Кюлюмов Костандин - Парень и горы

• Название: Парень и горы
• Автор: Кюлюмов Костандин
• Жанр: О войне

Аннотация издательства: Эта книга, выходящая в год 40-летия Победы над фашизмом, посвящена героическим страницам истории Болгарии… Костадин Кюлюмов, ветеран антифашистской борьбы, автор многочисленных произведений о второй мировой войне, лауреат Димитровской премии, в одном из наиболее популярных своих произведений создает героический образ молодого болгарского партизана.

---

И тогда отец вернулся из небытия, в глазах его мелькнул свет, он впился взглядом в глаза жены и прошептал:

«Ну, и слава богу… Дождись внуков, Илинка…»

И затих. А ей почудилось: когда он глубоко вздохнул в последний раз, по лицу его пробежала надежда и благодарность за то, что она дала ему умереть победившим, удовлетворенным, вечным в вечности…

Антон знал, что мать скорбит по отцу, но пытается не показать виду, и он прощал ей этот невинный обман. Горе ее было огромным, но тревога о сыне - не меньше. Да разве Антон не скорбит вместе с матерью?… Но что же такое скорбь? Малодушие? Кто знает! Во всяком случае, это чувство выводит человека из равновесия, толкает на безрассудные поступки, превращает его в существо безвольное, неуверенное, зыбкое и потому - негодное для борьбы. Нет, он не имеет права поддаваться печали. Воля к жизни должна быть сильнее.

«Война - это не свадьба, сынок. А все люди смертны!» - сказал ему однажды отец.

Бессмертно наше дело, отец, думал Антон, только наше дело!…

Человек медленно двигался по полю, склонившись над сохой, которую тащили осел и корова. Увидав Илинку, остановился и быстро пошел ей навстречу.

– День добрый!

– Здравствуй! Каким ветром тебя сюда занесло?

– Путнику - дорога, Петре, хозяину - урожай!

– Да ты кто такая?

Илинка села на межу спиной к мягкому весеннему солнышку. Бай Петр закурил цигарку. Она сняла с головы потемневший от пота, залатанный платок, расправила его и не торопясь, словно священнодействуя, подпорола одну из заплаток. Петр смотрел то на ее лицо, то на руки, догадываясь, что эта измученная старая женщина явилась к нему не зря.

Илинка молча вынула из-под заплаты маленький свернутый листок и, так же молча, протянула его пахарю. Он взял бумажку, а глаза его спрашивали: с какой вестью пришла эта женщина?

– Посмотри, там все написано! - ответила Илинка. Он развернул бумажку, и по телу пополз страх.

«Бай Петре! Меня ранило. Подательница записки - моя мать. Передай ей, как найти отряд. Антон»

– Ты ошиблась, тетка! - Бай Петр вернул записку Илинке. - Это не мне. Другому человеку написано. В таких делах я не разбираюсь!

Как это «не разбираюсь»? Сын ведь сказал: «Он меня знает лично. Я ночевал у него, ему известно, кто я такой. Отдай записку, и все!»

– Это от моего сына! Он написал эту записку…

– Говорю тебе - не мне это, другому человеку. О чем тут речь, ума не приложу!

Петр и правда ничего не мог понять. Вон недавно в Зеленом Доле было: отец Вески пошел в полицию и попросил уберечь его дочку от опасности, а девушку взяли и расстреляли у него на глазах. А тут еще хуже получается. Кому не известно, что весь отряд, в котором был и Антон, погиб еще зимой? Видно, не вынесла горя Илинка, решила оказать полиции услугу, чтобы вымолить амнистию хотя бы для мужа.

Петр не знал, что старика Тодора уже нет в живых.

– Ступай своей дорогой, да и мне допахать надо, а то дни еще совсем короткие, - сказал он и поднялся с межи. - А записочки эти ты брось, я человек бедный, не накличь беду на мой дом! - И тронул соху.

Илинка пошла, не оглядываясь. И пока шла, обескураженная недоверием такого человека, в ней зрело новое решение. Она шагала все медленнее, рассуждая сама с собой. Целых два месяца прячет она сына от чужих глаз, ни одна живая душа не пронюхала о нем. Люди знают, что он убит. Вот уже и весна пришла, окутала белой пеной сливы и груши. Поговаривают, что война кончится к Петрову дню. А сколько до него осталось? Каких-то четыре месяца. Зачем же снова отпускать сына в горы? Он еще слабый. Нет, Илинка будет прятать его, пока не кончится эта проклятая война. Знает она один тайник. Когда дядя ее гайдуком был, в нем от турок прятался. Турки дом сожгли, а гайдук невредим остался. Может, и сейчас еще послужит этот тайник. Нечего больше ходить по людям, пусть сын при ней останется, последний в роду Жостовых.

Антону уже не сиделось в четырех стенах, его тянуло на волю, и когда Илинка вернулась, он ждал ее в зарослях на самой макушке холма.

– Мама, ты по дороге лесника не встретила?

– Нет, сынок! Никого не видела!

– Как только смеркаться начало, Марин вошел в наш сарай!

– Не к добру это, сынок!

– А что бай Петр? Нашла его?

– Нашла, да только он не поверил.

Антон вскочил.

– Где записка?

Мать полезла за пазуху и протянула ему скомканную, теперь уже никому не нужную бумажку.

– Послушай, сынок! Коли тут появился Марин, это нехорошо! Может, он зла и не сделает, но что ни говори, власть!

– Завтра пойдешь опять.

Она не ответила. Не сказала ни «да», ни «нет». Да разве она сможет удержать его у своей юбки, если он только оправился от ран и уже снова рвется в горы?

На следующий день, прячась от своих и чужих, Илинка снова пошла в соседнее село, сознавая, что теперь сама навлекает на сына новые беды и испытания. Но рассказать ему, что от страха за него она не спит ночами, а днем не находит себе места, Илинка не смела. Сын должен, покуда мать жива, видеть ее такой же, какой знал с детства.

Бай Петр уже возвращался домой, и она повстречалась с ним на лесной дороге. Сердце Илинки замерло, а уши ничего не слышали. Она вытерла с лица холодный пот и остановилась.

– Вот так встреча!

– Дай тебе господь всего, Петре!

– Зачем снова к нам пожаловала?

– К тебе иду на поклон.

– Я же сказал - я бедный человек, не губи меня!

Мать возвращалась подавленная, обессиленная и, как только поднялась на гребень горы, присела отдохнуть, поразмыслить. Высоко в небе трепетали звезды. За какую звезду ухватиться в поисках спасения?… По селам снова рыщет полиция. Похоже, в лесу опять объявились партизаны, коли сгорела недавно мельница у Ламбревых.

И мать поняла: другого пути у сына нет. Она сама благословит его на борьбу. Пусть ему сопутствует удача, пусть сбудется все, о чем мечтали ее сыновья, пусть станет явью то, что записано в законах народной правды, потому что нет больше сил сносить царство неправды.

Когда Илинка спускалась с горы, вышел месяц и вдруг стало светлее. Она прошла мимо Жинкового вяза, где ее должен был ждать Антон, но его там не оказалось. Илинка внимательно посмотрела по сторонам, кашлянула - никакого отзвука. Сердце ее оборвалось. Почти бегом она бросилась к сараю, ворвалась в темноту. Но сына не было и там. Только топор, который обычно валялся в соломе, висел на двери сарая.

Мать без сил опустилась на порог и от радости заплакала. Ведь это был знак, что с Антоном все в порядке.

Рядом кто-то кашлянул. Илинка подняла голову - лесник.

– Что, опять поешь?

– Это ты, Маринчо?

– Я, тетка Илинка! Пойдем, а то холодно стало… Ты топор видела?

– Ох, Маринчо, как я перепугалась!

– А характер у тебя, тетка Илинка, железный!…

Еще долго сидела мать, подперев ладонями разгоряченное лицо. Она слушала тишину гор.

Глава третья.

Парень и товарищи

Особой необходимости в привале нет, нельзя сказать, что прошли они много, а спали мало. Но черные, как маслины, глаза Мишеля, в которых без труда читались все его мысли, полны страха, как и прошлой ночью, когда они пробирались огородами среди грядок табака и зеленых пятен рассады. Выходит, смелость тоже надо выращивать, закалять, она может либо зачахнуть, либо расцвести, окрепнуть и стать такой же привычной, как эти закаты с мягкими, розоватыми по краям облаками, как восходы с едва уловимым теплом туманов над пышной зеленью реки и нежданным ласковым ветерком, налетающим со стороны долины, привольно раскинувшейся между Пирином и Родопами.

Необязательно тут делать привал, но Петко, этот недоверчивый сельчанин в серой домотканой одежде, с виду годный в отцы и Мишелю, и Антону, не может оторвать взгляда от беспорядочно разбросанных холмов - предвестников настоящих гор. Родопы разлились здесь застывшими морскими волнами. И внизу, под последней вздыбленной волной, искрятся зрачки промытых дождями окон, темнеют зеленовато-серые черепичные крыши домов. А где село, там наверняка уже появились те, кого сторонишься так же, как они - тебя…

Антон вел двух новых партизан - их надо было, по словам Страхила, «обстрелять» - и все глубже чувствовал перед ними свою вину. Особенно скверно, если что-то недоброе случится до того, как они успеют выполнить боевое задание, с которым посланы. Новички понятия не имели, зачем понадобилось сворачивать в город. Они шли за Антоном послушные и молчаливые, со своим романтическим представлением о подвиге, к которому в душе были готовы давно. Они не догадывались, куда и зачем ведет их Антон, а просто подчинялись строгому партизанскому приказу: тебе не положено знать то, что обязаны знать другие.

Старушка, которая их приютила и накормила, долго не могла унять волнения. Она опять и опять рассказывала о своем сыне: в Пазарджике он уволился в запас, а потом из полка пришел запрос, возвратился ли он домой. С тех пор к ней зачастили полицейские, и каждый раз она встречала их мольбой: «Верните мне сына! Верните мне сына!» И кто-то пообещал: «Мы принесем тебе его голову, другого он не заслужил!»