Маша Царева - Жизнь на каблуках

• Название: Жизнь на каблуках
• Автор: Маша Царева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40864-1

Москва ошибок не прощает. Главная героиня романа «Жизнь на каблуках» приехала в город в драной шубе и с пятьюдесятью долларами в кармане. Получила работу в танцевальном коллективе и ввязалась в многолетний болезненный роман с женатым мужчиной. Единственное, в чем не может разобраться Варя, – делают ли все эти обстоятельства ее счастливой или в мечтах о самостоятельной жизни в Москве ей все-таки виделось нечто большее?

---

Она едва ли отличит тангенс от котангенса. Зато Наташка умеет: филигранно сворачивать косячки (одно по-обезьяньи ловкое движение ухоженных пальчиков – и кусочек папиросной бумаги и горстка сушеной конопли превращаются в тугой joint); проникнуть в модный ночной клуб, с гордым видом минуя фейсконтроль; выдавать сумку из кожзаменителя за эксклюзивную продукцию от «Луи Виттон»; копировать «лунную походку» Майкла Джексона; «развести» заинтересовавшегося ее юными прелестями мужчину на покупку куртки из стриженой норки, а потом вытаращить на него голубые глаза и возмущенно заявить: «Подняться ко мне на кофе?! Да за кого вы меня принимаете? Я девушка приличная и не принимаю у себя ночных гостей… И вообще, мне пятнадцать лет, могу паспорт показать!»; не влюбляться в мужчин, с которыми спит.

По-моему, не такой уж плохой багаж для пятнадцати лет. А тангенс с котангенсом – да кому они, если разобраться, нужны!

Воскресенье, девять часов утра. Все нормальные люди (включая мою соседку по квартире Зинаиду) сладко спят. Ну в крайнем случае бессмысленно смотрят какую-нибудь благостную телепередачу или дремлют над чашечкой ароматного кофе.

Я же выхожу из дома и сажусь в трамвай. Наш новый хореограф, женщина по имени Стася, ни с того ни с сего решила собрать нас на спонтанную репетицию. Она, видите ли, придумала новое пластическое оформление для песни Федоркина «Твой двойной оргазм».

Не знаю уж, где Токарев ее откопал. Сама Стася отрекомендовалась как лучший балетмейстер города, много лет по контракту работавший в Париже. Но по некоторым дошедшим до нас слухам, Стася десять лет танцевала стриптиз в каком-то третьесортном парижском кабаре. Кувыркалась на скользком от чужого пота шесте. А теперь туда же – большой начальницей себя возомнила.

Я приезжаю в танцкласс с опозданием на пятнадцать минут. И туг же попадаю в лапы по-утреннему злобной, непроспавшейся Стаси, физиономия которой без мейк-апа выглядит несвежей. Вот что косметика делает с женщиной. Еще вчера вечером наш хореограф была похожа на томную фарфоровую статуэтку – глаза подведены, щечки румяные, как у купеческой дочки. А сегодня ее кожа тусклая и желтая, как поношенный лыжный ботинок.

– Из-за таких неорганизованных людей, как ты, мы теряем кучу денег! – принялась с ходу возмущаться гарпия. – Знаешь, сколько стоит аренда танцевального зала? Ты опоздала на репетицию, и зал простаивает!

Прежде чем ответить, я мысленно досчитала до пятнадцати. Очень действенный прием, если не хочешь невзначай сорваться на хамство.

– Стася, мы же все равно никогда вовремя не начинаем. Чего ты кипятишься?

– Ты принесла костюм? – В ее голосе звучит металл.

– Зачем? Я репетирую в трико.

– Ты должна была заехать за костюмом! – повысила голос вредная бабенка. – Танцевать в трико и кринолине – совершенно разные вещи.

– Не понимаю, кто придумал эти кринолины, – беззлобно ворчу я, – старомодно и вульгарно.

– А твое дело не думать, а танцевать. Вообще рада должна быть, что такую бездарь здесь держат.

Это было уже откровенным хамством, но я решила пропустить и эти слова мимо ушей. Кто виноват, что карьера и личная жизнь самой Стаси не сложились? Вот и срывает она накопившуюся злость на тех, перед кем все еще маячит возможное счастье. Кто знает, не остервенею ли я сама, если ничего-ничего не добьюсь.

Я прошла мимо Стаси в раздевалку и, не обращая на нее внимания, стянула через голову свитер. Она и не подумала отвернуться. Более того, я не могла не заметить, с каким алчным любопытством уставилась она на мою грудь. Хотя у профессиональных стриптизерок, наверное, так принято.

– Позавчера в «Метелице» вы с Наташкой танцевали так, будто предварительно объелись димедрола, – никак не могла успокоиться она, – движения заторможенные, никакого огня, никакой страсти.

– Стася, помилуй, вечер пятницы. Какая страсть, если это был третий концерт подряд?

– И вообще, лично тебе я объявляю выговор за опоздание, – с интонацией командира пионерского отряда сказала Стася. Да еще и ножкой топнула, обутой в каблукастый сапожок от «Вичини».

Детские ужимки смотрелись жалковато на контрасте с ее немного опухшей от издержек сладкой жизни физиономией.

Чем больше я наблюдаю за Стасей, тем больше начинаю бояться старости. Это не панический страх, а скорее легкая хандра в смутном ожидании неизбежного, которое наступит пусть не скоро, но со стопроцентной вероятностью. Иногда я подолгу смотрю в зеркало на свое лицо, придирчиво выискивая намечающиеся симптомы зрелости – тонкие морщинки под глазами, которые появляются, когда я улыбаюсь; упрямая складка между бровями – когда я думаю, непроизвольно начинаю хмуриться.

Я кажусь себе красивой. Я умею смотреть на свое отражение сквозь все эти морщинки и прыщи. Интересно, а сама я пойму, что состарилась? Или буду, как Стася, отчаянно штурмовать надвигающийся климактерический возраст мини-юбочками пионерского фасона и ногтями, раскрашенными в кислотно-розовый цвет?

Надеюсь, моя старость будет достойной.

А вообще, когда я начинаю углубляться в эти мрачные мысли, на помощь как спасатель в оптимистично-оранжевом комбинезоне приходит мысль о пластических операциях, круговых подтяжках лица и волшебных клиниках-жиротопильнях, из которых клиенты выходят помолодевшими на десять лет.

– Слышала, что я сказала? – бесновалась Стася.

– Да слышала, слышала. Хочешь сказать, что все остальные уже в сборе?

– Ты первая, – пришлось признаться ей.

…Как водится, репетицию задержали почти на полтора часа. И больше всех почему-то досталось мне, несмотря на то что я пришла первой. Это был определенно не мой день. Наташка ворвалась в зал, когда часы уже показывали половину одиннадцатого. На ее щеках алел раздражающе свежий румянец. Такой бывает только у пятнадцатилетних.

Ненавижу пятнадцатилетних. Из-за них мне приходится вставать раньше, чтобы как следует подрумянить щеки.

– У меня была сумасшедшая ночь, – пробасила Наташка, оправдываясь. У нее был потрясающий голос, необыкновенно низкий – и от природы, и от безостановочного курения. Курила она с тринадцати лет.

Стася лишь недовольно фыркнула. Интересно, почему она с таким азартом взялась ненавидеть именно меня, а к Наташке относится спокойно? За гораздо более весомое опоздание Натка удостоилась лишь снисходительного кивка пегой Стасиной башки, тогда как мне досталось по полной программе. Странно. Если ей и есть смысл кого ненавидеть, так это именно Наташку. Наташка все время лезет вперед. А я почему-то не верю ни в волшебные Золушкины метаморфозы, ни в спонтанное везение.

Мы с Наташкой начинаем разминаться. У нее то и дело верещит мобильный, и Натка отходит от станка, чтобы басовито сообщить очередному «солнышку», «зайчику» или «кисуле» о своем местоположении в данный момент и планах на вечер. В конце концов Стася не выдерживает и просит ее отключить мобильный.

К полудню в зале появляется заспанный Федоркин в фиолетовом джинсовом комбинезоне. Наташка, хихикнув, сообщает, что в таком одеянии он похож на Телепузика. Вилли в ответ заявляет, что Наташка дура, из чего мы делаем вывод, что он оби-делся.

– Ладно, хватит трепаться, встали в ряд, – хлопает в ладоши Стася. – Девочки, вы появляетесь на сцене первыми. Сцена в дыму, ваши силуэты еле различимы. Обратите больше внимания на руки… Ната, я сказала обрати внимание, а не размахивай ими, как Дэцл! Варя, откинь голову назад, надо сыграть на твоих волосах… Так, дым рассеивается, и на сцене появляется Вилли!

– Как Афродита из пены морской, – вякнула Наташка.

Федоркин выступил вперед, по-идиотски виляя задом. Есть люди, у которых координация движений непоправимо нарушена, и наш Вилли как раз из их числа. По-моему, ему вообще танцевать противопоказано. Топтался бы себе возле микрофона. Но Олег Токарев считает, что настоящий артист должен «выкладываться на все сто». «Иначе никто не поверит, что он поет от сердца, – говорил Токарев, – публика любит певцов, по лицу которых стекает пот. Голоса которых хрипят от напряжения!»

И никто не посмел возразить ему, что на самом деле публика любит не потливых и хрипящих исполнителей, а певцов, которые просто умеют петь в отличие от нашего Вилли.

– Стоп!!! – Стася орет-надрывается. – Все сначала!

Мы репетируем четыре с половиной часа. Больше всех достается мне. То Стасе не нравится, как я закидываю ногу на узенькое плечо Федоркина, то мой зад кажется ей малоподвижным. Пока она заставляет меня вновь и вновь тренировать знакомые движения, Наташка флегматично курит в форточку, а Вилли ест суши деревянными палочками, которые он принес с собой в пластиковой коробке.

Через четыре часа такой экзекуции злость моя готова вырваться наружу, как лава из неспокойного вулкана, и огненным тайфуном пронестись по танцевальному залу. Мне хочется ладонью звонко ударить зарвавшуюся Стасю по щеке. Мне хочется резко порвать на ее отвисшей груди свитер от «Дольче и Габбана» турецкого разлива. Хочется разбежаться и толкнуть ее так, чтобы костлявой спиной она разбила зеркало на стене.