Амалия Джеймс - В сладостном уединении

• Название: В сладостном уединении
• Автор: Амалия Джеймс
• Издательство: БДР-Трейдинг
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7721-0063-7

Молодой и внешне привлекательной Пруденс Эдвардс говорили, что профессия журналиста не из легких, а погоня за сенсацией отнюдь не усыпана розами, и чаще всего их шипы глубокими занозами остаются в сердце. Но разве она могла думать об этом, когда получала первое самостоятельное задание редакции престижного американского журнала собрать материал для статьи об известном писателе Хейли Монтгомери, по непонятной причине ставшем затворником? Под видом прилежной секретарши ей достаточно легко удалось проникнуть в его творческую мастерскую — романтический замок, затерянный в горной Шотландии. Она великолепно проводит свое журналистское расследование, однако неожиданно для себя осознает, что безнадежно влюблена в сына писателя. Обман и страсть борются в ней. Сможет ли Пруденс признаться в бескорыстном лукавстве и не потерять любимого?..

---

— Приятно видеть, что ты навела порядок, Моника, — крикнул Колин по-английски.

— Не могy решить, что надеть, — выглянув из ванной комнаты, с заметным акцентом по-английски произнесла все та же женщина. Но теперь она была в халате. — Все это тряпье надо было оставить в Париже. Но тогда пришлось бы здесь ходить по магазинам, а я этого даже вообразить не в силах!

Колин отбросил какое-то пурпурное шелковое платье и уселся в кресло с неимоверно высокой спинкой, каких Пруденс раньше не видела. Она осталась стоять. Хотелось пить.

— Моника, познакомься с Пруденс Эдвардс, это новая секретарша отца, — сказал Монтгомери. — Пруденс, а это Моника Дежардин, она — танцовщица.

— Рада познакомиться, — произнесла девушка.

Моника протянула ей невероятно худую руку.

— А-а, удачи вам! Но вы в курсе, что Хейли не столь очарователен, как его сын?

Наверное, это была шутка. Однако Пруденс подумала всерьез: "Колин, конечно, очень интересный мужчина, но можно ли его назвать очаровательным?"

— Нельзя ли попросить стакан воды? — решилась она.

Колин уже сделал движение, чтобы подняться, но Моника его опередила:

— Боюсь, что чистых стаканов нет.

— Как и чистых тарелок, насколько я понимаю. Ну и неряха же ты, Моника! Придется нам поесть где-нибудь в городе. Ты пойдешь с нами на ленч?

— Ленч? — возмущенно воскликнула танцовщица. — Да я уже десять лет не слышала, что это такое. Но я пойду и закажу перье. В Эдинбурге подают перье?

Колин приказал:

— Давай одевайся.

Моника схватила что-то с дивана и опять исчезла в ванной комнате.

— Она танцует в «Данс-компани» Габриэля Сен-Симона, — со знанием дела сообщил Колин. — Они сюда приехали на фестиваль.

— О-о! — отреагировала Пруденс. — И что, хорошо танцует?

— Говорит, хорошо. — Поднявшись с дивана, он подошел к двери ванной комнаты. — Ждем тебя пять минут и уходим. Пруденс сейчас упадет в голодный обморок.

Моника ответила что-то по-французски, и Колин усмехнулся. Пруденс заглянула в кухонный альков, где находилась небольшая плита, холодильник и раковина, полная грязной посуды. "Ничего себе, уютная квартирка!" — подумала она. Потом заметила в комнате телефон и вдруг ужасно захотела позвонить Тромбли. Сама не знала, что, собственно, могла бы ему сказать, — ничто, конечно, не убедило бы издателя отменить задание и вернуть ее в Нью-Йорк. Но желание пообщаться с ним через океан и пожаловаться, как она тут идет на жертвы, было огромное.

Пока Моника приводила себя в порядок, Пруденс решила поговорить с Колином.

— Мистер Монтгомери, по поводу вашего отца…

— Мистер Монтгомери — это мой отец, — перебил он, подходя к ней, — а я просто Колин, — и протянул руку, прикоснулся к ее волосам. — Не нервничаете?

Пруденс попыталась улыбнуться:

— Да нет…

— Все в порядке, Пруденс! — сказал он, проводя ладонью по ее щеке, дружелюбно, как никогда. — Я понимаю, вы далеко от дома…

— Я хочу есть и пить. И ужасно устала. Я пролетела огромное расстояние, чтобы встретиться с человеком, которого никогда раньше не знала и которого только избранные видели последние десять лет, — сама от себя такого не ожидая, вдруг резко высказалась Пруденс. — И тоска по дому не идет ни в какое сравнение с теми чувствами, которые я испытываю, ожидая этой встречи…

В этот момент появилась Моника. На ней было ярко-красное шелковое платье с оранжевыми и желтыми цветами, расчесанные, поблескивающие пышные волосы схвачены сзади простой резинкой.

— Ну, как я выгляжу? — спросила она.

— Как всегда ошеломляюще, сама знаешь! — ответил Колин. — Так у кого какие будут предложения насчет ленча? Можно пойти в паб или кафе на Роуз-стрит или посетить туристские места отдыха на Принсес-стрит. А можно довольствоваться чаем и ячменными лепешками в ресторане напротив. Вы гостья, Пруденс, вам и решать.

— Ха! — воскликнула Моника. — А я что, не гостья?

— Гости не оставляют грязную посуду в мойке и не разбрасывают нижнее белье по всей комнате, — проворчал Колин. — Ну, так как, Пруденс?

— Давайте останемся на Роуз-стрит, — сказала она, неожиданно почувствовав, что нервничает.

— Я думал, вам хотелось бы осмотреть достопримечательности Эдинбурга? — неожиданно поинтересовался он.

Пруденс кивнула.

— Конечно! И желательно до моего отъезда из Шотландии.

— По-моему, я вас ничем не обидел, — спокойно заметил Колин и повернулся к Монике. — Вообще-то тебе следовало бы остаться и вымыть посуду.

Моника состроила гримасу, Колин рассмеялся и пошел между женщинами к двери.

Яркое солнце неплохо пригревало, но температура воздуха была на несколько градусов ниже, чем в Нью-Йорке. "Интересно, в замке у Хейли будет такая же приятная свежесть?" — подумала Пруденс. Если так, то она неплохо проведет лето, получая при этом двойную зарплату. Мысль была приятная, ее хотелось подольше сохранить.

— Вы хорошо знаете Хейли Монтгомери? — спросила она у Моники, когда на улице они оказались немного позади Колина.

— О, я знаю его очень давно! — ответила та. — Но с тех пор, как он стал…

Она подыскивала подходящее слово, и Пруденс подсказала:

— Затворником.

— Вот именно! Тогда я попыталась убедить Колина и его сестру…

— У Колина есть сестра? — прервала ее Пруденс.

— Да, Джульета. Но она не так заботится об отце, как Колин. О, он ограждает его от всего на свете!

Колин оглянулся через плечо.

— О чем вы там секретничаете? Моника ответила по-французски, и он рассмеялся.

— Что вы ему сказали? — спросила Пруденс.

Танцовщица улыбнулась. Пруденс при этом отметила, что Моника по-своему очень красива. Во всяком случае, точно знает, как одеваться и как улыбаться, чтобы подчеркнуть привлекательные черты.

— Я сказала ему, что мы обсуждаем его фигуру.

Пруденс почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Ага… Так в чем же вам пришлось убеждать Колина и Джульету?

— Я дала слово никогда не упоминать имени их отца, не делать снимков, не говорить представителям прессы или кому бы то ни было о том, что его видела. Целая история!

— И что же, он никогда не покидает своего замка? — поинтересовалась Пруденс, еще раз напоминая себе, что она приехала сюда, чтобы написать о нем статью для одного из самых престижных литературных журналов Америки.

— Почему же? Иногда покидает. Прошлым летом приезжал на фестиваль.

Любопытно! "Интересно, что скажет на это Эллиот Тромбли?" Пруденс помнила, что на прошлогодний Эдинбургский фестивать он посылал корреспондента. А тот, выходит, ничего не увидел и не услышал о Хейли Монтгомери?

Они пришли в паб без названия, с большими решетчатыми окнами, расположенными около самой земли, гигантской старинной стойкой и двумя маленькими круглыми столиками. Устроились за стойкой. Колин сел между женщинами и сообщил Пруденс, что здесь подают лучшую в Шотландии баранину с отличным соусом карри. Она тут же заказала ее и бокал шабли. Бармен пробурчал, что бутылка шабли где-то в подвале. Колин попросил себе баранину и пиво. Моника — перье с долькой лимона.

— На Роуз-стрит всегда болтаются люди богемы, — сказал Колин. — Особенно хорошо тут зимой. Походишь из паба в паб, со всеми повстречаешься, обо всем наговоришься… Хотя в Эдинбурге иногда бывает очень тоскливо, особенно если тебе нечем заняться и нет серьезной причины тут торчать. Зимой не очень холодно, но ужасно сыро, солнце редко показывается. В лучшем случае, часа на четыре…

— Мне не терпится увидеть все собственными глазами! — поддержала разговор Пруденс.

— Может, вам повезет. Отец намекал, что неплохо было бы на зиму куда-нибудь переехать. — Он усмехнулся. — Хорошо бы на юг Франции!

Пруденс пожалела, что у нее нет возможности вести запись. Придется теперь вечерами припоминать, кто что сказал.

— Значит, он все зимы проводит тоже здесь?

— Да. Наблюдал неутешность и одиночество отдельных индивидуумов.

Принесли пиво для Колина и перье для Моники. Шабли, как сообщил бармен, где-то искали.

— Отец не самый беспокойный человек, каких вам, вероятно, приходилось встречать, — продолжил Колин, потягивая пиво.

— Из его книг этого не поймешь, — вставила Пруденс.

— Пруденс Эдвардс, секретарь, который любит читать, — пояснил он Монике и, опять повернувшись к Пруденс, засмеялся. — Потрясающе! Достаточно сказать, как вы красивы, и вы уже краснеете… Когда отец писал, он был счастливее… Моника, это не похоже на дольку лимона.

— И на перье тоже! Все засмеялись.

Вскоре принесли шабли и баранину для Пруденс. Розовое вино было замечательным, баранина — горячей и острой. Пруденс с жадностью набросилась на еду. Между тем, Моника съела, по крайней мере, половину блюда Колина, отнимая у него по кусочку.