Андрей Буровский - Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства

• Название: Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства
• Автор: Андрей Буровский
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-33899-3

Один из главных исторических мифов Российской империи и СССР — миф о допетровской Руси. Якобы до «пришествия Петра» наша земля прозябала в кромешном мраке, дикости и невежестве: варварские обычаи, звериная жестокость, отсталость решительно во всем. Дескать, не было в Московии XVII века ни нормального управления, ни боеспособной армии, ни флота, ни просвещения, ни светской литературы, ни даже зеркал…

Не верьте! Эта черная легенда вымышлена, чтобы доказать «необходимость» жесточайших петровских «реформ», разоривших и обескровивших нашу страну. На самом деле все, что приписывается Петру, было заведено на Руси задолго до этого бесноватого садиста!

В своей сенсационной книге популярный историк доказывает, что XVII столетие было подлинным «золотым веком» Русского государства — гораздо более развитым, богатым, свободным, гораздо ближе к Европе, чем после проклятых петровских «реформ». Если бы не Петр-антихрист, если бы Новомосковское царство не было уничтожено кровавым извергом, мы жили бы теперь в гораздо более счастливом и справедливом мире.

---

А ведь избрание царя после того, как в 1598 году пресеклась династия Рюриковичей по прямой мужской линии, было событием и судьбоносным для страны, и драматичным, повлекшим за собой множество маленьких трагедий.

Начнем с того, что имелось огромное число претендентов на престол, в общей сложности до 30. Многие на Руси хотели позвать царствовать из других стран «природного государя», раз уж свои собственные государи повымерли. Пусть иноземный, может быть, не знающий даже русского языка, но «природный монарх» казался им куда предпочтительнее, чем новый царь, вышедший из «холопей государевых».

Собственно говоря, польский королевич Владислав формально мог претендовать на московский престол; пусть сам он никогда не правил Московией, одно время от его имени распоряжалось целое правительство — сознательно не беру это слово в кавычки, потому что таких правительств в годы Смутного времени развелось множество, и степень их законности совершенно одинакова. А Владислава возвели на московский престол вполне законным образом, и называть себя русским царем он имел совершеннейшее право.

Причем это право сохранялось за Владиславом вплоть до июня 1634 года, когда он официально отказался от претензий на трон Московии и признал Михаила Федоровича Романова царем и «братом» — то есть особой, равной себе, королю. До Смоленской войны 1632–1634 годов Польша не считала законным избрание на престол Романовых, и в 1616 году Владислав даже разослал по Московии «окружную грамоту» — напоминал о своем избрании на престол и сообщал, что избрали-то его малолетним, а вот сейчас он вырос и намерен идти добывать себе престол. И пошел «добывать»! Вовсе не вина Владислава, что Московия за несколько лет изменилась до неузнаваемости, взять Москву полякам не удалось, и война закончилась подписанием Деулинского перемирия на 14 лет и 6 месяцев, по которому Московия уступала Речи Посполитой спорные земли — Смоленск и Чернигово-Северскую землю.

Впрочем, никакой «партии Владислава» в Москве не возникло, и это понятно — после прямой польской интервенции и грабежей банд «лисовчиков» (в народе «лисовчиков» называли «орда», что достаточно характерно) у польской партии не было серьезной социальной базы. 9 сентября 1618 года Земский собор заявил, что страна будет стоять за православную веру и царя великого государя Михаила Федоровича «без всякого сумнения», «не щадя животов».

Но был другой иноземный «природный царевич» — шведский принц Карл Филипп, — Боярская дума предложила ему царский венец, но с условием: перейти в православие и соблюдать обычаи страны. Карл Филипп отказался, а за другими «природными царевичами» не послали.

И из «своих» были толпы кандидатов, и каких! Все — «природные» князья, и все с толикой крови Рюрика в жилах, имеющие и формальные права на московский престол. Все — имеющие патриотические заслуги времен Смутного времени. И что характерно — между этими претендентами развернулась самая настоящая, вовсе не бутафорская предвыборная баталия. Московиты весьма иронично относились к нравам Речи Посполитой, то есть объединенных Польши и Западной Руси. Как писал русский резидент в Польше Тяпкин в 1677 году: мол, в Польше никогда не знаешь, к кому и обратиться за решением дела, когда тут, «что жбан, то сразу пан» и что польские паны «не боятся и самого Создателя, не только избранного государя своего». И далее Тяпкин ностальгически вспоминал, как хорошо на Москве, где «яко пресветлое солнце в небеси единый монарх и государь просвещается». Но в этот год от Рождества Христова 1613-й русская аристократия вела себя примерно так же, как и польская во время бескоролевий и выборов нового короля.

Пытался стать русским царем и Д. М. Пожарский, о котором сказано: «Воцарялся, и стало это ему в двадцать тысяч».

«Воцариться» пытались и такие известные аристократы, как князья Д. М. Черкасский, П. И. Пронский, И. В. Голицын, а князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, признанный казачий вождь, «учреждаше столы честные и пиры многие для казаков и полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе во двор по все дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтобы ему быти на России царем, и от них казаков похвален же был. Казаки же честь от него принимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и бранящее его и смеющиеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачей…»

А когда казаки 21 февраля 1613 года вломились на заседание Земского собора и потребовали присяги Михаилу Романову, бедный Трубецкой не на шутку заболел: «лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».

Можно долго рассуждать и о том, почему выбрали именно малолетнего Михаила Романова, которого тогда и в Москве-то не было. Во всяком случае, мнение о том, что бояре выбрали удобного царя для себя, потому что «Миша Романов молод, разумом еще не дошел, и нам будет поваден», не особенно состоятельно. Все очень хорошо знали, что за молодым Мишей Романовым с его мягким характером стоят не такие уж юные родители: Федор Никитич Романов (Филарет в пострижении) и Марфа, крутой характер которых был прекрасно известен (и очень скоро проявился).

Во-первых, Романовы действительно имели право на престол, и Михаил не первый из них, кого назвали кандидатом в цари. Во время Земского собора 1598 года уже звучало имя его отца, который и был пострижен в монахи именно из-за этого…

Династия Романовых началась с Андрея Ивановича Кобылы, московского боярина XIV века. До начала XVI века этот род назывался Кошкиными — от клички пятого сына Андрея Ивановича Кобылы — Федора Кошки. Позже стали называть их Захарьиными — от Захара Кошкина.

Возвышение Захарьиных началось с того, что Иван IV женился на дочери Романа Юрьевича Захарьина — Анастасии. Третий сын Романа Юрьевича, Никита Романович, и стал родоначальником всех последующих Романовых. Он был близок к Ивану IV, но притом пользовался репутацией заступника за несправедливо пострадавших. Причем родственники Романовых оказались и среди опричников, и среди их жертв.

Из сыновей Никиты Романовича наиболее известны Федор и Иван, и в 1598-м, когда со смертью Федора Ивановича пресеклась династия Рюриковичей, среди прочих кандидатур на престол обсуждалась кандидатура Федора Никитича, как близкого родственника Федора Ивановича и как человека «достойного». В народе даже пошел слух о том, что, умирая, царь Федор завещал трон своему тезке, Федору Никитичу. Федор Никитич якобы отказался, и тогда опустевший трон захватил Борис Годунов…

Борис Годунов не относился к правителям, способным переносить конкурентов возле своего трона, и при нем Романовым выпала опала в 1600 году и в 1601-м — ссылка в отдаленные от Москвы места — Белоозеро, Пелым, Яренск, а главный конкурент Бориса, Федор Никитич, пострижен в монахи под именем Филарета.

Кстати, слух об этом «завещании Федора» ходил очень широко и в казачьих областях пережил Смуту. Врываясь на заседание Земского собора, казаки вполне серьезно намеревались привести к власти не просто «настоящего» царя, а «казачьего» царя, который будет блюсти их интересы. Ведь царя «Бориску Годунова» казаки люто ненавидели за его антиказачьи указы, за запрещение казакам беспошлинно торговать на Руси, за попытки приструнить донских казаков, лишить их «вольностей», прикормив «царевой казной», сделать послушной частью войска Московии, чем-то вроде стрельцов, но живущих в отдалении. Раз «Бориска» похитил трон у Федора Никитича — значит, тот хороший человек!

Вообще же Филарет оказался довольно гибким человеком. Так называемый «Лжедмитрий I» возвратил его из ссылки, и он присягнул ему, получив кафедру ростовского митрополита. После гибели Дмитрия Ивановича Филарет признал власть Василия Шуйского, а угодив в плен к тушинцам, признал и Лжедмитрия II. А в Тушине он жил не как пленник, а скорее как почетный гость, и его уже начали называть патриархом.

Позже Филарет входил в состав Семибоярщины, и поляки, отступая в 1610 году, увели его в Польшу, в плен.

Можно сколько угодно иронизировать по поводу поистине резиновой «гибкости» этого человека, присягавшего всем подряд, только что не пням на дороге. Но имеет смысл признать, что его личность и биография создали несколько немаловажных преимуществ.

1. Репутацию тихого и сговорчивого человека, который готов со всеми находить общий язык.

2. Репутацию скромного, который сам отказался от престола. В народном представлении такие люди гораздо достойнее «выскочек»; «правильнее» ведет себя тот, кого о принятии чести просят много раз, а он ломается, «как красна девка», все объясняет «обчеству», что честь эту принять недостоин.

В наше время так ведут себя на Востоке, даже и в Японии, а в XVII веке так же было и на Руси, и потому очень «правильно» вели себя и Борис Годунов, и Михаил Романов, очень не скоро принявшие предложенные им царские бармы…