Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

Уверяю, как только перестанут мелькать, сразу забудутся Жириновский, Немцов, Хакамада, прораб перестройки Яковлев, Строев, Зюганов, Селезнев, Илюхин и даже депутат Шандыбин, и адвокат Генри Резник, но до сих пор помнится звеняще-детский голосок Бабановой и милые ухмылки Бориса Андреева».

22 декабря, пятница. Вечером в Дубовом зале ресторана Дома литераторов состоялась церемония объявления лауреатов Независимой литературной премии «Дебют». Здесь пять номинаций: «крупная проза», «малая проза», «крупная поэтическая форма», «малая поэтическая форма», «драматическое произведение». Денежное выражение по каждой номинации — 20000 долларов. Это лауреату, дипломантам, их двое или трое по каждой номинации дают ценный подарок. Самое главное — награждаются только литераторы, не достигшие 25 лет. В этом смысле это очень важная премия, хотя в наше время это ничего не решает. Не решает даже скандал, если его поднимает молодой писатель. Литература и известность вызревают как-то сами по себе, будто на молекулярном уровне просачиваются в мир.

Я был зван, наверное, исходя из того, что трое институтских ребят стали дипломантами этого конкурса и потому, что в хороших отношениях с Эдвардом Радзинским. Эдвард с большим вкусом причесан, его пламенные волосы старательно маскируют начавшийся обнажаться затылок. Он в этом году глава Попечительского совета, а вот жюри возглавляет Дмитрий Липскеров, который является и автором всей этой идеи. В жюри все люди модные: Ольга Славникова, Вячеслав Курицын, Бахыт Кенжеев. Но лучше бы устроители не делали свой маленькой программки, в которой все написали про себя. Дмитрий Липскеров — «открыл в Москве три ресторана», «с 1991 по 1993 год жил в Америке». Бахыт Кенжеев — «сейчас живет в Канаде, работает переводчиком в Международном Валютном Фонде». Вот кто нам всегда дает деньги. Об Ольге Славниковой и Славе Курицыне я уже в дневнике писал. Интересно, что Слава пришел на этот вечер в галабие — длинной рубахе, в которой обычно ходят на Востоке.

Вся церемония проходила в том самом Дубовом зале, где в прошлом проходили все пленумы, лежали все знаменитые покойники, протекали все «судьбоносные» партсобрания. Аперитив все получали в каминной гостиной, где раньше находилось партбюро. Здесь все теперь затянули шелком, в камине, сохранившемся еще с прошлый лет, помню его, пылали березовые поленья Я отчетливо представляю себе длинный стол, который стоял здесь раньше, а в торце стола себя, принимающего партвзносы. На писателей я тогда смотрел снизу вверх. Для меня было большой честью, что я расписывался в партбилетах, да и просто с ними разговаривал и их видел. Стаднюк, Борщаговский, Бакланов, со многими другими я впервые разговаривал именно здесь.

Играли два оркестра. Была умопомрачительная еда, которой знаменит ресторан Дома. Многим из присутствующих ребят такой еды больше попробовать не удастся. Попутно вспомнил о том, как на съезде только что об этом ресторане и Доме говорили. Остался последний срок… «Новая литература» ворвалась в зал откуда-то слева, такая живая очень выразительная толпа. Василий Сигарев из Нижнего Тагила получил премию по номинации «Драматургия», за «Крупную прозу» — москвичи-соавторы Сергей Сакин и Павел Тетерский. «Крупная поэтическая форма» — Екатерина Боярских из Иркутска, а за «Малую поэтическую форму» и «Малую прозу» наградили Данила Давыдова и Кирилла Ратникова, москвичей.

24 декабря, воскресенье. Два дня сидел за компьютером, правил дневники. Мне их через пару месяцев сдавать. Обещали 30 тысяч сразу, и потом процент от тиража. В принципе, почти обдираловка.

Вечером созвонился с Е.А.Евтушенко, во вторник он обещал выступить у меня на семинаре. Здесь двойной расчет: и мне надо что-то писать в дневник, и моим мальчикам и девочкам нужно тоже набираться впечатлений.

25 декабря, понедельник. В городе много говорят о нападении на Иосифа Орджоникидзе. Сегодня по радио передали такую подробность. Его семья живет в центре, в собственном пятиэтажном особняке. Два этажа находятся под землей. Здесь есть бильярдный зал, сауна и бассейн. За что, как говорится, купил. Вот как опасно быть богатым.

Я жду письма из Министерства, его нет, я невольно волнуюсь, окружающие меня, не подавая вида, тоже волнуются. Вечером звонила Валя. Пришел результат биопсии. Пронесло. Господи! Господи! Господи! Господи! Господи! Господи! Господи!

Вечером Путин беседовал с журналистами. Были Третьяков, Леонов и какая-то очень неумная, но активная женщина, кажется с РТР. Путин говорил очень хорошо и уверенно. Очень часто политические проблемы — это проблемы их наименования, т. е. филологические. Но слишком все у В.В. легко и четко формулируется. Он дает на все удивительно правильные и глубокие ответы.

Для «Правды». На вопрос: «Что день грядущий нам готовит?»

«А ничего особенного, нового век нам и не готовит. Можно, конечно, написать: как огромный, обледеневший паровоз, через мглу и метели, мчится Россия в грядущее. Это правда, Россия всегда в медленном, но нагнетаемом движении. На ее пути были остановки, перрон заполнен, светофор подрагивает, и, вроде бы, машинист уже перестает шуршать в топке… — но опять гудок, и опять помчались.

С удивительным талантом страна умудряется перемалывать все чужое. Она и страдает, и лечится сама по себе. Как собака весной, выскочила на лужок и выбирает только нужную травку. Это неправда, что Россия смолола монархизм, смолола социализм. Одна никуда не денется от высшего авторитета — служения родине, и никуда не денется от своего семейного, коллективистского, начала. Кальвинизм, который высшую идею Бога мог привести в скопидомство и бездуховность, нам не свойствен, недаром цивилизация наша в первую очередь возникла из живого дерева. А уж потом из камня. Было время думать о душе, в первую очередь, сам русский человек был мерилом всего.

Мчится Россия, отбрасывая ненужное, все на той же скорости, в следующий век. Ах, как все хотят, чтобы исчезло «имперское сознание!» А его у нас и не было! Было всегда в русском человеке желание огородить слабого. Сирого и малого. И остаться самим собой. Мы и сейчас, по-прежнему считаем своим то духовное, чем владели раньше. Так, от няньки порой убегают дети, а потом возвращаются к ее теплой руке и мягкому подолу, в который можно в горе уткнуться лицом. Ах, цивилизованные страны, цивилизованные малые страны!

Кто-то из западных классиков как-то заметил: эстонцы всегда — лучшая прислуга, а чехи — лучшие кучера. «…С кувшином охтенка спешит». Это Пушкин.[6] Спеши, родная, спеши. Многому тебя научили, много ты умеешь сама. Выходи замуж за чужого дядьку; дети и внуки вернутся в отчий дом. Как-то два гоголевских темных героя размышляли: докатится колесо до Москвы или не докатится? Сейчас, на пороге нового века, вроде бы нашли новый географический центр России и с громкими кликами в нищем и темном райцентре устроили по этому поводу политическое представление. Уверяю вас, друзья мои, если есть в этом населенном пункте пункт по сдаче металла, еще не минет первый год следующего тысячелетия, как памятник окажется там. Почем у нас там старая, еще советская, медь на вывоз?..

Но мы ведь недаром упомянули о колесе: хотим мы или не хотим, но центр этой огромной страны, по которой катится русский паровоз, — все-таки в Москве. И Москва все равно всех защитит, отстоит себя и возьмет всех под свою державную руку. Ничего случайно в этой стране не происходит. Хочу заметить: в моей любимой, единственной и неповторимой стране.

С. Есин, писатель без двойного гражданства».

25.12.00

26 декабря, вторник. Как и обещал, приехал на семинар Евг. Евтушенко. Можно поражаться, как подтянуто и молодо он выглядит. Получилось так, что мы сумели немножко поговорить с ним до начала семинара, а потом и пообедали. Это очень интересный и глубокий человек с обширными и независимыми знаниями. Мне даже показалось, что судьба несправедлива к нему. Ребята с интересом его слушали и задавали вопросы. Они только скучали, когда старый поэт переходил к ближней политике, воспоминаниям о тоталитарном прошлом, гонениям на себя. Евтушенко тоже был доволен. Его поразила начитанность наших студентов. Безошибочно они называли авторов известных цитат, которые произносил мэтр. Я законспектировал его выступление. Вернее, брал отдельные ключевые высказывания. Но вот что интересно, он становился плоским и однотонным, когда дело доходило до его стихов. Новые стихи растянуты, с привычным набором политических дефиниций. Тот же самый набор, который он считает общечеловеческим, а на самом деле это однообразный душный набор идей клана. За обедом Е.А. интересно и со знанием дела говорил о кино. Его кино никогда не казалось мне ординарным. За обедом я оказался посвященным и в историю взаимоотношений Е.А. и Бродского. Известно высказывание Бродского, что если Евтушенко против колхозов, то тогда он, Бродский — за. Оно базируется будто бы на том, что Евтушенко сыграл роль в его выдворении из Советского Союза. Характер Е.А. таков, что он, конечно, совал свой нос всюду, где мог получить какие-то общественные дивиденды. Он мог начальство отговаривать от этого выдворения, а те распустили другие слухи. Вся история могла быть случайной, но вроде бы состоялся между Бродским и Евтушенко разговор, где все точки были расставлены. При этом разговоре случился Евгений Рейн. Но Рейн молчит и своих воспоминаний об этом реабилитирующем Евтушенко разговоре не пишет или не печатает. Во время разговора у меня в кабинете я делал пометки в своей записной книжке, потом полтора часа записывал на семинаре. Старался фиксировать ключевые фразы.