Николай Павленко - Меншиков

• Название: Меншиков
• Автор: Николай Павленко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-235-02320-Х

Вниманию читателей предлагается биография Александра Даниловича Меншикова (1673–1729), знаменитого сподвижника Петра I, человека, совершившего, пожалуй, самую головокружительную карьеру в истории России: бывший «пирожник», промышлявший продажей снеди на улицах Москвы, он не только превратился в «светлейшего князя», генералиссимуса, но после смерти Петра стал некоронованным правителем огромной Империи. Столь же внезапным оказалось и падение «полудержавного властелина», со стойкостью и мужеством встретившего свою ссылку в далекий Березов.

Увлекательно написанная книга принадлежит перу известного историка Николая Ивановича Павленко, признанного знатока русской истории XVIII века.

---

20 июня 1705 года Яковлев пишет Меншикову: «Известно тебе, государю, буди: на Олонецкой верфи состроенный корабль, шнявы и галеры спущены на воду и оснащены и в Санкт-Петербург отпустим вскоре, но есть, государь, остановка за железом, за якори, за пушки. С заводов по сие число никаких припасов в привозе нет, и железом у нас исправлялись прошлогодским привозом. И о том многажды к Алексею Чоглокову писано, а отповеди нет».

Александр Данилович усмотрел в этой жалобе попытку Яковлева без всякого на то основания опорочить службу управителя Олонецких железных заводов Чоглокова. Поэтому жалобу коменданта он отклонил, сочтя ее зряшною. «Писать было многократно не надлежало», – отвечал Меншиков, так как все припасы готовы, но не отпущены «за неочищением ото льду Онежского озера».

Взаимные жалобы Чоглокова и Яковлева обнаруживали натянутые отношения, вредившие делу. Ответ Меншикова содержал любопытное внушение: «Для Бога в делах с Алексеем Чоглоковым имейте согласие и друг на друга многократно писать оставьте. Сами вы ведаете, что не постороннее какое, его великого государя дело на вас положено, и доведется вам в том друг другу вспоможение чинить».[26]

В требованиях Меншикова неукоснительно и без всяких оговорок выполнять как царские, так и личные повеления нетрудно разглядеть стиль Петра. И Меншикова, и царя мало волновал вопрос, как будет выполняться поручение, сколько оно отнимет сил и как отразится на благополучии и здоровье людей, – важен был конечный результат.

В конце февраля 1704 года Яковлев доносил о падеже лошадей на Олонецкой верфи. Ответ Меншикова: «Да ты ж пишешь, что лошади мрут, и ты как ни на есть исправляйся, без чего быть невозможно – хотя и мрут, однако ж делать надобно». Суровый рационализм Меншикова проявлялся не только в отношении лошадей, но и людей. В списке присланных в Шлиссельбург плотников обнаружилось около половины беглых. Меншиков потребовал от Яковлева, чтобы бежавшие были выловлены и присланы в сопровождении караула скованными. Это распоряжение не должно удивлять: не только строителей, но и рекрутов тоже часто доставляли в оковах. Удивляет другое: Меншиков делает вид, что якобы не может взять в толк, почему они бежали, будучи, как он полагал, вполне удовлетворены всем необходимым. «Олонецкие ж работники, – недоумевал он в письме к Яковлеву, – из Шлиссельбурга с работы бегают непрестанно, хлеб им и кормовые деньги дают по вся месяцы без задержания, а бежат невем от чего».[27]

Ничего загадочного в поведении плотников не было. Они бежали из-за тяжелых условий жизни на верфи и на заготовке леса, изнурительного труда, отсутствия крыши над головой. Отсюда огромная смертность мобилизованных работников, о чем, конечно же, знал Меншиков, ибо ему то и дело сообщали: «Присланные с Москвы и из городов прошлых годов разных дел мастеровые люди померли, а иные хварают» или: «Плотниками в работе зело имеем оскудение, понеже многие свои сроки отжив, померли».

Меншиков давал подчиненным наглядные уроки безволокитного ведения дел. 26 марта 1704 года Яковлев послал письмо, в котором жаловался Меншикову на недостаток прядильщиков для изготовления канатов. Если бы подобная жалоба была адресована какому-либо московскому приказу, то истекли бы недели, если не месяцы, прежде чем громоздкий и неповоротливый приказный аппарат как-нибудь на это отреагировал. Меншикову понадобился день-другой, чтобы не только ответить Яковлеву, но и принять необходимые меры. «Ты пошли от себя, не медля, посыльщиков, – писал он Яковлеву 2 апреля, – в Ярославль, на Вологду, в Каргополь, на Мологу и вели взять прядильщиков сколько надобно […] а к воеводам в те городы указ отселе послан».[28]

Меншиков, в то время еще не избалованный властью, к промахам подчиненных относился снисходительно, проявлял сдержанность, журил их слегка и не прибегал к угрозам. Тому же Яковлеву, задержавшему отправку трехсот плотников в Шлиссельбург, он писал в феврале 1703 года: «Я на вас надеюсь как на себя, вы, мои секретные друзи и любимые мною, не так в деле своем поступаете, как мне угодно, и волю мои не творите». Спустя несколько дней плотники прибыли, и усердие коменданта Меншиковым тут же было отмечено: «Благодарствую вашу милость, что вы ко мне в Шлиссельбург плотников и работников выслали и тою высылкою меня повеселили, и за то ваше ко мне исправление любезный поклон до вашей милости отсылаю и за свое здравие по чарке горелки кушать повелеваю».

И даже когда олонецкий комендант осмелился донести царю о неполадках, минуя Меншикова, он получил лишь укоризненное письмо, взывавшее к дружеским чувствам Яковлева: «Ты разсуди сам себе, хотя бы то и так было, дельно ль приступил к донесению мимо меня, в чем надобно было тебе опасну быть, в чем я от тебя не чаял, но еще паче всякого остерегательства надеялся, а ты вместо того пакость чинишь и с такими бездельными словами докладываешь».[29] Строки этого письма изобличают в Меншикове не только строгого ревнителя служебной субординации, но и человека, стремившегося не выносить сор из избы и все дела, к которым он был причастен, изображать в лучшем виде.

Не менее успешно Меншиков справлялся и с другими поручениями. Для создаваемого Балтийского флота требовались железо и корабельные пушки. Меншиков организует поиски руд и закладывает два завода – Петровский и Повенецкий. Оба были пущены в небывалые по тем временам сроки – через несколько месяцев на них уже отливали пушки.[30] Так царский слуга постепенно становится соратником царя.

В суете хозяйственных забот Александр Данилович не оставлял хлопот военных. На этом поприще он тоже быстро завоевал репутацию надежного и энергичного исполнителя.

С самого начала 1703 года царь готовится к новой кампании: вслед за Шлиссельбургом предстояло изгнать неприятеля из земель по всему течению Невы. Для подготовки войска к новому походу Петр решил вызвать в Шлиссельбург Шереметева. Фельдмаршал в ответном письме просил оставить его во Пскове. «А без меня во Пскове, ей, – доказывал он необходимость своего там пребывания, – все станет и будет большая во всем остановка и непорядство… и тебе известно, на ково мне положитца: один Василий (псковский воевода Василий Борисович Бухвостов. – Н.П.), и тот глуп […] А в Слисенбургу Данилович, и сам изволишь быть».[31]

Царь согласился с доводами Шереметева и ответствовал фельдмаршалу 20 марта: «…не изволь ездить того для, что здесь, слава Богу, все готово, и с лишком, трудами начальника здешняго к вашему приезду и будущему начинанию». «Начальником здешним» был Александр Данилович.

Роль Меншикова была заметной не только в подготовке кампании, но и непосредственно в военных действиях. В марте он совершил успешный рейд под Ниеншанц, в результате которого гарнизон этой крепости не досчитался двухсот человек. Захвачено было несколько пленных, рядовых и офицеров, а также две тысячи человек гражданского населения. Известие об этом успехе царь назвал «радостной ведомостью от господина поручика нашего».[32]

Несмотря на бивуачную жизнь, не забывает Меншиков и о своих бытовых удобствах. Уже в это время отчетливо проявляется его тяга к роскоши и комфорту. В Шлиссельбург к коменданту крепости потянулись обозы, нагруженные всякими припасами: из Архангельска он выписал заграничные экипажи, из Москвы – заморские напитки. Богатый солепромышленник Григорий Строганов удружил царскому любимцу органиста Афоньку.

Следы хозяйственной распорядительности, умение обустроить быт видны и при осмотре его усадеб.

Известный путешественник Корнелий де Бруин оставил краткое описание подмосковных владений Меншикова. Об одном из них, селе Алексеевском, расположенном на реке Яузе в двенадцати верстах от столицы, де Бруин в 1702 году писал: «Это прекраснейшее местечко, где устроены были удивительные садки, наполненные отборною рыбой. Но лучше всего для меня показались там громадные конюшни, хотя они были деревянные, так же как и самый дом. В конюшнях этих было более пятидесяти лошадей превосходной красоты».

Еще большим благоустройством и роскошью отличалась другая усадьба Александра Даниловича, более отдаленная от Москвы. Здесь все вызывало восторг у видавшего виды путешественника: «Помещичий дом Меншикова – громадное прекрасное строение, похожее на увеселительный дом, с красивым кабинетом (покоем) наверху в виде фонаря, покрытого отдельною кровлею, раскрашенною очень красиво всеми возможными цветами. В самом доме множество отличных и удобных комнат, довольно высоко расположенных над землей. Войти в него можно только через ворота крепостцы».[33]

Искусством жить в роскоши Данилыч овладел довольно быстро. Столь же быстро он научился пользоваться и своим положением царского любимца. Уже во время Великого посольства Меншиков был настолько близок к царю, что, выполняя обязанности его казначея, расходовал деньги без всякого контроля не только на него, но и на себя. На яхту для отправки в Россию было погружено тринадцать ящиков и сундуков со всякой «рухлядью», купленной для царя: книги, инструменты, корабельные снасти. Груз Меншикова был иным, им овладели помыслы построить в Москве роскошный дворец, поэтому он закупил «800 мраморных камней».[34]