Виктор Дудко - Тревожное лето

• Название: Тревожное лето
• Автор: Виктор Дудко
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1983

Книга посвящена работе первых дальневосточных чекистов.

---

— Надо вместе.

— Сомневаюсь, ребята, чтобы мы что-то придумали. И как бы вы ни петушились, хоть сто раз окажись прав ваш Ростов, санкцию на обыск никто не даст. Вот если... — он наморщил лоб, — сам Ростов в присутствии Ахата заявил бы, тогда другое дело. Он, можно сказать, их сотрудник, и это меняет дело.

Губанов переглянулся с Кержаковым. Это мысль. Но согласится ли Ростов?

Губанов с Кержаковым вернулись к себе. Кержаков пнул попавшийся под ноги стул.

— Чего психуешь?

— Тут с ума сойдешь с вами, — огрызнулся Кержаков. — Из-под носа увозят ценности, а мы церемонимся.

— Я, что ли, увожу их?

— Не хватало еще тебя. Давай-ка по холодку к Ростову. Постарайся убедить старика. Если он действительно патриот, то на все пойдет. Если откажется, значит, подсовывает дезу.

 

Табахаси не пришел в назначенное время к Вольскову, и Линьков созвонился с Ахата. Тот сказал, что Табахаси уезжает сегодня, и он не имеет права задерживать его, так как пришла телеграмма из Токио, требующая немедленного возвращения. Линьков доложил Вольскову.

— Не хотят — не надо. Скоро сами обратятся к нам.

Вольсков оказался прав. Позвонил Ахата и сказал, что билетов на поезд нет, и попросил помочь с отправкой Табахаси. Вольсков обещал помочь.

Сотрудники консульства не пользовались пароходами, считали удобнее железную дорогу, и поэтому брали билеты на поезд до станции Пограничной, оттуда в Харбин, потом в Порт-Артур.

Через полчаса Ахата снова напомнил о себе, и Вольсков сказал, что, к сожалению, сможет помочь с билетами только на завтра, потому что один вагон экспресса в ремонте, и по этой причине возникла трудность. Притом вагон купейный, а в простом господин Табахаси, вероятно, не поедет. Ахата согласился.

 

Губанов вернулся от Ростова.

— Ну как? — с нетерпением спросил Кержаков.

— Отказался старик. Говорит, если он сделает открытое заявление, то ему нельзя будет вернуться в Харбин. А там у него внучка. Вот так.

Кержаков холодно усмехнулся:

— Значит, прав оказался Кактусов!

— Ты не кипятись, — остановил его Губанов. — Старик действительно в безвыходном положении. Ну представь себя на его месте. Что бы ты делал, если ребенок там остался? Ростов вот что предложил...

Владивосток. 16 февраля 1924 г.

В 14 часов от консульства, круто развернувшись, отошел «паккард» с японским флажком на радиаторе. Сыпал мелкий и сухой снег. В кабине автомобиля сидели на заднем сиденье консул Ахата Сигеру и Табахаси. Хаяма расположился на переднем. На вокзале их встретил Линьков, вручил билеты и откланялся. Табахаси и Хаяма сами принялись переносить мешки из машины с дипломатической почтой, на каждом из которых болтались на шнурках сургучные печати. А шофер подавал все новые и новые мешки. Наблюдавший со стороны за погрузкой Губанов дождался последнего мешка и позвонил Коржакову.

— Девятнадцать мешков, слышь? Девятнадцать. И все, как я понял, тяжеленные. На каждом печати. Так-то. Неприкосновенность обеспечена.

— Ну это мы еще посмотрим.

— Да, самое главное, они почему-то не привезли с собой Ростова. Что бы это значило?

— Не волнуйся, не оставят.

Губанов смотрел за автомобилем через окно.

— Ага, поехали обратно. Кто-то один из них сел в машину. Ахата, наверное. А вообще, они здорово суетятся. Ты не задерживайся там. Все.

Подняв воротник пальто, Губанов вышел из здания вокзала и смешался с толпой на перроне.

Через несколько минут «паккард» вернулся и привез Артура Артуровича. Он вылез из автомобиля с одним саквояжем, постоял возле вагона, Губанову показалось, будто он искал кого-то. Кержаков запрыгнул в вагон на ходу. Испереживавшийся Губанов только и сказал:

— Ну ты даешь...

— Хомутов задержал, — произнес Кержаков и перевел дух.

— Может, догадался?

— Не думаю.

Они стояли в тамбуре. Дробно стучали на стыках колеса, поезд набирал скорость.

— Ладно, — сказал Кержаков, — пошли в купе.

Граница. 17 февраля 1924 г.

Через девятнадцать часов пассажирский состав прибыл на конечную станцию. Началась обычная проверена документов и багажа. Вскоре пограничники с сотрудниками таможенной службы появились в вагоне, где ехали японцы. Только начиналось серенькое зимнее утро. Губанов и Кержаков вышли из соседнего купе и закурили у окна. Всю ночь они не сомкнули глаз, и поэтому чувствовали себя неважно. Они видели через открытую дверь, как Табахаси жестикулировал перед старшим наряда.

— Сейчас начнется цирк, — тихо произнес Кержаков.

Старший наряда стянул с полки первый попавшийся мешок, и японцы обомлели.

Табахаси принялся стягивать один мешок за другим, и ни на одном не было печатей — только хвостики шнурков торчали. Дипломатическая почта потеряла статус неприкосновенности.

Табахаси зло сверкал глазами, но когда в кожаных мешках были обнаружены сотни пачек советских дензнаков, драгоценные украшения, золотые слитки и монеты, притих.

Два часа шла опись.

Губанов нашел Артура Артуровича на пристанционном рынке — тот пил горячее молоко с желтой, поджаристой пенкой. Увидел Губанова.

— Ну как там?

— Спасибо, Артур Артурович. Признаться, мы за вас...

Ростов вытер платком усы.

— Да будет вам. Хотите молока?

Губанов взял кружку, подул в нее, сделал глоток, крякнул от удовольствия.

— Нравится?

— Очень. Я в детстве всегда с пенкой любил. Может, все же останетесь, Артур Артурович? Ведь вам опасно сейчас возвращаться.

Они отошли на несколько шагов. Губанов оглянулся на поезд.

— Они ж могут заподозрить вас. Ростов допил молоко, вернул кружку.

— У меня там внучка. Наденька. Это единственная моя радость на старости лет. — Он задумался, хотел сказать о сыне, но не сказал. — Как же я без нее? Мать-то ее умерла... Ей еще и двух годков нету. У вас есть дети? Нет? — Лицо его посветлело. — Будут. Вот тогда и узнаете, какая это радость — маленькое существо. — Он засунул руки в карманы, зябко поежился. — А то, что начнут подозревать... Пусть подозревают. Не надо было выбегать из купе, когда кто-то на полном ходу поезда сорвал стоп-кран.

— А какие-то типы носились по вагону и кричали; «Бандиты напали, спасайся кто может!» Так?

— Точно так, — усмехнулся Артур Артурович.

Возле вагона топтался Кержаков, курил, втянув голову в плечи. Ростов поглядел на часы, покачал головой:

— Однако уже пора... Ну, будьте здоровы, товарищ чекист. Печати я выбросил где-то там, — он махнул рукой в сторону сопок, где змеилось железнодорожное полотно.

Владивосток. 18 февраля 1924 г.

Кержаков сердито двигал ящиками стола, собирал какие-то бумаги, одни бросал в печку, другие засовывал в портфель. Бубнил что-то себе под нос. Нашел какой-то блокнот, с интересом полистал и тоже бросил в огонь.

— Следы заметаешь? — Губанов сидел на подоконнике и болтал ногой. — Сдрейфил?

— Чего? Ты говори, да не заговаривайся. — Звонко щелкнул дверцей тумбочки. Дверца распахнулась снова.

Губанов рассмеялся.

— Смейся, смейся. Погляжу, как хохотать будешь у Карпухина.

— А что, ты старший, тебе и отвечать в первую очередь. Кому же еще? Хомутов в стороне. Мы проявили под твоим чутким руководством самоволие. Так что кому-кому, а тебе достанется.

Окна кабинета выходили во двор, где чахоточно кашлял дряхлый автомобиль, который притащили откуда-то еще осенью прошлого года.

И Губанов, и Кержаков прекрасно понимали, что за самоволие их никто не пощадит и скорее всего выгонят или предложат уволиться, несмотря на то, что деньги и ценности возвращены государству. Самоволие еще никому не прощалось. И тому и другому предстояло искать работу, но очень уж не хотелось уходить от товарищей, с которыми породнились кровью

Кержаков сидел, подперев голову кулаком, и катал по столу карандаш. Они ждали Хомутова, который находился у Карпухина, где решалась их судьба. Вчера Губанов с Кержаковым внесли в кабинет Карпухина «дипломатический багаж», торжественно и чинно поставили, с позволения начальника, в тот угол, в который Карпухин когда-то ткнул пальцем. Кержаков доложил, что операция прошла успешно и государственные ценности возвращаются их законному владельцу, то есть банку.

— Это какая такая операция? — не понял Карпухин, а когда сообразил, остолбенел. Чекисты, видя нехорошее состояние начальства, быстренько улизнули. И вот теперь...

Явился Хомутов.

— Ну что, соловьи-разбойники, грустите? Нашкодили, а теперь приуныли? Хотя бы меня предупредили, босяки.

Губанов сполз с подоконника.

— Что там? — с надеждой спросил Кержаков.

— Худо ваше дело, ребята. Так разоряется Кактусов! Крови жаждет. В общем, двинули. Карпухин требует.

В «предбаннике», так называли между собой приемную начальника ГПУ, Хомутов поднял палец вверх, призывая к вниманию, а сам исчез за массивной дверью. Кержаков перевел дух.,

— Чего-то меня, брат Губанов, ноги не держат, — сказал он и опустился на диван. Диван запел всеми пружинами, и Кержакову показалось, что он сел на рояль. В другое время Губанов обязательно бросил бы что-нибудь усмешливо-язвительное, но тут только лоб наморщил.