Джон Килленс - Молодая кровь

• Название: Молодая кровь
• Автор: Джон Килленс
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

Я горжусь тем, что мой народ, живя в столь бесчеловечных условиях, сумел сохранить свою человечность и свои дарования. Запомним, что действие романа «Молодая кровь» относится не к дедовским Временам, а к современности: в описываемый период негр Джо Луис стал чемпионом мира по боксу, а негритянский композитор Дюк Эллингтон получил широкое признание своего таланта. Вместе со старшим поколением наша молодежь горячо реагирует на все касающееся ее судьбы — это показали, между прочим, недавние события в Литл-Роке.

Пол Робсон

Москва, 1 января 1959 г.

---

Было много шуму и споров, но обсудили все до самых мелочей. Почти каждый пожелал что-нибудь сказать.

—  На первых порах надо быть очень осторожными. Хозяин-то не возрадуется!

—  Пускай сам на себя пеняет! Мы организуем союз не для его выгоды!

— А все-таки осторожность необходима. Правильно говоришь!

И все дали клятву, как заговорщики. Священник Ледбеттер произносил слова этой клятвы, а участники собрания повторяли за ним. В члены профсоюза записались все, кроме двух или трех человек, которые попросили дать им немного времени поразмыслить. Председателем выбрали самого юного из присутствующих — Янгблада, казначеем — Хэка Доусона, Уилабелл — секретарем, а Оскара и Гаса — членами исполнительного комитета. Роб испытывал странное чувство: ему казалось, что он видит папино улыбающееся лицо, слышит раскаты его смеха и его песню «Шагайте, дети, вместе». Да, они создадут крепкий профсоюз и вовлекут в него всех!

Но папа мертв! Папа мертв, и Роб хоронит его! Роб влажными глазами поглядел на алтарь и услышал слова, произносимые пастором Ледбеттером:

—  Читаю по святому евангелию от Иоанна одиннадцатую главу, двадцать пятый стих: «Иисус сказал ей: «Я есмь воскресение и жизнь: верующий в Меня, если и умрет, оживет». — Он медленно закрыл библию.

—  Да, если и умрет, оживет… оживет. Дьякон Янгблад перешел в иной мир, где царит покой и время остановилось, но хоть он умер, он будет жить. Он будет жить в сердцах любящих родных, его будет помнить баптистская церковь Плезант-гроува, церковный совет увековечит его память. Джозеф Янгблад живет во всех нас. Его дух живет в Ложе Фредерика Дугласа. Его дух живет в Ассоциации содействия прогрессу цветного населения. Его дух живет повсюду, где только собираются вместе мужчины и женщины, чтобы служить нашему богу и спасителю Иисусу Христу и святому делу свободы…

—  Аминь! Аминь!

—  Господи, помилуй душу Джо Янгблада!

—  Боже мой!

— Братья и сестры, я говорю вам, а сердце мое исполнено печали, ибо дьякон Янгблад был мне братом и другом в полном смысле этого слова, я говорю всем вам, особенно же его убитой горем семье, что сейчас не время для слез. Но все же мы оплакиваем его, прости нас, отец небесный, потому что мы только слабые люди, живущие на твоей щедрой земле, и ум наш не может постигнуть твою бесконечную мудрость. Нам не понять, о боже милостивый, почему наш брат и отважный воин армии христовой пал от руки врага посреди бела дня в тот момент, когда битва только начинается. Но пойте хвалу господу, люди всей земли, настал день радости и славословий господу, и новых откровений, и новых упований, ибо кто из нас, здесь присутствующих, скажет, что Джо Янгблад умер напрасно? Кто скажет, что он не завещал нам свою силу, твердость духа и решительность, которые помогут нам сплотить всех богобоязненных, свободолюбивых людей Кроссроудза и всей Джорджии? Может быть, поэтому бог отозвал его, может быть, это его цель. Неисповедимы пути господни, да будет свято его имя! Джозеф Янгблад ушел от нас петь в небесном хоре вместе с Джоном Брауном, Гарриэт Табмэн, Фредериком Дугласом, Саджернер Трузс и Авраамом Линкольном, но правда, за которую он боролся, шагает по земле! Спи, возлюбленный брат, спи спокойно, брат Янгблад, отдыхай, отдыхай! Клянемся тебе, что мы продолжим твое дело до того великого утра, когда камень, который отвергли строители, сделается главою угла… Спи, брат Янгблад! Хоть ты и мертв, но ты будешь жить, ты будешь жить!

Из глаз Роба незаметно катились слезы, но это не были слезы скорби. Выступления разных людей об его отце, особенно же речь священника Ледбеттера, чувства и настроения всех его соплеменников, сидевших в жаре и духоте вдоль стен и стоявших в проходах, и внизу в воскресной школе, и на церковном дворе, и лица людей на вчерашнем собрании, и — главное — лицо матери, которое он видел сейчас перед собой, и человек в гробу, и Гарриэт Табмэн, и Джон Браун, и Фредерик Дуглас — все это вместе подняло Роба на какую-то новую, высшую ступень, внушило ему твердую уверенность, что отец пожертвовал жизнью не даром… И все же Роб плакал… Послышались звуки органа: это мисс Ханна заиграла «Ближе, господи, к тебе». Но Роб не хотел слушать скорбные песни. Надо, чтобы играли торжественные!

Бли-же, господи, к тебе,
Бли-же к тебе,
Бли-же, господи, к тебе,
Бли-же к тебе…

С гроба сняли крышку, чтобы все могли попрощаться с усопшим. Роб встал, поддерживая плачущую мать и Айду Мэй; на миг колени его дрогнули, но мама крепче сжала ему руку, и он, подходя к гробу, заставил себя преодолеть слабость. С минуту они смотрели на спокойное лицо Джо, на глаза, сомкнутые навеки. Казалось, они улыбаются, эти глаза, как всегда при жизни, казалось, отец не мертв, а спит. Мысль, что родные смотрят на него последний раз, была для Роба невыносимой. Роб почувствовал, как задрожали плечи матери — ее исстрадавшееся сердце не выдержало, и она громко зарыдала:

—  Господи, господи, сжалься! Нет больше моего Джо, святой боже, нет больше моего Джо!

—  Мама, мамочка! — нежно сказал Роб и больше ничего не мог выговорить — его самого душили слезы.

Подошла Дженни Ли с Гасом Маккеем. Она долго и пристально смотрела на отца, потом вытерла глаза и в последний раз взглянула на него. — Нет больше нашего папы!

И семья отошла, уступая место другим. И влажная жара, и тяжелый приторный аромат цветов, и замирающие голоса певчих: «Невредим в руках Иисуса, невредим на его груди», и люди, рыдающие кругом… и гнев почти на всех лицах…

Процессия двинулась к кладбищу Линкольна: более тысячи человек следовали за гробом, а за ними тянулась целая вереница автомобилей. Через центр, по бульвару. Джефферсона Дэйвиса, тихо и торжественно шли участники похорон…

Солнце палило, как в полдень. С тротуаров и из окон контор белые наблюдали за процессией, всматривались в гневные, дышащие угрозой, потные лица негров, — Зря разрешили им проходить через город — только задерживают движение, — сказал какой-то важного вида белый другому белому.

—  Да, орава опасная! И боже мой, сколько их тут! Умрешь со страху, честное слово!

—  Они как солдаты, идущие на войну, — заметила одна дама высокому джентльмену в дорогом летнем костюме.

—  Очень сожалею, что мне довелось видеть это зрелище, — отозвался джентльмен. — Такой бессонницы, как у меня, пожалуй, никто на свете не знает. Сегодня ночью мне будет мерещиться топот черных ног, шагающих через всю Джорджию.

—  Эх, жаль, что я не прихватил с собой ружье, — сказал еще кто-то. — Сразу бы эти черные птицы разлетелись!

—  Да, не сообразили! — ответил собеседник и сокрушенно покачал головой.

И так на всем пути процессию встречали белые с ужасом и тревогой на лицах, а негры шагали медленно, по четверо в ряд и взгляд их был суров, и ряды их росли, ибо к ним все время присоединялись все новые и новые люди — мужчины, женщины и дети.

Пожилой коренастый белый мужчина в поварской одежде незаметно выскользнул из кухни гостиницы «Оглеторп» и прошел мимо сторожа во двор.

—  Я сейчас вернусь, — сказал он.

С сильно бьющимся сердцем он вышел на улицу, повернул вправо на Черри-стрит, оттуда на бульвар Джефферсона Дэйвиса и, пробравшись на край тротуара, как был, в колпаке и куртке, простоял там неподвижно, пока вся процессия не миновала его. Ударили часы на башне суда, белый вытер глаза и посмотрел на них. Половина седьмого, значит уже три четверти часа прошло, как он убежал из кухни; и он опрометью кинулся назад в гостиницу.

Толпа людей вокруг могилы… И «Прах праху, тлен тлену…»

Лори видела, как Джо опустили в землю. «Все кончено», — подумала она, озираясь на Роба, и сказала это вслух:

—  Все кончено, сын. Теперь всему конец.

Но вот она озирается вокруг и видит все эти лица — знакомые и незнакомые… черные, коричневые, светлые, и на всех лицах гнев… И она чувствует общность сил, ибо это ее народ, и она разделяет его гнев. Она смотрит на Роба, потом находит глазами Дженни Ли, и вдруг ей вспоминается тот понедельник, и Джо Янгблад за завтраком, и его слова: «Когда-то мне казалось, что жизнь наша безнадежна, что это уже конец, но теперь я знаю, что это лишь начало! Шагайте, дети, вместе!»

Рука Роба крепче сжимает ее плечо. Роб Янгблад, и Дженни Ли Янгблад, и Джо! Джо! Джо! А там дальше Ричард Майлз, Рэй Моррисон, Аида Мэй, Лулабелл с Гасом, Уилабелл с матерью, Эллис Джорден, Лерой Дженкинс, Бенджамен Реглин, Хэк Доусон и еще много, много народу… своего народу… а там с краю — доктор Райли и сын Оскара Джефферсона.

—  Нет, это только начало, — шепчет она.

—  Что ты сказала, мама? — Роб теперь кажется взрослым, он так возмужал за эти дни.

Подходит священник Ледбеттер и обнимает вдову.

—  Не падайте духом, сестра Янгблад. Вы вырастили двух самых прекрасных детей во всей Джорджии. Чудесного юношу и чудесную девушку! И Ричард Майлз — он ведь тоже у вас как сын. И посмотрите вокруг, на ваших братьев и сестер — их тысячи! Господи, все они готовы драться, и мы еще заставим виновных ответить за все. Придет день расплаты здесь, в Джорджии, и мы поможем господу богу приблизить этот день!