб уже скрылся среди базарных лавок.

И Шасенем начала молитву:

О милосердный боже мой,
Молю о помощи Гарибу!
О жаворонок голубой,
Молю о помощи Гарибу!
У снежных гор предел земной…
Ходжа-Ахмед, учитель мой,
Ты с золотою кочергой, —
Молю о помощи Гарибу!..

20

Судьба так затягивает узел, что его не развязать и тысяче мудрецов. Это было не первое, не второе, а третье или даже четвертое утро после того, как Шасенем рассталась с Гарибом. Шавелед сидел возле речки, что катила мутные воды среди песков, и делал вид, что не замечает Гариба, идущего по караванной тропе.

Гариб подошел:

— Шавелед?!

Шавелед подпрыгнул, словно его укололи шилом снизу, потом вскочил, будто за ним гонится тигр, потом замер, вглядываясь — кого это я вижу перед собой? — потом завопил: «Гариб» — и бросился к нему:

— Сам аллах послал мне тебя!

— Что случилось?

— Не спрашивай! — вздохнул Шавелед. — Шах Ахмад узнал, что я от его имени повелел ясаулам тебя выпустить. И…

— Это сделал ты, Шавелед?!

— … И шах так разгневался, что приказал лишить меня жизни. Я бежал. И уже четвертое утро в пути…

— Куда же ты?

— Еще час назад я знал. А теперь… Я не умею плавать…

— Иди за мной! — сказал Гариб, засучил штаны и вошел в речку.

Подойдя к воде, Шавелед остановился, умоляюще сложил руки:

— Гариб! Найди брод, а я подожду. Вот тебе палка. И сними-ка лучше одежду…

Гариб скинул верхнее платье, бросил его на песок, положил сверху свой саз, взял у Шавеледа палку и вошел в речку. Он брел, пробуя палкой дно. Становилось все глубже, уже вода по пояс, по грудь, по шею… но вот стало мельче:

— Брод! — сказал Гариб.

Он обернулся и увидел… Из-за песчаных барханов на конях вынеслись шахские ясаулы, с гиканьем подлетели к Шавеледу. Тот кинулся в сторону:

— Спасайся! Гариб!

Ясаулы догнали Шавеледа, схватили его, перекинули через холку коня. Потом подняли с земли одежду Гариба, его саз и унеслись, исчезнув среди барханов песка. Гариб из речки растерянно смотрел вслед.

21

Среди кибиток Диарбекира суетились старая Абадан — мать Гариба и сестра его, смуглая Гюль-Джамаль: им помогали соседки снимать с верблюда и крыть циновками деревянный остов кибитки.

Раздался топот копыт, подскакал Шавелед, соскочил с коня, бросил на землю одежду Гариба и саз и сказал:

— Твой сын утонул, вот его одежда…

Старая Абадан посмотрела на Шавеледа и упала на одежды сына. Из всех кибиток Диарбекира выбежали женщины и мужчины. Мать Гариба, распустив седые волосы, царапала себе лицо:

— О если бы вместо него умерла я!

Толпа расступилась перед Шасенем: простоволосая, она прибежала, когда Шавелед кончал свой рассказ:

— … И он крикнул так, что в небе замерли птицы, и скрылся под водой!

Сидя перед одеждой сына, мать Гариба била себя по коленям и причитала:

— Погас светильник жизни! Погиб мой Гариб!.. Увидав Шасенем, Шавелед подтвердил:

— Стрела небытия избрала мишенью его душу.

— Не верю тебе! — сказала Шасенем.

— Пусть конь наступит на мои глаза копытом, если я говорю неправду!

— Не верю тебе! — повторила Шасенем. — Где Гариб?!

— Утонул! Вот его одежда и саз…

— Все равно не верю. Гариб жив!

Шасенем наступала на Шавеледа, он пятился, Шасенем преследовала его:

— Где Гариб?! Отвечай!

Вокруг стоял народ, Шавелед криво усмехнулся:

— Постыдись… Дочь шаха… А говоришь такие слова…

22

— Дочь дома, а поступки ее наружу, — негодовала шахиня. — Она опозорила нас перед народом!

— Что же делать? — спросил шах.

— Отдать замуж, — сказала шахиня. — Надо выбить дурь из ее головы. Ей скоро шестнадцать, а она отвергает всех женихов. Если так пойдет дальше, у шаха не будет внука, и наше царство рассыплется в прах.

— Но Гариб умер, — сказал шах. — Весь народ — от семи до семидесяти — оплакивает его.

Шахиня сказала:

— Если бы Гариб стал вашим зятем, все — от семи до семидесяти — задрали бы носы. А теперь, когда Гариб все равно умер, Шасенем можно отдать за человека шахского рода.

— За кого?

— Хотя бы за сына моего брата, за Шавеледа.

— Это тот, который…

— То было раньше, — сказала шахиня. — А теперь он охотится на джейранов как тигр и как лев.

23

О злобный рок! Неужели он и нашу еду сделает горькой? Шасенем и ее подружки вошли в тронный зал.

— Дитя мое, — сказал шах. — Я позвал тебя сообщить нечто важное. Тебе скоро шестнадцать, а у нас до сих пор нет внука. Мы обдумали это и решили отдать тебя в жены Шавеледу.

Шасенем помолчала, потом, не глядя на Шавеледа, сказала:

— Если он хочет жениться на мне, согласна. Но пусть свадьба моя будет не раньше, чем через семь месяцев: в первую пятницу после осеннего праздника.

Шавелед поклонился:

— Я раб желаний прекрасной Шасенем.

Когда Шасенем и подружки вышли из Золотой крепости, Гюль-Нагаль сказала:

— Я бы тоже не стала держать клятву, данную бедному сироте.

— Ты меня не поняла, Гюль-Нагаль. Если Гариб жив, мы за семь месяцев разыщем его. Ты поможешь мне, ты одна, которой я могу довериться.

— А если он умер?

— Если Гариб умер, тогда и я в день моей свадьбы умру.

24

Сказано суфиями: «Кто о любви не болтает, тот недостоин блаженства любви». Торгуя в своей лавчонке в городе Халап-Ширване, Эзбер-ходжа болтал без умолку:

— Моя Гюль-Нагаль была такая красавица, что ей завидовали роза и жасмин… Два дирхема! Спасибо. Заходите еще… Брови у нее гладкие, как птичье перо, кожа, как сливки, нежная и ароматная, и вся красотой своей она была подобна четырнадцатидневной луне…

В лавчонке толпились халап-ширванские жители и их жены, закутанные в покрывала. Они рассматривали украшения и одежды, которыми торговал Эзбер-ходжа, и не без удовольствия слушали его болтовню.

— Если бы моя Гюль-Нагаль открыла лицо, от ее красоты люди обезумели бы… За кольцо — полдирхема, за жемчужину на кольце — пять, всего шесть дирхемов… А стан моей Гюль-Нагаль так тонок, что его можно продеть в это кольцо… Очень, очень хорошо на пальце. Носите на здоровье!

Какой-то человек просунул в лавку голову:

— Эй, Эзбер! Возле главного купола какой-то странник поет стихи о любви, да такие, что вся торговля остановилась.

Жены потянули своих мужей за рукава. Не успел Эзбер-ходжа мигнуть, как его лавчонка опустела. Эзбер-ходжа закрыл циновкой дверь своей лавки и вышел на базар.