Андрей Буровский - Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства

• Название: Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства
• Автор: Андрей Буровский
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-33899-3

Один из главных исторических мифов Российской империи и СССР — миф о допетровской Руси. Якобы до «пришествия Петра» наша земля прозябала в кромешном мраке, дикости и невежестве: варварские обычаи, звериная жестокость, отсталость решительно во всем. Дескать, не было в Московии XVII века ни нормального управления, ни боеспособной армии, ни флота, ни просвещения, ни светской литературы, ни даже зеркал…

Не верьте! Эта черная легенда вымышлена, чтобы доказать «необходимость» жесточайших петровских «реформ», разоривших и обескровивших нашу страну. На самом деле все, что приписывается Петру, было заведено на Руси задолго до этого бесноватого садиста!

В своей сенсационной книге популярный историк доказывает, что XVII столетие было подлинным «золотым веком» Русского государства — гораздо более развитым, богатым, свободным, гораздо ближе к Европе, чем после проклятых петровских «реформ». Если бы не Петр-антихрист, если бы Новомосковское царство не было уничтожено кровавым извергом, мы жили бы теперь в гораздо более счастливом и справедливом мире.

---

В наше время так ведут себя на Востоке, даже и в Японии, а в XVII веке так же было и на Руси, и потому очень «правильно» вели себя и Борис Годунов, и Михаил Романов, очень не скоро принявшие предложенные им царские бармы…

3. Репутацию несправедливо пострадавшего; таких на Руси любят и очень часто пытаются как бы компенсировать им незаслуженную обиду, предлагая не очень заслуженную, а то и вовсе незаслуженную честь. Если «копить выигрышные очки», мало что сравнится на Руси с венцом «неправедно обиженного» и «преследуемого».

4. Репутацию человека, который не принадлежит всецело одному из кланов. Может быть, это и цинично, но во время гражданских смут редко вознаграждаются чистая репутация и верность одному из знамен. У большинства людей репутация вовсе не столь чиста, весьма многие по нескольку раз метались от знамени к знамени, и они не без основания опасаются: если придет к власти более «чистый» человек, еще неизвестно, как для них все обернется. То есть даже не репрессиями, не отлучением от двора и опалой, а так… охлаждением, недопущением к почетным и хлебным должностям… Словом, есть опасение, что для людей, которые вели себя не столь уж «честно», появятся тоже «очки», но уже не наградные, а штрафные. Зато допустим, что сам человек или его недавний предок были у «тушинского вора» в почете или вместе с «лисовчиками» грабили московские деревни.

Есть серьезные основания полагать, что такого рода опасения не дали сделать блистательной карьеры князю Дмитрию Пожарскому. Действительно, на каких ролях мы застаем его после Смуты? Разумеется, он вовсе не сошел на нет, и в царствование Михаила Федоровича он часто упоминается при сборе денег ратным людям и среди воевод, ведущих в поход войска.

В историю князь Дмитрий вошел и военными подвигами, и вкладом в государственную политику, и всем своим образом жизни, — глубоко религиозный человек, он поддерживал народные промыслы, ставил на ноги единственного сына, а выводок из 13 (тринадцати) дочерей воспитал так, что половина боярской России хотела с ним породниться. Всякий почитал за честь стать родственником знаменитого героя, и уж точно знал, что дочь Пожарского будет верной женой и прекрасной хозяйкой.

В последние годы жизни князь Дмитрий раздал все имущество детям, как король Лир, но с лучшим результатом: его-то дети не предали. Ни один.

27 сентября 1618 года князь Дмитрий Пожарский был у государева стола, и была ему сказана речь: «Ты был на нашей службе против недруга нашего литовского королевича, нам служил, против польских и литовских людей стоял, в посылку над ними многие поиски делал, острог ставить велел, многих польских и литовских людей побивал и с этим боем языки к нам часто присылал, нашим и земским делом радел и промышлял, боярину нашему, князю Борису Михайловичу Лыкову, когда он из Можайска шел к Москве, помогал».

За все эти службы Дмитрий Михайлович получил кубок серебряный золоченый с покрышкою и «шубу турского атласу на соболях» с серебряными золочеными пуговицами. Подарки богатейшие, но все же не земли — единственное по-настоящему ценное пожалование в те времена. Да и жалует царь как-то странно, особо отмечая помощь Лыкову, но никак не отмечая подвиги князя в 1613 году, за которые он и вошел в историю, а все же не за помощь Лыкову.

Вернувшийся из Польши Филарет, буквально не успев стать патриархом и сесть возле сына на престол, жалует Дмитрию Михайловичу «село, проселок, сельцо да четыре деревни» — за «крепость и мужество», проявленные в 1613 году. Отметим, что это вообще одна из самых симпатичных черт Филарета — он справедлив, и он последовательно жалует всех, кто отличился в «безгосударственное время». То есть тех, кто действовал не столько по приказу, сколько по собственной воле, уму и совести.

В 1621 году вотчина, данная Пожарскому царем Василием Шуйским, пополнена и подкреплена специальной жалованной грамотой.

В 1624 и 1626 годах, на обеих свадьбах Михаила Федоровича, он выступает вторым дружкой царя, а его жена Прасковья Варфоломеевна — свахой с государевой стороны.

С 1628 года князь Дмитрий Пожарский назначен воеводой в Новгород Великий, с 1635 года — командует Судным приказом. В последний раз Дмитрия Михайловича Пожарского упоминают за царским обедом 24 сентября

1641 года. С тех пор он не упоминается в источниках, и мы даже не знаем, когда он помер. Чаще всего называют

1642 год, но ровно потому, что последнее упоминание о нем приходится на 1641-й. Так, неопределенная догадка, не подтвержденная ничем.

Вроде бы не так уж и обижен князь Пожарский — обласкан царем, слышал похвальные слова, награжден землями… Но скажем по совести — все это до убожества мало, если принимать всерьез заслуги князя перед Московией. С Пожарским обходятся как с верным слугой, но притом не сделавшим ничего исключительного. Так, обычнейшие услуги служилого человека в дни войны и мира. Пожарского жалуют, но притом очень последовательно обходят как раз ГЛАВНЫЕ заслуги — Второе ополчение 1613 года. Кроме Филарета, за них не жалует его никто.

С Д. М. Пожарским убийственно, унизительно справедливы — дают, что положено, за заслуги в новых войнах, за верную службишку. Когда на него пишут челобитные — мол, князья Пожарские люди вовсе не разрядные, никогда при прежних государях не поднимались выше городничих и губных старост, не по чину им, не по месту такие места и награды, Михаил Федорович не обращает внимания и жалует слугу так, как считает нужным. Откровенно говоря, не вижу в этом какого-то предпочтения именно князя Дмитрия Михайловича Пожарского — система местничества идет к своему естественному концу, слабеет, и цари все чаще пренебрегают этой системой. Так поступает и Михаил Федорович, продвигая «неразрядных», но нужных ему и верных людей, так будет поступать и его сын Алексей Михайлович, и в несравненно больших масштабах, чем отец.

Но когда князь Дмитрий Михайлович проигрывает тяжбу своему старому врагу князю Лыкову, он присуждается к «выдаче головой» своему недругу и переживает весьма унизительную процедуру поношения.

В общем, он получает явно меньше, чем можно было ожидать для национального героя и для государственного деятеля такого масштаба. Даже то, что мы не знаем даты его смерти, свидетельствует: в последние годы жизни князь Дмитрий Михайлович изрядно отодвинут от всей общественной жизни и находится отнюдь не в ее центре. Объяснений этому может быть два.

1. С точки зрения современников, Дмитрий Михайлович вовсе и не совершил ничего выдающегося.

2. Общество по какой-то причине старается забыть его заслуги перед государством и перед историей, старается сделать вид, что ничего особенно им и не совершено.

Некоторые ученые вполне серьезно полагают, что одна из причин этого (если не единственная причина) — как раз в безукоризненной репутации князя. И укором для многих была эта репутация, что тут поделаешь, и опасения заставляла испытывать, а что, если сделает блестящую карьеру этот безукоризненный человек, каково-то придется нам, большинству, чья репутация совсем не такова.

Если продолжать рассуждения на эту тему, то можно предположить — это тоже одна из причин, по которой князя Д. М. Пожарского не стали выбирать в цари.

Ну а Романовы никаких опасений не вызывали: и сами они много раз сигали из лагеря в лагерь, стараясь оказаться в составе каждой сильной партии, всплывающей на гребне Смуты. И родственники, и друзья у них были абсолютно во всех партиях и группах, как времен Ивана Грозного, времен Годунова, так и в партиях и группах времен Смуты.

Несомненно, все эти соображения принимались во внимание огромным множеством людей, когда сын Федора-Филарета, Михаил Федорович, родившийся в 1596 году, в 1613 году, в возрасте 17 лет, и был избран на «престол московского царства Русского государства». Причем для феодальной аристократии большее значение, наверное, имели пункты первый и четвертый; для основной массы народа скорее могли иметь значение пункты второй и третий, но опять же — и низы, и верхи народа полностью сходились в оценках Романовых как идеальных царей.

Вступая на престол, Михаил Романов не заключил с подданными никакого договора. Не возникло ничего даже похожего на писаную конституцию. Власть Рюриковичей не ограничивалась ничем, кроме традиции, и власть Романовых тоже не ограничивалась ничем, кроме традиции. Вот только в эту традицию входило много чего, включая и Земские соборы, и реальную возможность для нижегородского мужика стать патриархом.

Правда, некоторые источники упоминают какую-то «запись» — якобы при вступлении на престол Михаил Федорович дал такую «запись» с некими обещаниями. Но ни текста самой «записи» у нас нет, ни даже более подробного описания — что же именно обещал делать (или не делать) царь? Может быть, царь давал обязательство править, созывая Земские соборы? Можно долго гадать об этом, и давал ли он «запись» за одного себя или за себя и за своих потомков, только что толку? В истории Руси появляется еще одна тайна — тайна документа, который будто бы был составлен при вступлении Романовых на престол.