Айн Рэнд - Источник. Книга 2

• Название: Источник. Книга 2
• Автор: Айн Рэнд
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-7198-0130-8

На протяжении нескольких десятилетий этот роман остается в списке бестселлеров мира и для миллионов читателей стал классикой. Главный герой романа, Говард Рорк, ведет борьбу с обществом за свое личное право на творчество. Фанатичная косность окружающих вынуждает его предпринимать экстраординарные действия. И совсем необычна связь Рорка с влюбленной в него женщиной, которая впоследствии становится женой его злейшего врага. Через перипетии судеб героев и увлекательный сюжет автор проводит главную идею книги — ЭГО является источником прогресса человечества. Идея непривычная для России; тем интереснее будет широкому кругу читателей познакомиться с героями, которые утверждают ее своей жизнью.

Части 3 - 4.

---

— В космическом смысле нет, — подтвердил Ланселот Клоуки.

— И все же ты бездарь.

— Не повторяй. Я первый сказал.

— Это великая пьеса, — произнес чей-то голос — медленно, устало и в нос. Голос звучал в этот вечер впервые, и все повернулись к Жюлю Фауглеру. Один карикатурист нарисовал его знаменитый портрет — две соприкасающиеся окружности — маленькая и большая, большая была животом, маленькая — нижней губой. На нем был великолепно сшитый костюм, цветом напоминавший, как он говорил, merde d'oie — гусиное дерьмо. Руки его постоянно скрывали перчатки, он всегда ходил с тростью. Жюль Фауглер был знаменитым театральным критиком.

Фауглер протянул к камину трость, подцепил рукопись и подтащил по полу к своим ногам. Он не поднял рукопись, но повторил, глядя на нее:

— Это великая пьеса.

— Почему? — спросил Ланселот Клоуки.

— Потому что я так сказал, — ответил Жюль Фауглер.

— Это шутка, Жюль? — спросила Лойс Кук.

— Я никогда не шучу, — ответил Жюль Фауглер, — это вульгарно.

— Пошлите мне пару билетов на премьеру, — скривился Ланселот Клоуки.

— Восемь восемьдесят за два места, — сказал Жюль Фауглер.

— Это будет гвоздь сезона.

Жюль Фауглер повернулся и увидел, что на него смотрит Тухи. Тухи улыбнулся, его улыбка не была легкой и беспечной. Это был одобрительный комментарий, признак того, что Тухи считал разговор серьезным. Фауглер посмотрел на остальных, взгляд его был презрителен, но смягчился, остановившись на Тухи.

— Отчего бы вам не войти в Совет американских писателей, Жюль? — спросил Тухи.

— Я индивидуалист, — сказал Фауглер. — Я не верю в организации. И кроме того, разве это необходимо?

— Нет, совершенно не обязательно, — ответил Тухи весело. — Не для вас, Жюль. Нет ничего, чему я могу вас научить.

— Что мне в вас нравится, Эллсворт, так это то, что вам ничего не надо объяснять.

— Черт возьми, зачем здесь что-то объяснять? Ведь мы шестеро одного поля ягоды.

— Пятеро, — заметил Фауглер. — Мне не нравится Гэс Уэбб.

— Почему? — спросил Гэс. Он не был оскорблен.

— Потому что он не моет уши, — ответил Фауглер, как будто его спросил кто-то другой.

— А, — протянул Гэс.

Айк встал и уставился на Фауглера, не совсем уверенный.

— Вам нравится моя пьеса, мистер Фауглер? — наконец спросил он тихим голосом.

— Я не сказал, что она мне нравится, — холодно отвечал Фауглер. — Я считаю, что она смердит. Именно поэтому она великая.

— О! — рассмеялся Айк. Казалось, он успокоился. Его взгляд прошелся по лицам присутствующих, взгляд скрытого торжества.

— Да, — подтвердил Фауглер, — мой подход к критике тот же, что и ваш подход к творчеству. Наши побуждения одинаковы.

— Вы прекрасный парень, Жюль.

— Мистер Фауглер, с вашего разрешения.

— Вы прекрасный парень, превосходнейший мерзавец, мистер Фауглер.

Фауглер перевернул страницы рукописи концом своей трости.

— Вы слишком сильно бьете по клавишам, Айк, — сказал он.

— Черт возьми, я же не стенографистка. Я творческая личность.

— Вы сможете позволить себе взять секретаршу после открытия сезона. Я считаю себя обязанным похвалить пьесу — хотя бы для того, чтобы пресечь дальнейшее издевательство над пишущей машинкой. Пишущая машинка — прекрасный инструмент, не следует над ней издеваться.

— Хорошо, Жюль, — сказал Ланселот Клоуки. — Все это очень остроумно, вы великолепны, как и все, кто выбился, но почему все-таки вы намерены хвалить это дерьмо?

— Потому что это, как вы выразились, дерьмо.

— Ты не логичен, Ланс, — возразил Айк. — В космическом смысле. Написать хорошую пьесу, пьесу, которую хвалят, — ерунда. Это любой может. Любой, у кого есть талант, а талант лишь продукт

деятельности желез. Но написать дерьмовую пьесу и хвалить ее — что ж, попробуй сделать лучше.

— Он сделал, — подсказал Тухи.

— Это зависит от мнения, — вставил Ланселот Клоуки. Он опрокинул пустой бокал и высасывал из него остатки льда.

— Айк понимает ситуацию лучше, чем вы, Ланс, — сказал Жюль Фауглер. — В своей небольшой речи он только что доказал, что он подлинный философ, и как философ оказался лучше, чем его пьеса.

— Свою следующую пьесу я напишу об этом, — пообещал Айк.

— Айк изложил свое мнение, — продолжал Фауглер. — Теперь рассмотрим мою позицию, если желаете. Разве похвалить хорошую пьесу — заслуга для критика? Никоим образом. Критик в этом случае не более чем осыпанный похвалами мальчик на побегушках между автором и публикой. На что мне это все? Осточертело. Я вправе предложить людям самого себя как личность. Иначе я впаду в тоску — а мне это не нравится. Но если критик способен поднять на щит совершенно никчемную пьесу — вы видите разницу! Таким образом, я сделаю гвоздем сезона… Как называется ваша пьеса, Айк?

— «Не твое собачье дело», — подсказал Айк.

— В каком это смысле? — Она так называется.

— А, понимаю. Я сделаю «Не твое собачье дело» гвоздем сезона.

Лойс Кук громко расхохоталась.

— Как много шума из ничего, — заявил Гэс Уэбб, лежа на спине с заложенными за голову руками.

— А теперь, Ланс, если хотите, рассмотрим ваш случай, — продолжил Фауглер. — Что получает корреспондент, передающий новости о жизни планеты? Публика читает о международных событиях, а вы счастливы, если заметят вашу подпись внизу. Но ведь вы ничуть не хуже какого-нибудь генерала, адмирала или посла. Вы имеете право заставить людей задуматься о вас самих. И вы поступаете очень мудро. Вы пишете кучу всякой чепухи — да, чепухи, но эта чепуха морально оправдана. Толковая книга. Вселенские катастрофы как фон для вашей дурной натуры. Как Ланселот Клоуки наклюкался во время международной конференции. С какими красотками он спал во время вторжения. Как он схватил понос во время всеобщего голода. А почему бы и нет, Ланс? Ведь номер прошел, не так ли? Эллсворт его протащил.

— Публике нравится читать о человеческих слабостях и пристрастиях, — сказал Ланселот Клоуки, сердито уставясь в стакан.

— Кончай трепаться, Ланс! — воскликнула Лойс Кук. — Перед кем ты притворяешься? Ты прекрасно знаешь, что дело не в человеческих слабостях, а в Эллсворте Тухи.

— Я помню, чем я обязан Тухи, — вяло парировал Клоуки. — Эллсворт мой лучший друг. Но и он не сделал бы этого, не будь в его распоряжении хорошего материала.

Восемь месяцев назад Ланселот Клоуки стоял перед Эллсвортом Тухи с рукописью в руках, как теперь Айк перед Фауглером, и не верил своим ушам, когда Тухи сказал, что его книга возглавит список бестселлеров. И когда было продано двести тысяч экземпляров, Клоуки навсегда утратил способность к реальной оценке.

— Как-никак успех на книжном рынке «Доблестного камня в мочевом пузыре» — свершившийся факт, — безмятежно констатировала Лойс Кук, — хоть это и чушь несусветная. Уж я-то знаю. Но факт есть факт.

— Этот факт мне дорого стоил, — мимоходом вставил Тухи. — Я чуть не потерял работу.

— Лойс, почему ты зажимаешь выпивку? — сердито отреагировал Клоуки. — Бережешь себе на ванну, что ли?

— Не возникай, алкаш, — сказала Лойс Кук, лениво поднимаясь.

Она пересекла комнату, шаркая ногами, подобрала чей-то недопитый стакан, выпила остатки и вышла. Вскоре она вернулась с дюжиной дорогих бутылок. Клоуки и Айк поспешили к ним приложиться.

— Думаю, ты несправедлива к Лансу, Лойс, — сказал Тухи. — Почему он не может написать свою биографию?

— Потому что так, как он, и жить не стоит, не то что писать об этом.

— Именно поэтому я и сделал книгу бестселлером.

— Что-то ты разоткровенничался.

— Всякому овощу свое время.

Рядом было много удобных кресел, но Тухи предпочел расположиться на полу. Он перекатился на живот, приподнялся на локтях и с видимым удовольствием переносил тяжесть тела с одного локтя на другой, разбросав ноги по ковру. Раскованность позы явно была ему по душе.

— Да, хочется поделиться. В следующем месяце я хочу опубликовать автобиографию зубного врача из маленького городка, человека поистине замечательного тем, что ни в его жизни, ни в его книге нет ничего интересного. Аойс, книга должна тебе понравиться. Представь себе самого заурядного обывателя, который раскрывает свою душу так, словно несет откровение.

— Маленький человек, — с нежностью произнес Айк. — Я люблю этот тип. Мы должны любить маленьких людей, населяющих эту планету.

— Вставь это в свою следующую пьесу, — сказал Тухи.

— Не могу, — ответил Айк. — Уже вставил.

— К чему вы клоните, Эллсворт? — не успокаивался Клоуки.

— Все очень просто, Ланс. Когда факт, что некто есть не более чем пустое место и ничего более выдающегося не сделал, кроме как ел, спал и точил лясы с соседями, становится предметом гордости, изучения и всеобщего внимания со стороны миллионов читателей, тогда факт, что некто построил собор, перестает быть интересным и уже не заслуживает места в сознании людей. Это проблема относительного масштаба явлений. Допустимый предел максимального разброса двух сопоставимых фактов ограничен. Слуховое восприятие муравья не рассчитано на гром.