Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

Деятельность Тихомирова по организации «Свободы или смерти» в отсутствии Михайлова только подчеркивает особую роль Тихомирова в инициировании террора: «В 1879 г. Тихомиров предложил мне вступить в общество «Свобода или смерть». Я изъявил согласие, но практического значения это не имело»[791] — сообщает «пиротехник» А.А. Филиппов.

Это не имело значения только ввиду краткого срока существования этого тайного общества. На самом деле Тихомиров успел с самого начала позаботиться о производстве динамита: «В скором времени /…/ была нанята мною вместе с Степаном Ширяевым квартира, где мы учились домашним способом приготовлять нитроглицерин и из него динамит. С этого времени и до 1-го марта 1881 г. весь нитроглицерин и динамит приготовлялся при моем участии»[792] — вспоминает А.В. Якимова.

Когда к концу лета 1879 было принято решение о закладывании мин под железнодорожное полотно, террористы уже располагали необходимыми запасами динамита.

Трудно поверить в то, что Тихомиров, которому в это время было уже 27 лет и который, «увы! и тогда [т. е. еще в 1877 году], как в течение еще многих лет впоследствии, пользовался всеобщим уважением и самой лестной и широкой популярностью»,[793] затевал «террор» совершенно бесцельный!

Сам Тихомиров иногда противоречил своей собственной скромной оценке своих прежних желаний и возможностей: «мы были вполне уверены, /…/ что мы авангард неизбежного общего движения, революции, и что поэтому мы — сила, огромная сила, не по данному наличному составу, очевидно ничтожному, но по своему, так сказать, положению. Не сами по себе сильны, а как представители неизбежно грядущей революции»[794] — свидетельствовал в 1890 году Тихомиров, рассказывая о революционном движении семидесятых — и то, и другое задолго до рождения ленинского учения о партии!

По тону это совершенно не соответствует уверениям в бесцельности террора!

Но идеологические трудности и опасения террористов указаны Тихомировым абсолютно верно.

Весной и летом 1879 года деятельность основного ядра революционеров, количественно ничтожного, но состоявшего уже из опытных и сработавшихся кадров, действительно оказалсь на распутьи.

Покушение Соловьева, задуманное и осуществленное всего несколькими людьми, фактически покончило с возможностью ведения пропагандистской деятельности — репрессивный зажим стал практически непреодолим.

Правительство, в то же самое время, продолжало оставаться возле нижней точки популярности у образованной публики.

Все это время продолжала сохраняться угроза серьезной войны, а перед ее лицом правительство вело себя вяло и безинициативно. Русских выпирали и с Балкан, и из зоны Черноморских проливов, ставили им преграды в Центральной Азии. За всем этим стояли англичане, а никаких союзников у России практически не было.

Поэтому и правительство можно было бы понять: о какой активности могла идти речь при таких нелегких обстоятельствах?

Но всем было обидно за державу!

Только в январе 1879 состоялось подписание мира в Константинополе, завершившего Русско-турецкую войну.

16-17 / 28–29 апреля 1879 года — через две недели после покушения Соловьева! — Тырновское народное собрание приняло конституцию Болгарии и избрало Александра Баттенбергского болгарским князем. Вслед за тем русские войска покинули Болгарию, на что болгары уже устали надеяться.

В России это только подлило масла в огонь: какая-то полудикая Болгария (автор этих строк ничего подобного про болгар не думает!) получает конституцию, а освободившие ее русские — дулю с маслом!

А далее — новые унижения за унижениями.

Царь пытался расколоть кольцо дипломатической блокады, в котором оказалась Россия со времени Берлинского конгресса. Летом 1879 года посол в Берлине П.А. Сабуров зондировал у Бисмарка возможность возобновления «Союза трех императоров», но не преуспел.[795]

В августе того же года Александр II прислал к Вильгельму I письмо о том, что недопустимые личные отношения между Бисмарком и Горчаковым вносят осложнения во взаимоотношения между державами; Бисмарк это трактовал как попытку России подчинить Германию и резко ужесточил антирусскую политику, несмотря на противодействие кайзера.[796]

В сентябре 1879 Бисмарк составил в Вене тайный договор о взаимопомощи с Австро-Венгрией и начал кампанию уговоров Вильгельма I, считавшего этот договор изменой обязательствам по отношению к России.[797] Бисмарк-таки уговорил старого кайзера подписать этот документ; аргумент, к которому он прибег, оказался таким: он, Бисмарк, якобы предотвратил нападение России на Австро-Венгрию в 1876 году, вступившись за нее, и тогда войска, собранные в Бессарабии, были развернуты против турок[798] — чистейшей воды фантазия!

Одновременно по инициативе канцлера в германской прессе развернулась пропагандистская кампания против России как очага и панславизма, и нигилизма.[799] Австро-Венгрия же, вопреки решениям Берлинского конгресса, в этот момент оккупировала Новобазарский санджак — клин между Сербией и Черногорией, официально остававшийся под юрисдикцией Турции[800] — еще одна пощечина России.

Правительство подтвердило свою репутацию неудачника, сложившуюся во время Крымской войны, и все последующие войны еще ниже роняли его престиж — так дело и дошло до февраля 1917 года.

Все это и привело к концу не только внешнеполитическую карьеру Царя-Освободителя, но и его жизнь: волна террористических актов, нашедших живейшее сочувствие российской образованной публики, продолжилась именно вследствие нижайшего падения царского престижа в 1878–1879 годы.

Историческая ответственность за гибель Александа II должна быть в значительной степени возложена и на Бисмарка.

До гибели царя еще оставалось достаточно времени, но наиболее проницательные политические деятели прекрасно понимали, что пассивностью теперь ограничиться невозможно, нужно перехватывать инициативу у обстоятельств и у судьбы и что-то делать с продолжающимся скольжением к пропасти.

Поставить жизнь на жесткий якорь — таково было теперь стремление Каткова и иже с ним. Совсем иного мнения придерживалось другое крыло политических деятелей, которое теперь снова возглавилось уже хорошо знакомым нам Валуевым.

Последний был председателем многих комитетов, комиссий, совещаний, на которых обсуждались и принимались решения по различным вопросам внутриполитической жизни страны, но особую роль из них играло «Особое совещание для изыскания мер к лучшей охране спокойствия и безопасности в империи», в которую преобразовался тот совет, который был создан сразу после оправдания Веры Засулич, первые заседания которого в апреле 1878 были нами рассмотрены выше. «Состояло оно из министров, так или иначе ответственных за карательную политику (внутренних дел, юстиции, просвещения и военного), а также шефа жандармов и Главноуправляющего III Отделением под председательством министра государственных имуществ П. А. Валуева и созывалось лишь в экстренных случаях — как правило, после крупных актов красного террора».[801]

Оно и выработало Положение о генерал-губернаторствах сразу после покушения Соловьева: «По инициативе Валуева /…/ вводится институт временных генерал-губернаторов. В записке, датированной 2 апреля, т. е. днем покушения, посвященной мерам борьбы с «крамолой», он указывал на необходимость учреждений временных генерал-губернаторов в Петербурге, Харькове, Одессе или Николаеве, а также предоставление аналогичных полномочий генерал-губернаторам Московскому, Варшавскому и Киевскому».[802]

Ответную реакцию революционной публики передает Фроленко: «правительство, напуганное предыдущими событиями, а особенно выступлением Соловьева, объявляет на военном положении Питер, Харьков, Киев, Одессу и дает генерал-губерн[аторам] право вешать, ссылать в Сибирь бесконтрольно. Начинается настоящая вакханалия. Вешают по-пустому, ссылают безо всякой вины[803]. В ответ на это в Одессе решаем уничтожить генерал-губернатора Тотлебена. Я с рабочими начинаем следить, чтоб составить план нападения, но тут в обществе поднимается крик, что так жить нельзя, что надо найти выход, что недостаточно уничтожать шефов, генералов: «Лес велик, всего не вырубишь, надо покончить с лесничим». Некоторые стали предлагать себя, говоря: «Дайте мне оружие да помогите встретить царя, и я, мол, его уничтожу».

Эти крики заставили тогда оставить в покое Тотлебена, а обратить внимание на Александра II, и меня послали в Питер договориться там с землевольческим центром. Я поехал и узнал, что и там у многих явилась та же мысль, но так как это в программу «Земли и Воли» не входило, то решено было устроить съезд /…/, на который собирать людей с юга меня же и отрядили».[804]