Борис Яроцкий - Эхо в тумане

• Название: Эхо в тумане
• Автор: Борис Яроцкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00016-1

Книга писателя В. Яроцкого состоит из трех документальных повестей, связанных единой мыслью: рассказать молодежи о том, какой ценой нам далась победа над гитлеровцами. В первой говорится о коллективном подвиге 193 комсомольцев, ушедших в начале войны в тяжелейший рейд по Карелии, из которого вернулось лишь 40 человек; герой второй — легендарный танкист П. Д. Гудзь; поиску, выяснению обстоятельств гибели комсомольца-подводника и его любви к болгарской подпольщице посвящена заключительная повесть книги

---

— Где же немцы?

Кургин взглянул на политрука, задорно, по-мальчишечьи улыбнулся: он-то наверняка знал, где искать фашистов.

— Никак засели у амбразур?

— В дотах — только дежурные расчеты. Большинство охранников, дорогой мой комиссар, блаженствуют в землянках. Отсыпаются. После бессонной ночи.

— Откуда эти сведения?

— Узнали. Разведчики Мурадян и Беленький. Они, представь себе, проследили, куда с котелками бегут охранники. Кухня, оказывается, в скале, под гранитным козырьком. — Ракетницей Кургин показал на залитый солнцем крутой каменистый склон. В скале зиял проем. Из проема сочился белесый дым: топили, несомненно, сухими березовыми дровами.

— Может, то вовсе не кухня?

— Если солдат бежит с пустым котелком, известно куда. — И Кургин опять улыбнулся и задорно подмигнул, в его карих глазах была веселость: — У Мурадяна же нюх. Собственно, я в этом убедился еще в батальоне. На спор он обнюхивал незнакомый вещмешок и докладывал, что в нем.

Об этом случае, кстати, знали не только в батальоне, но и в полку. Остряки шутили: красноармеец Мурадян сумку почтальона слышит за километр, если в ней письмо из Армении.

Взводы изготовились к броску, а сигнал о том, что перерезаны телефонные провода, ведущие в Хюрсюль и Суоярви, все еще не поступил. Наконец появился красный от бега Бобрик, связной из взвода Лободы. Он доложил, что линия на Суоярви выведена из строя, но найден еще один провод, по всей вероятности, связывающий Хюрсюль с гарнизоном Сямозера. Там, по сведениям, были финны.

— Нашли, ну и что?

— А мы его, товарищ лейтенант, закоротили на Суоярви, — добродушно ответил Бобрик. — Пусть общаются.

Командир и политрук недоуменно переглянулись: ругать лейтенанта Лободу за самовольные действия или же хвалить за инициативу? На веснушчатом лице связного улыбка. Боец, чувствовалось, был уверен, что они во взводе поступили правильно.

— Ну, Бобрик, смотрите там, — с легкой угрозой пообещал Кургин.

— Товарищ лейтенант!.. — заверил связной. — Я же старый телефонист: знаю, что к чему.

— Значит, это вы надоумили? Учтем… А теперь, старый телефонист, возвращайтесь и доложите лейтенанту, что нижний дот нужно захватывать бесшумно. Только ножами. Иначе все тут ляжем напрасно.

Бобрик, козырнув, исчез в кустах. Подождали еще. Прибежали связные от Иваницкого и Лукашевича. Бойцы Иваницкого на своем участке проводов не обнаружили, зато наткнулись на поляну, где, судя по навесам, войска, следующие в сторону фронта, останавливаются на ночевку: там был вымощенный камнем колодец, заготовлены дрова, сено, нарублен лапник. Приходилось удивляться, когда все это они успели?

Последним прибыл Павлов, связной из взвода Амирханова, с ног до головы в болотной тине. Тяжело дыша, он доложил, что местность у дороги прочесана, телефонные провода, обнаруженные взводом, перерезаны и там сержант Амирханов устроил засаду.

— Ну что ж, комиссар, как говорили в старину, с богом? — И Кургин опять улыбнулся.

Политрук стал догадываться: командир чересчур улыбчив не случайно — он прячет волнение: первый бой в тылу противника, чем он обернется?

Над перекрестком, над лесистыми сопками, над залитыми солнцем полянами, все еще стояла дремотная тишина. Около спиленных берез спокойно паслись уставшие лошади. На площадке под сосной, как и час назад, одиноко чернел мотоцикл. У шлагбаума с белыми повязками на рукавах скучали регулировщики: один, сняв каску, сидел на ящике, закинув голову, загорал, другой — с автоматом на груди, лениво поглядывая на стреноженных лошадей, зевал, как будто не выспался.

Часы показывали двадцать пять минут одиннадцатого. Перекресток словно вымер. Если бы не накатанные, с глубокими кюветами дороги, круто сходившиеся в этой, с трех сторон прикрытой высотами лощине, можно было подумать, что движение здесь рассчитано только на случайный автомобильный и гужевой транспорт. Перекресток как перекресток, но не узел, оцененный нашим командованием как важная прифронтовая коммуникация противника.

Исходя из этой оценки, был издан приказ. Была энергия, с которой формировался отряд и перебрасывался через линию фронта, был спасительный туман от резко похолодавшего к ночи воздуха, был суровый, молчаливый марш по непроходимому болоту. Была смерть бойцов — Купцова и Батышкина, — ценой своих жизней сохранивших тишину и тем самым позволивших отряду пройти незамеченным мимо вражеских постов.

10

Кургин поднял над головой ракетницу. Пора! Детской хлопушкой ударил над ухом выстрел — зеленая ракета, очертив над высотой крутую дугу, с шипением упала на дорогу, рассыпавшись на тысячи звезд. И пока над соснами таял белесый дымный след, из густого осинника, со стороны болота, как призраки, высыпали люди. Их стремительный бег — карабины и пулеметы наперевес — враг заметил с опозданием.

Охранников, наверное, загипнотизировала зеленая ракета. Даже регулировщики, скучавшие у шлагбаума, не сразу сообразили, что это за ракета и почему она взмыла с вершины пустынной высоты. Но, сообразив, мешкать не стали. Проявив завидную прыть, регулировщики вскочили на мотоцикл, рванули на Хюрсюль.

— Эх, упустили! — с досадой сказал Кургин.

Вторая зеленая ракета была послана мотоциклистам вдогонку. По ним ударили из пулеметов. Поздно!

Тем временем из осинника все выскакивали бойцы, как будто их был целый батальон. Впереди, размахивая пистолетом, легко бежал лейтенант Лобода. Вот он перемахнул через наполненный водой кювет, вот поднялся на глинистую насыпь, вот нырнул в траншею. А из дота, из черной узкой амбразуры, уже огрызался враг.

Трассирующие пули метелью летели под ноги. Летели до тех пор, пока из амбразуры не вырвалось пламя — раздался глухой, но мощный взрыв.

«Не получилось ножами», — с сожалением подумал политрук. Гахали гранаты. Только чьи: наши, немецкие? И все-таки нижний дот был захвачен стремительно. Теперь командир и политрук переключили свое внимание на второй, на тот, который был вмурован в высоту. Он, как гигантский созревший нарыв, белел у самой вершины. К нему, спотыкаясь и падая, по каменистому склону спешили бойцы. Среди них выделялся лейтенант Иваницкий.

Второй дот сопротивлялся яростно, особенно его правая амбразура, уже несколько бойцов неподвижно лежали на дороге, раненые пытались уползти в кювет, вокруг от пуль кипела цементная крошка: это вражеский пулеметчик отсекал атакующих от землянок, где уже работал взвод сержанта Лукашевича. Там, как удары хлыста, щелкали винтовочные выстрелы, слышалась ругань — сочная и злая.

Немцы выбегали из землянок кто в чем, но тем не менее все с оружием.

— Комиссар! — крикнул Кургин. — Собирай пулеметчиков! К Лукашевичу!

Бойцы управления, рассыпавшиеся по кустам зелеными комочками, ждали своей минуты.

— Ледков, Тюлев, Прискоков! — Политрук называл тех, кого видел. — За мной!

Из верхнего дота пулемет уже бил по склону высоты, перехватывая людей, бежавших за политруком на выручку сержанту Лукашевичу. Там, у землянок, все чаще рвались гранаты. Это немцы через цепи атакующих прорывались к доту. С той и другой сторон в дело пошли ножи, даже «лимонки», зажатые в кулак.

Подоспевшие с политруком пулеметчики включились было в перестрелку. Но сержант Лукашевич возбужденно-весело крикнул:

— Товарищ политрук, держите землянки! Не выпускайте! Мы с этим управимся!

Пулеметчики блокировали выходы. Выскакивавшие из землянок охранники падали тут же, сраженные очередями, или отбегали назад, за толстые стены.

Картину боя портил дот, белевший у вершины высоты. Желтое пламя его пулемета почти не прерывалось.

Обогнавший Иваницкого боец упал, судорожно загребая под себя щебенку. Было видно, как лейтенант на секунду остановился и, видимо, понял, что боец убит, побежал дальше, поднимаясь все выше навстречу пульсирующему пламени.

Потом, чтобы не наскочить на свинцовую струю, он пополз по-пластунски и, достигнув дота, кинул на амбразуру то ли доску, то ли полено. Теперь вражеский пулеметчик стрелял наугад, и пули, как зубья пилы-циркулярки, крошили дерево.

Обогнув дот с тыла, бойцы врывались в траншею, гранатами прокладывали себе путь к дверному проему.

Еще минута — и с дотом было покончено. Не выпуская из рук пулемета, Иваницкий тяжело поднялся на бруствер и, прыгая с камня на камень, направился к неподвижно лежавшему бойцу.

Стреляли у землянок. Пулеметчики управления надежно блокировали выходы; наткнувшись на огонь, охранники уже не пытались выскакивать наружу, но били из автоматов густо, остервенело. Пуля задела Тюлева — чиркнула по виску, прижимая ладонью кровоточащую рану, боец осторожно лег на бок и, постреливая из пулемета, как бы дразнил фашистов.

Дальше затягивать бой уже было нельзя. Кургин приказал кончать с фашистами, пока они не получили подкрепление. Под прикрытием пулеметов бойцы сержанта Лукашевича забросали землянки гранатами. Забросали вопреки предупреждению гранаты приберегать: первый бой — не последний.