Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

В одиннадцать часов провел семинар. Обсуждали Ксению. Она сделала определенные успехи, будет писать прекрасные женские романы.

Паша Лукьянов побывал на съезде молодых писателей Литинститута. Как он сказал, на 85 % участники — это наши Литинститутские студенты, прошлые и нынешние. Была в частности Лена Нестерина и обсуждалась с повестью, которой она защищалась.

Вечером состоялась церемония объявления и награждения букеровского лауреата. Лауреатом стали Шишкин и его роман «Взятие Измаила». Через Букера, который нынче называется SMIRNOFF БУКЕР, я постепенно знакомлюсь с лучшими ресторанами города. Нынче это MOSCOW MARRIOT GRAND HOTEL. Нынче кормили: «Коктейль из тигровых креветок подается с рагу из авокадо и манго и свежей зеленью». «Равиоли, начиненные шпинатом и копченым лососем, подаются с сырным крем-соусом, приготовленным с добавлением водки «SMIRNOFF» и красной икрой». «Обжаренная телятина на косточке подается с рататуем, луком шалот и итальянской полентой» «Шоколадное безе под апельсиновым соусом, приготовленным с добавлением водки «SMIRNOFF». «Кофе или чай. Домашняя мини-выпечка».

Икры в чистом виде, как в прошлый раз в «Метрополе», не было.

Встретил Володю Маканина и тут почему-то вспомнил, что по конечной коллизии его рассказ «Кавказский пленный» чем-то напоминает рассказ Э.Форстера «На том корабле».

7 декабря, четверг. В здании МГУ начался шестой съезд ректоров. Пришел утром, все аккуратно выслушал. На банкет не остался. Садовничий произнес очень хорошую речь. Действительно, единственная отрасль, которая выдержала напор времени и не сдалась. Сейчас бизнесом овладела идея внедрения в эту область, где можно сорвать огромные деньги. Седые мужики отстояли свое дело. Были потрясающие цифры продолжительности жизни, числа зараженных СПИДом, студентов, которые физически плохо развиты. 40 % студентов должны обязательно заниматься лечебной физкультурой. Вывод для себя: необходимо обратить внимание на науку в институте. Всю нашу деятельность надо подкреплять основными направлениями развития нашей институтской науки, т. е. язык и литература.

8 декабря, пятница. Писать ничего не могу. Только обратил внимание, когда ехал в институт на трамвае, — у нас стало зимой, как в Европе, декабрь идет, а на газонах зеленеет травка. Сегодня Приемная комиссия праздновала новоселье: реставраторы заставили нас сделать новые окна на фасаде, и пришлось ремонтировать и обставлять приемку. Но в это время я занимался с Машей Ремизовой, которая приехала по поводу все той же платоновской комнаты. Я нахожусь в тисках интеллигентской демагогии. Я разве против? Я разве не понимаю, что это огромный писатель? А что делать со студентами? Кто будет ходить в этот музей? Разве в Париже есть музей Пруста? Не позволяют время и возможности. Я пытался достучаться до милой Маши, но ее позиция с ректором-ретроградом более выигрышна для публикации. Для журналиста большее значение имеет не истина, а удобность выразить ту или иную позицию. Мы разговаривали в Платоновской комнате. У Маши мнение уже было готово, хотя ей, кажется, было жаль моей горячности. Фотограф, которого она привезла, непрерывно снимал меня — старого, усталого, замученного этими дрязгами. Я представляю, как образ этого монстра украсит газетную полосу. Почти в инфарктном состоянии я сел в машину, чтобы ехать на юбилей театра Сиренко. Маша опоздала ко мне в институт, я опаздывал в театр. Все мы на этой земле взаимосвязаны. Садовое было забито, как никогда. Я приехал в театр, опоздав на сорок минут, в дверь глянул на переполненное фойе. Да тут еще выяснилось, что забыл приглашение. Не стал собачиться. Повернулся и поехал домой.

9 декабря, суббота. Институт гуляет целых четыре дня. Я не стал мелочиться и был в министерстве у Юрия Александровича Новикова начальника управления вузов. Поговорили с ним о «Деле Евтушенко». Мне очень понравился этот действительно широкий и умный мужик: «Да выдай ты ему диплом». Я и выдам. У меня лично положение не сложное, но зависит от воли министра, который мог уполучить товарищескую директиву от кого-либо из демократов. Но это их проблемы, а не мои. Судьба, я уверен, сделает так, как нужно мне.

10 декабря, воскресенье. Возникла идея книги-диссертации. Надо чаще выходить на улицу. В.С. в субботу легла в больницу, и в субботу же ее отпустили до вторника. Но все время возникает коварная мысль, а не пора ли все заканчивать, не пора ли сидеть дома и заниматься книгами и уже прожитым.

11 декабря, понедельник. Для «Труда»:

«Последнее время я внимательно начал следить за отдельными, штучными высказываниями на телевидении. Да ведь пара слов иногда значат больше, чем какая-нибудь речь безумного политика. Вот молодой человек на прошлом «Гласе» выкрикивает: «Жириновский — мой любимый актер…» То ли сознательная инвектива, то ли оговорка по Фрейду, но в обоих случаях как о многом эти четыре слова говорят. Для многих из нас появление интеллектуально переменчивого, как ветер мая, Жириновского на экране всегда означает нечто или скандальное, или невероятно драчливое. В последнем «Зеркале» любимец народа Михаил Задорнов, еще совсем недавно заменявший своим выступлением новогоднюю речь сгинувшего, как сон, президента, вдруг осмысленно и торжественно говорит: «Мне надоело, что меня все время учит Ростропович..» А как лично мне, а как тысячам моих сограждан надоело! Я вообще предполагаю, что когда не ладится с музыкальным инструментом, с ремеслом писателя, с талантом постановщика, деятель искусств идет выступать на телевидение. Особенно наш эмигрант, имеющий двойное гражданство. Особенно если наездом, торопясь отсветиться. Колбаса там, конечно, слаще, сцена просторнее, тиражи, напечатанные на средства разведуправлений, побольше, но в качестве беспристрастного оракула кто же тебя там станет слушать?»

13 декабря, среда. Под вечер позвонил в управление кадров министерства, как мне посоветовал Новиков. Начальник управления сразу же сказал мне: жду вас завтра в 9.15.

14 декабря, четверг. Валерия Трофимович Корольков оказался мужиком на удивление четким. Он сразу понял, в чем дело и объяснил мне ситуацию. Там бы другой ректор уже год изучал проблему, я чесался и надеялся на судьбу. Он сразу сказал, что министерство может дать ректору разрешение на продление срока, но только один раз. Или на год, который у меня остался или на пять новых. Я, наверное, могу пересидеть год, пока не закончится мой законный срок, но следующий мой срок будет лишь четыре года. Лучше если провести досрочные выборы и досидеть в должности до семидесяти. Я стал уклоняться, говоря о том, что найду себе применение. Опытный Корольков сразу сказал мне, что мужчина должен быть честолюбив. Положение ректора очень престижное и ключевое, здесь можно многое сделать. Сказал о нашем вузе как о вполне самодостаточном. Очень опытный психолог. План рождался на глазах. Вы нам напишите письмо, мы вам — разрешим. Но надо, чтобы это взяло на себя начальство. Идемте к Жураковскому. С Жураковским я незнаком, но это человек легендарный. Тут же я начинаю жалеть, что редко бываю в министерстве, не шляюсь по кабинетам, ничего не прошу. Но Жураковского нет, он будет во второй половине дня.

Это мое первое посещение общежития утром. Мне надо посмотреть, как идет ремонт в гостинице. Сам ремонт стоит, а смета на него растет. Здесь работает ушлый пузатый русачок Володя, который пригрелся и присосался, как клоп. С ним будет еще много возни, пока его отдерешь от пышного тела. К моему удивлению, по коридору на седьмом этаже разгуливают наши ВЛКашники, лекция у них началась час назад.

К вечеру я получаю коллективную бумагу от слушателей ВЛК, что из-за шума, который поднимают другие студенты, они не спят. О, русский писатель!

Через Интерпол арестовали по обвинению в мошенничестве Гусинского, в прессе по этому поводу идет большой шум.

15 декабря, пятница. Во второй половине дня раздался звонок от Валерия Тимофеевича (?) Королькова — он посоветовался с первым замминистра Жураковским, и они решили: институт пишет письмо в Министерство и Министерство разрешает институту досрочные выборы.

16 декабря, суббота. Уехал домой совершенно и счастливый ублаженный Толик. Он очень много делал последнее время по дому, и без него мне будет трудно. Вот уже в понедельник вечером, пока будет идти вечеринка в мою честь, некому будет погулять с собакой. Вечером приехала своим ходом В.С. Она пробудет до понедельника. В понедельник у нее гастроскопия.

17 декабря, воскресенье. Весь день сидел, вычитывая дневниковые записи за 97-й год. Настроение жуткое, завтра мне исполняется 65 лет.

Возвращаясь к Букеровскому обеду, не могу не привести выдержку из «Огонька», который несколько своих страниц посвятил течению современной русской литературы. В своей статье Александр Никонов не оставляет камня на камне от премированных произведений. Делает это он путем обширных цитирований. Но есть и прямой вывод: «Вообще тема пьянства и человеческого скотства очень хорошо и во всех подробностях отражена современной русской букериадой»