Феликс Саусверд - Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

• Название: Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб
• Автор: Феликс Саусверд
• Издательство: Харвест, АСТ
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 985-13-0042-Х

Автор книги, бывший полковник КГБ, полностью основывается на архивных материалах. Он детально показывает «технологию» контрразведывательной деятельности СД, абвера, гестапо по вербовке, подготовке и засылке провокаторов в подпольные организации латвийского Сопротивления и партизанские отряды. Автор аргументированно доказывает непрофессионализм тех сотрудников советской разведки, которые пришли на смену ее кадрам, уничтоженным в результате сталинских репрессий.

Книга адресуется всем читателям, интересующимся историей и спецификой работы разведки и контрразведки.

---

Вот такая расстановка действующих лиц сложилась к ноябрю и к последующим месяцам, вплоть до февраля 1944 года, когда уже новое действие разыграется исключительно в Риге, куда переберутся почти все действующие лица нашей документальной истории.

Валя

Когда 20 октября сорок третьего года был взорван эшелон с боеприпасами, следовавший тихим ходом по железнодорожному полотну станции Югла, то настроение у Ланге сделалось скверным: опять совершенно непонятным было, что за группа действует. Тейдеманис рвал и метал. Через неделю после безуспешных поисков он решил себе позволить отвести душу на Пуриньше:

— Вот тебе следствие вашего умничанья. Ну, кто, кто рванул эшелон? Ваш чертов «партизанский центр» или еще какая группа террористов, эта твоя подружка, загадочная Ольга, к которой ты не поленился потащиться в Даугавпилс, или еще кто, а? Я спрашиваю. Вот если бы мы долбанули по «центру» раньше, пересажали бы их, то пришли бы к выводу, что да, это они или не они. Ясней было искать дальше…

Когда Тейдеманис в раздражении стал нести чепуху в связи с поездкой Пуриньша в Даугавпилс для беседы с Ольгой, то обычно делающий свои дела сам и находящийся в тени заместитель еще раз показал свои острые клыки:

— Слушай, Тео, у всех умных нормальных людей имеются мозговые извилины — и все они, как правило, кривые, и чем больше кривизны, тем больше вес мозга, так как их, извилин, больше помещается. У людей глупых встречаются и распрямленные извилины, но это видят после вскрытия. У тебя, как я понимаю, имеется всего одна извилина, абсолютно прямая, и та на чем-то сзади, под брюками на заднице. Понял? Так что тебе черепную коробку вскрывать не будут, только брюки снимут.

Тейдеманис опешил. Такого хамства он не ожидал. Ну и наглец этот Пуриньш! Но ответить ругательством не посмел, только бросил на своего зама испепеляющий взгляд.

Найденная при помощи Зарса рация была таким сверхкозырем, что дальше влезать в спор было бессмысленным делом. Начальство носило Пуриньша на руках. О рации знали в Берлине, откуда распорядились наградить этого дьявольского проныру орденом. Надо было не спорить, а искать виновников взрыва. Ищейки были подняты, выгнаны из теплых постелей и курсировали по всему городу…

Хорошо еще, что рация обнаружилась. Она заслонила несчастье с эшелоном. Да и шли они в отчетности для Берлина по разным графам: таблица, где фиксировались пущенные под откос эшелоны была переполнена прыгающими, как солдаты из вагонов, цифрами и кроме как злости и воспаляющихся нервных окончаний руководству СД и гестапо ничего не прибавляли. Ну а захваченная рация при готовом к сотрудничеству радисте, безусловно, снимала разного рода недуги у пожилых гестаповцев, мучившие их по мере продвижения армии ближе к государственной границе, за которой располагались их дома, пуховые перины, грелки и ночные горшки.

У Панцингера на совещании слегка поспорили: запустить по рации сообщение об этом взрыве? Стоит ли игра свеч? Тейдеманис, не бывший докой в подобного рода делах, брякнул, что если проинформируем, то может из бригады скажут, что, мол, передайте таким-то сбежать туда-то и тому подобное. Ланге процедил: «Чушь! Не следует лезть на рожон, пусть активничает партизанская сторона».

Пуриньш тихо заметил:

— Вернутся наши из отряда, а вскоре это произойдет, информация появится. Подрыв поезда — это пустяк для активизации радиообмена по этому поводу.

Панцингер хранил ледяное молчание. Только поинтересовался у Ланге, изолировали ли этого дурака Курасова. Пусть держат его подальше, на частной квартире, так, на всякий случай, вдруг показать его придется, но к радисту не подпускать, при рации он не нужен. На этом разошлись. Оберфюрер еще не был готов к принятию решения и тянул паузу, что было естественным делом в неопределенной ситуации.

13 ноября 1943 года раздался взрыв мины на Домской площади. И хотя этот взрыв не повлек материальных потерь (правда, при нем погиб невинный человек), равнозначных развалившемуся эшелону, он был пострашнее: резонанс от него пошел гулять, подумать только, — по Европе. Дело в том, что в этот день, на намечавшемся на площади митинге, его участники должны были осудить деятельность антигитлеровской коалиции. Митинг приурочили к незадолго до этого закончившейся Московской конференции глав внешнеполитических ведомств СССР, США и Великобритании. Вот, мол, они в Москве принимают подлые решения о разгроме рейха, а мы в Риге протестуем против нападок на нашего обожаемого фюрера, построившего новый порядок на европейском континенте. (Отступая от нити повествования, автор не может не отреагировать на оценки современных журналистов и историков, что, дескать, организация того взрыва пятидесятилетней давности была делом бессмысленным, тем более, что при взрыве погиб человек, а затем и причастные к акции люди и их знакомые, что взрыв был организован во имя «красной оккупации Латвии в 1940 году». Что сказать по этому поводу? Думаю, ничего. Пусть эти упреки повиснут в воздухе. Те, кто боролся с фашизмом, думали по-иному.) Часа через два после взрыва старой мины английского образца митинг все же провернули. Слюной на нем брызгали с удвоенной силой: вот они происки вражьей силы, террористический взрыв на наших глазах, в то время как мы печемся о мире. Так кто агрессор? Эхо взрыва на митинге в Риге прокатилось по Европе, означая, что в какой-то маленькой задавленной гигантским Рейхом Латвии движение Сопротивления тоже борется!

Эта акция на площади не шла ни в какое сравнение с подорванным 20 октября эшелоном, она квалифицировалась как политический протест, поэтому и реакция была иной.

Тейдеманис на сей раз помалкивал, ибо утверждать, что горстка русских военнопленных, составляющих «Рижский партизанский центр», решила сорвать митинг, предварительно испортив на площади громкоговорители, а затем взорвав мину, было нереальным. Не те, не те субъекты должны были находиться у истоков диверсии на площади, где собрались видные представители Латвии, освобожденной от красного террора. Но другие кандидаты на совершение взрыва пока не были известны, так что «центр» фигурировал в официальных бумагах, как причастный к враждебной акции, как молчаливый статист, без единого намека на реальные доказательства его виновности. Ведь всегда надо кого-то подозревать, чтобы ублажать начальство, которое могло бы, в свою очередь, вводить в заблуждение более высокое начальство, и видимость розыска злоумышленников отливалась уже в какую-то фигуру, правда, в песочной формочке. В резервной версии должно быть несколько злоумышленников.

Снова собрались в узком кругу у Панцингера. Он только что закончил разговор с Мюллером. Их беседа была спокойной, без передержек, без упреков и оправданий. Для них, генералов полиции, это происшествие было очередным рабочим днем: мало ли покушений, взрывов, побегов, нападений на офицеров вермахта происходило по всей Европе. Важным было раскрыть и наказать виновных… Но вот политическая подоплека взрыва высветила не ко времени вспышку единства антигитлеровской коалиции…

— Я только что переговорил с группенфюрером Мюллером. Он одобряет спланированные действия по проникновению наших людей в организации террористов в сочетании с комбинированным задействованием захваченного радиста. Осторожным, не резким задействованием. Эксцесс на площади, по мнению группенфюрера, не должен выбивать нас из колеи принятых решений. Мало кто в Европе знает, где находится эта Латвия, если произнести это слово, как его выговаривают здесь, в Риге. Группенфюрер пошутил, что когда он сказал о случившемся своему итальянскому коллеге, который сейчас, после выхода Италии из войны, обитает в Берлине, то тот озадаченно воскликнул: «Латвия, Латвия! Это рядом с Боливией, не правда ли?» Все задвигались, прокатился смешок. Напряжение было снято. Панцингер продолжал:

— Отнесем это к разряду каламбуров, но Латвию надо перетрясти. Предлагаю при очередном сеансе связи с нашими «корреспондентами», так отныне будем называть партизан, упомянуть о взрыве на площади. Не сообщить об этом мы не можем. Нелогично знать, быть почти рядом и не сообщить. Это не эшелон. На площади было все руководство. Укажем, что похоже никто не пострадал.

Раздался голос Ланге:

— Господин оберфюрер, а не добавить ли два слова?

— Какие, — спросил Панцингер.

— «Подробности сообщать?»

— Хм, остроумно, — заметил Панцингер. — Вы рассчитываете, что «корреспонденты» в свою очередь попросят выяснить, кто это сделал, или ответят, что им все известно, или что их это не интересует.

— Последней фразы быть не должно, господин оберфюрер, она демаскирует — такие вещи не могут не интересовать, — заметил Ланге. — Я имею в виду и третий вариант. Допустим, они не знают инициаторов эксцесса на площади, попросят по радио узнать: кто же эти «патриоты»? Но следует по аналогии думать, что такие же вопросы у них появятся перед находящимся пока в их логове Панченко, который по нашим расчетам на днях должен будет оттуда отбывать к нам, на базу. Не знаю, право, как пойдет дело у Графа. А это в свою очередь даст Панченко, Юрченко и другим людям свободу действий при расспросах здесь: у них появятся полномочия наведения всевозможных справок и немалые!