Кипхардт Хайнар - Герой дня

• Название: Герой дня
• Автор: Кипхардт Хайнар
• Жанр: О войне

Аннотация издательства: Хайнар Кипхардт ( Heinar Kipphardt, род, в 1922 г.) - немецкий драматург, писатель (ФРГ), доктор психологии. Автор более десяти драматических произведений, наиболее известны из них пьесы «Собака генерала» («Der Hund des Generals», 1962), «Дело Роберта Оппенгеймера» («In Sachen.J. Robert Oppenheimer», 1964). Первый роман X. Кипхардта «Мерц» («Marz»), вышедший в 1976 г., был удостоен премии г. Бремена. За телефильм по этому роману писатель отмечен «Призом Италии». Предлагаемая вниманию читателя повесть «Герой дня» взята из одноименного сборника, вышедшего в 1977 г. (Heinar Kipphardt. «Der М ann des Tages und andere Erzahlungen», Munchen, Autoren Edition/c. Bertelsman Verlag, 1977).

---

Рудат взглянул на часы. Двенадцать пятнадцать. Луна скрылась за облаками. «Ну же, давайте! - мысленно упрашивал он. - Чего вы ждете?» На той стороне захрипел динамик. Музыка. Не то Чайковский, не то еще что-то. «Какого дьявола?» Две фигурки выползли из трубы. Рудат поднес к глазам бинокль. Первая, наверно, Таня, хотя он представлял ее себе более упитанной. Девушки ползком пробирались вдоль ложбины, вымытой в береге сточными водами. Из громкогово-рителя неслось:

– Товарищи из триста двадцать седьмой пехотной дивизии! Вы пришли сюда из-под Воронежа. Вы гибнете за безнадежное дело. Крас-ная Армия сломала хребет Гитлеру. Но хребет Гитлера не обязательно должен быть и вашим собственным…

Рудат не прислушивался. Только смотрел на девушек: они уже доползли до реки и скользнули в воду. Темные живые пятнышки. Он затаил дыхание: по траншее кто-то бежал. Далеко справа затарахтел пулемет, обстреливая громкоговоритель. [59]

– …Есть две Германии - Германия кровавых нацистских паразитов и Германия трудового народа. Немецкий народ должен властвовать не над чужими странами, а у себя на родине. Вы должны очистить свою страну от нацистской чумы, обрекающей ваших родных и близких на голод и верную смерть. Товарищи из триста двадцать седьмой пехотной дивизии! Порвите с Гитлером и его военными прихвостнями, иначе вам не вернуться домой…

– Им легко умничать, - просыпаясь, сказал Пёттер. Потом опять зевнул и повернулся на другой бок. Девушки уже проплыли метров шестьдесят - семьдесят. Из трубы осторожно выбрались еще две.

– Часовой! Где часовой?! - послышался голос. Цимер.

– Тихо! - прошептал Рудат. Цимер приближался. Рудат выпустил в сторону Цимера белую осветительную ракету - чтобы предупредить девушек и затенить бухточку. Цимер мгновенно залег на дно траншеи. Девушки снова скрылись в трубе.

Цимер на карачках подполз в пулеметному гнезду - сейчас он задаст перцу этому часовому, конечно же, это не кто иной, как Рудат! - и заметил, что через реку кто-то плывет.

– Вы спятили? Неужели не видите, что тут происходит?

– А что происходит-то? - сказал Пёттер и вызывающе потянулся.

– В двухстах метрах от вас двое русских! Вот что!

– Где? - спросил Рудат. И, не сводя глаз с плывущих, которые были уже на середине реки, начал обстреливать противоположный берег.

– Ближе! Ближе!

Рудат лежал за пулеметом, чувствуя затылком пыхтенье Цимера. Скорректировал очереди по светящемуся следу и медленно повел огонь к середине реки. Девушки плыли быстрыми, неровными толчками. «Они будут считать меня сволочью, - думал Рудат. - Таня будет считать меня грязной нацистской свиньей. Отстреляю ленту, а потом скажу, что затвор заклинило. Отстреляю эту ленту, только в них ни за что не попаду».

– Левее, левее, идиот! - пыхтел Цимер. От него разило можжевеловой водкой. Рудат опять скорректировал огонь. - Еще! - Рудат напрягся изо всех сил, но Цимер упорно поворачивал пулемет в направлении темных живых точек. Светящийся след подбирался к ним все ближе. Девушки скрылись под водой. Трассирующие пули описали круг, вот и место, где девушки должны вынырнуть. Рудат хотел снять палец с гашетки, хотел крикнуть: «Затвор заклинило!», но увидел только, как девушки вынырнули в лунном свете ближе к тому берегу, почувствовал спиной тяжесть Цимера и еще увидел, как трассирующие пули настигли белые живые точки, и стрелял, стрелял, пока не кончилась лента.

– На сегодня все, - сказал Цимер, стряхивая с френча мусор. - Для этих мерзавцев купанье оказалось первым и последним. Согласитесь, Рудат, у Пауля Цимера и на фронте есть чему поучиться. Перемените позицию! - Очень довольный собой, он ушел собирать команду по розыску источника световых сигналов. Вот и встретился с врагом. Ничего особенного - он думал, что это куда страшнее.

Рудат повалился на пулемет, его тошнило. Слыша орудийные залпы с того берега, он мечтал, чтобы снаряды угодили сюда и разорвали его, смели с лица этой проклятой земли. Но стреляли дымовыми шашками, и скоро Сейм затянуло уже ненужной пеленой.

Пёттер поднял Рудата, который все еще корчился в приступах рвоты, и увидел, что парень сжег себе правую щеку - ведь он упал лицом на горячий кожух пулемета. Рудат был совершенно уничтожен. Его миловидное лицо дергалось, зубы стучали как в лихорадке.

– Что с тобой? - спросил Пёттер. - Неужели ты позволишь всякой сволочи куражиться над тобой? [60]

– Это все Цимер. Я ничего не мог поделать. Я пытался. Это Цимер.

– Что Цимер? - не понял Пёттер.

– Это он застрелил девушек.

– Каких девушек?

– Таню и ее сестру. Им надо было на тот берег. Я же не знал, что сюда припрется Цимер. Не знал…

– Конечно, не знал, - успокоил его Пёттер. - Ты сделал все, что мог. Ведь не по своей же воле мы угодили в эту кучу дерьма.

– Мне нужно было ухлопать Цимера, а не стрелять по девушкам! Я сволочь и трус.

– Вот что, парень. Ложись-ка и поспи, - сказал Пёттер. - Войну не мы с тобой затеяли, наше дело смотреть в оба, чтоб не сдохнуть. И все. - Он оттащил пулемет в запасное гнездо и закутал парня в плащ-палатки. В лунном свете дымовая завеса над рекой казалась белой.

* * *

Этой ночью обер-лейтенант Вилле благополучно завершил новую главу своей книги. Называлась она «Боль как категория духа». Еще во власти творческого порыва Вилле зачитал ее вслух батальонному лекарю Хуберу, на редкость крупному детине, астматику, охочему до крепкого пива. Читал Вилле хотя пискляво, но лающим, командирским голосом, как бы приказывая слушателю задуматься.

– Боль есть средоточие личности. Лишь глубокое страдание облагораживает и дифференцирует, уводя наши помыслы к существу боли и к богу.

– Так оно и есть, - пробурчал Хубер. - Отчего, спрашивается, я пью как не от боли, снедающей измученную, взыскующую бога душу. Ваше здоровье.

– Боль, и только боль, способна на своих крылах вознести нас к богу. Что же заставляет нас бежать боли, обращаясь к таблеткам и анестезии, больницам и страхованию?

– Совершенно справедливо. Все это ерунда, - икнул лекарь. - Вздор.

– Война озаряет солдат-фронтовиков провидением грядущей великой боли. Число страждущих значения не имеет. Всемирно-историческая миссия нашей нации - на века уготовить боль для новой суровой личности.

– Замечательно, дорогой Бодо! - заплетающимся языком изрек Хубер. - Почему бы мне не пить, раз другие этого не выносят?

Он осушил восемнадцатую бутылку гамбургского «Сенатора» и повалился на пол спать, не внимая дальнейшим рассуждениям обер-лейтенанта.

– Где человек? - вопрошал Бодо Вилле, прервав чтение. - Где человек в этой духовной пустыне? - Снимая элегантные бриджи, он завидовал Сократу: у того не было недостатка в любознательных учениках.

«У старшего рядового Рудата симпатичное лицо, рыжие кудри и умные зеленые глаза», - думал он. Свежие простыни слегка пахли можжевельником, и Вилле погрузился в сновидения.

* * *

Поисковая акция унтер-офицера Цимера прошла безрезультатно. Удалось обнаружить только плохо затемненную комнатушку, где какая-то старуха в нарушение всех предписаний гнала самогон из картофельных очистков и перебродившего свекольного жома. Даже полевая жандармерия наотрез отказалась принять рапорт. Тамошний обер-ефрейтор отозвался о донесении Цимера неуважительно и крайне бестактно. Фельдфебель, к которому Цимер, напирая на возможный [61] шпионаж и партизанские вылаазки, обратился с жалобой, глупо ухмыльнулся:

– Ну, ты, видать, не иначе как из тыла явился.

И показал Цимеру карту области, где красной штриховкой были отмечены районы действий партизанских отрядов. В том числе район Рыльска. Потом достал из ящика листок бумаги - тетрадную страничку, исписанную по-русски, - и спросил:

– Чем господин военнослужащий вермахта считает эту вот записку?

Цимер пожал плечами.

– Это приказ о призыве, подписанный верховным командованием украинских партизан. Вчера изъяли у одного докторишки. Сам-то он приказал долго жить… Ну, мне пора! У нас тут кое-что еще запланировано нынче ночью.

Цимер вышел от фельдфебеля под впечатлением. Солдаты, не дожидаясь приказа, вернулись в роту.

Две машины, битком набитые жандармами, проехали мимо него на операцию: выгонять из домов и отправлять в эшелон молодых русских женщин. Пока Цимер шагал по враждебно затаившейся улице, в голове его снова шевельнулись малодушные мыслишки. Вдалеке послышался шум. «Мы слишком гуманны, - думал Цимер. -Застарелые германские нюни насчет гуманизма - вот что подрывает боевой дух!» Он хотел было устроить разнос солдатам, которые разбежались без приказа, но не рискнул сунуться в блиндаж к Пёттеру. У себя на квартире он аккуратно уложил под соломенный тюфяк свои суконные брюки и отбелил подворотничок. «Ничего, я вам еще покажу, где раки зимуют».

Ни свет ни заря Муле разбудил обер-лейтенанта Вилле: