Андрей Бондаренко - Метель

• Название: Метель
• Автор: Андрей Бондаренко
• Жанр: Детективная фантастика

В последние годы в России издано много романов о так называемых «попаданцах». То есть о наших современниках, попавших – волею судеб – в далекое прошлое и не имеющих при этом под рукой Машины Времени, чтобы вернуться назад. Но, может быть, есть и другие сценарии пребывания наших современников в прошлом? Может быть, «попаданцы» все-таки могут вернуться назад, ничего в этом прошлом не изменив? А если они возвращаются, то, собственно, с какими трофеями?

---

Руки у Дениса оказались на удивление ловкими и мягкими. Он тщательно промыл ожог бесцветной жидкостью, которая очень неприятно и болезненно щипалась, потом промокнул куском чистой ткани, фарфоровым шпателем наложил на рану тёмно-коричневую, слегка пованивающую болотом мазь из стеклянной баночки, и, в завершении мероприятия, умело обмотал Петькину толстую шею широкой льняной полосой.

– Неплохо получилось, совсем неплохо…. Гусар, он всё должен уметь! – с законной гордостью подытожил Давыдов. – Оставь, дружище, благодарности при себе. Сочтёмся потом, при случае…. Всё, направляемся в Жабино!

– С холма поедем прямо через поле? – спросил Пётр, намеренно демонстрируя свои глубокие познания в местной географии. – Сперва доберёмся до Жадрино, а после свернём на Жабино?

– Как это – через поле? – удивился новый (старый?) приятель. – Нет, через поле нам не проехать. Там всё снегом занесено, а под ним полно пеньков и крупных валунов, лошади враз сломают ноги. Да и бесполезное – по своей сути – это действо: дорога, на которой сейчас стоит наша повозка, выводит к Жабино напрямую…. Ладно, хватит молоть языками. Рассаживаемся!

В кожаном возке – досчатом изнутри – имелось всего одно крохотное квадратное окошко: примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Причём, его двойные стёкла не мылись, очевидно, уже несколько месяцев кряду, поэтому в возке царил таинственный, тёмно-фиолетовый полумрак. Только в правом заднем углу мерцали алым и малиновым – через щели между дверцей и корпусом – угли в маленькой дорожной печурке.

– Пошли, родимые, благословясь! – раздался хриплый басок кучера Антипки, чуть слышно щёлкнул кнут, лошади лениво тронулись с места, нежно и задумчиво зазвенели бубенцы…

Сразу же – к радости Петра – стало ясно, что вести подробные и вдумчивые разговоры в возке совершенно невозможно. Дорога, по которой они ехали, была откровенно неровной и кочковатой, кроме того, на ней лежал четырёх-пяти сантиметровый слой свежевыпавшего снега. Поэтому повозку нещадно мотало на извилинах-поворотах и высоко подбрасывало на ухабах и выбоинах.

– Держись за с-с-скобы! – посоветовал Давыдов. – К-к-крепче!

Петька, придерживая подошвой ботика пузатую ивовую корзину, наполненную колотыми берёзовыми дровами, которая, подпрыгивая на многочисленных дорожных рытвинах, так и норовила его пнуть, нашарил одну скобу, вбитую в доски внутренней обшивки возка, ухватился за неё ладонью правой руки, потом обнаружил и вторую…

И всё бы ничего, да только при такой сумасшедшей тряске было не вздремнуть. А, честно говоря, очень хотелось это сделать – за прошедшие двое суток толком поспать ему так и не довелось.

Примерно через пятьдесят минут, когда по расчётам должны были проехать только половину пути, повозка неожиданно и внепланово остановилась.

– Наверное, конская подпруга ослабла, – предположил Давыдов. – При такой гадкой дороге это частенько случается, через каждые пять-семь вёрст.

Но оказалось, что неполадки в лошадиной утвари здесь были совершенно не причём. Приоткрылась дверца возка и бородатый кучер Антипка, боязливо поглядывая на Давыдова, смущённо известил:

– Барин, там это…. Мертвяки лежат, двое. Один, вроде как, ещё дышит. По одёжке – ночные тати. Дальше ехать, или как?

– Что же, вылезем, посмотрим, – не раздумывая, решил Денис и объяснил для Петьки: – Счёт личный имеется у меня к атаману здешних татей-разбойников. Дезертир он бессовестный. Причём, служил именно в моём гусарском Ахтырском полку. Поймать такого злодея – дело чести офицерской! Сам должен понимать, подполковник…

– Я всё понимаю, – заверил Петька. – Что тут непонятного? Трусу, нарушившему воинскую присягу – одна дорога. Прямиком на раскалённые адские сковородки.

– Отлично сказано! Потом вставлю эту заковыристую фразу в какую-нибудь поэтическую виршу. Может быть…. Пойдём, Пьер, попробуем допросить того, что ещё дышит.

Снаружи было светло. Уже взошло зимнее неяркое солнышко и скупо подмигивало путникам сквозь рваные прорехи в серых облаках.

– И не холодно совсем! – обрадовался Давыдов. – Ну, Антип, показывай, где лежат твои злые тати.

– Вон там, батюшка Денис Васильевич! В сторонке…. Только они не мои. А ночные и придорожные.

– Поговори ещё! Тоже мне, шутник выискался. Воли взял!

– Дык, я же так. К слову пришлось…

– Дык, дык…. Морда лапотная!

С запада – метрах в пятнадцати– семнадцати от дороги – простиралась тёмная полоса хвойного леса, возле которой и обнаружились следы разбойничьего ночного бивуака: кривобокий шалаш-балаган, крытый пышными еловыми лапами, большое кострище, наполненное недогоревшими до конца чёрными головешками, массивный чугунный казан, лежащий на боку, мятый медный котелок.… Ну, и два человеческих тела, неподвижно застывших по разные стороны от кострища.

– Тот, который лежит ближе к лесу, – пояснил кучер. – Во, слышите? Постанывает, мразь лихая…

– Спасибо, Антипка. Ты иди к лошадям. Накорми их, что ли. Упряжь поправь-подтяни, – велел Давыдов. – А мы с тобой, брат Бурмин, сейчас из еловых веток, – показал рукой на шалаш, – соорудим дельную подстилку с неким подобием подушки. И перенесём туда, э-э-э, клиента…. Во-первых, из соображений человеколюбия и милосердия. Во-вторых, ради удобства – при проведении допроса.

Они бережно и осторожно перенесли и уложили раненого разбойника на толстую еловую подстилку, заботливо пристроив его голову на акцентированное утолщение.

«Вот же, гадкий тип!», – мысленно поморщился Пётр. – «По лохматым и сальным волосам вши снуют-ползают. Белые, жирные такие! Лицо, то есть, морда, морщинистая такая, тёмно-коричневая, слегка перекошенная на сторону. Кривой извилистый шрам на подбородке, круглое серое бельмо на правом глазу – как.… Как десять пятирублёвых монет, вместе взятых. Худой очень, но, почему-то, тяжёлый…. А вонь-то какая, мать его! Интересно, чем это он закусывал на последнем привале? Луком, чесноком, дикой черемшой? Так, вроде, зима на дворе…».

– Как-то странно одет наш бродяга. Не находишь? – спросил Петька. – Валенки рваные, холщовые штаны в заплатах. А зипун-то богатый, считай, купеческий. На грязной шее намотан длинный шарф, да непростой – шёлковый, разноцветными птичками вышитый…. Чем можно объяснить такие мутные метаморфозы?

– Про последнее твоё слово – на букву «м» – ничего сказать не могу. Не читаю я новомодных и заумных романов. Потому, как времени на них не хватает, – честно признался Денис. – Важных дел невпроворот, не говоря уже об охоте, дружеских кутежах и виршах поэтических…. Одёжка? Совсем обычная – для придорожного татя. Там – купчину заслуженного прирезали. Здесь – обоз с разными тканями разграбили…. Другое странно: крови нет нигде, и никаких следов от пуль-кинжалов не наблюдается. Похоже, что у него голова свёрнута на сторону, только не до самого конца, – приложил указательный палец к шее разбойника. – Живой, бродяга! Эх, жаль, что у меня с собой нет ничего спиртного. Ночью сильно замёрз, и по этой веской причине всё допил, до последней капли. Сразу, глотнув хмельного, наш живописный голубчик пришёл бы в сознание…

– У меня есть кое-что! – усмехнулся Пётр, расстегнул верхние пуговицы тулупчика, достал из внутреннего кармана пол-литровую бутылку с самогоном, презентованную щедрым профессором Иваном Павловичем, и протянул её Давыдову.

– Что это такое, а? И как открыть сию стеклянную ёмкость?

– Натуральный божественный нектар, – кратко пояснил Пётр. – Э-э-э, не надо пробку кусать! Зубы сломаешь! Просто поверни её. Не так! Против часовой стрелки. Против! Вот же, недотёпа гусарская…

Свинтив покусанную пробку, Давыдов недоверчиво поводил-подёргал носом, поднёс горлышко бутылки к губам, сделав два крупных глотка, слегка поморщился, но, в общем и целом, остался напитком – из далёкого двадцать первого века – доволен:

– С «натуральным божественным нектаром», Пьер, ты немного погорячился. Но пойло вполне приемлемое. В том смысле, что бывает и гораздо хуже. Например, ямайский тростниковый ромус, не говоря уже о румынской фруктовой водке…

Мутно-жёлтые капли самогона, очищенного с помощью модульной центрифуги седьмого поколения, коснулись тёмных запёкшихся губ придорожного разбойника. Через две-три секунды его худой кадык судорожно задёргался, визуально превращая жилистую шею в отдельный, полностью самостоятельный и самодостаточный живой организм, живущий собственной жизнью.

– Эй, эй! Хватит, остановись! – всерьёз заволновался Петька. – Не хватало ещё алкоголь – почти благородный – переводить на этого одноглазого клоуна. Самим, чай, пригодится!

– Не переживай, подполковник. На жабинском постоялом дворе такого добра навалом. Или – почти такого. В любом случае найдём, что выпить. Трезвыми не останемся, обещаю…

Сперва у неизвестного бродяги мелко-мелко задрожало серо-склизкое бельмо, потом, примерно через полминуты, приоткрылся-распахнулся здоровый глаз.