Нгуен Тяу - След солдата

• Название: След солдата
• Автор: Нгуен Тяу
• Жанр: О войне

Роман «След солдата» посвящен одному из героических эпизодов освободительной войны вьетнамского народа против американского империализма и его ставленников. На примере боев в Кхесани писатель Нгуен Минь Тяу ярко показывает, с каким героизмом и стойкостью вьетнамские трудящиеся и их вооруженные силы отстаивали честь и свободу своей родины. Автор с большой любовью рисует мужественные образы бойцов и командиров, подчеркивает неразрывную связь поколений и преемственность революционных традиций, раскрывает всенародный характер освободительной борьбы.

Мы будем продолжать борьбу до тех пор, пока не выметем с нашей земли всех врагов, до последнего.

---

На самой высокой точке склона, там, где недавно стояли Кинь и Кхюэ, отдыхали два солдата и собака. Пес, уткнув нос в корневища, глухо заворчал. Один из бойцов, долговязый, худой, с рацией за спиной, наклонившись вперед, оттягивал кожаный собачий ошейник и зачем-то пытался засунуть за него зеленую ветку. Другой, темнокожий и малорослый, сидел около двух вещмешков и постукивал палкой по третьему, лежавшему у обочины, в котором Кхюэ сразу узнал вещмешок замполита. Тощий вещмешок Киня походил сейчас на съежившегося голодного лиса. Кроме пятен пота на нем отпечатались бесчисленные следы от палок и посохов прошедших мимо подразделений. Кхюэ открыл его. Все нехитрое имущество было на месте - хлопчатобумажная форма, зеленый шерстяной свитер и брусок магика{7} в серебряной фольге.

Кхюэ обменялся с солдатами ничего не значащими фразами. Пес, оставив в покое корневища, повернулся к обочине и с видимым удовольствием принялся облаивать Кхюэ. Тот старательно завязал вещмешок и, окинув его оценивающим взглядом, забросил за плечо. Потом, указав на собаку, спросил:

– Если не секрет, где такого урода откопали?

– Ты сам-то откуда взялся? - иронически поинтересовался долговязый.

– Не успел появиться, а уж… - недовольно буркнул второй.

– Кстати, приятель, как тебе удалось вещмешок обронить?

– Это вещмешок моего командира.

– Однако твой командир рассеян, как поэт! - сделал заключение долговязый. - Не найдется ли у тебя зажигалки, приятель?

Долговязый прогнал собаку, достал сигареты и широким жестом протянул Кхюэ. Тот щелкнул зажигалкой. Долговязый наклонился прикурить. Кхюэ острым взглядом окинул высокий белый лоб долговязого бойца и, встретившись с его блестящими угольно-черными глазами, подумал, что, возможно, он еще увидится с этим прикуривающим у него сейчас парнем.

* * *

Около полудня ненадолго прояснилось. В ручье и на листьях заиграли солнечные блики, но очень скоро они погасли. В джунглях вновь зашумел дождь. Почва под ногами стала вязкой. От зеленых лужаек, размытых потоками грязи, тянуло прелью. Пот каплями стекал по лицу, пропитывал волосы. Липкая потная одежда от холодных испарений, поднимавшихся с земли, становилась заскорузлой. После захода на склады «Б» заплечная поклажа стала заметно тяжелее. Вдоль дороги валялись пустые консервные банки. Бойцы дымили сигаретами.

Ручьи от дождя помутнели. Время от времени с резким воем проносились самолеты; иногда они натужно гудели, будто где-то по самым вершинам, тяжело пыхтя, полз паровоз. 5-й полк догонял все новые и новые части. Людской поток уносился к берегам Сепона. Эта река отделяла Вьетнам от Лаоса. Здесь проходила одна и та же горная цепь, тянулись одни и те же джунгли, но пейзаж по обе стороны хребта был совершенно различным. По эту сторону продолжал моросить дождь, по ту - ярко светило солнце. Солдаты, едва перевалив за хребет, наперегонки спешили вниз, к песчаным пляжам. Река протекала в глубокой лощине, которая сверху напоминала живопись по шелку. Правда, полотно картины в нескольких местах было подпорчено пятнами пепелищ, оставшихся от американских бомбежек. Вдали ярко золотились на солнце высокие круглые соломенные крыши домов на сваях. В деревнях, разбросанных вдоль реки, повсюду виднелись следы разрушений. От многих домов остались пустые коробки. Торчали обугленные стволы кокосовых пальм, росших над самой водой. Поля опиумного мака лежали заброшенными. А вокруг как ни в чем не бывало буйно алели цветы зонг-жиенга и грациозные лаотянки в светло-зеленых юбках спешили с кувшинами к реке. И словно для того чтобы придать всей этой картине еще больше неповторимого, местного, колорита, по выжженной траве группами бродили рабочие слоны, а послушные слонята трусили вслед за девушками с тяжелыми блестящими шиньонами на макушках.

А по эту сторону, во Вьетнаме, по-прежнему моросил дождь. Среди солдат разнесся слух о том, что вот-вот должен подойти фронтовой ансамбль, и весь лес вокруг, казалось, заразился нетерпением ожидания. Наконец вдалеке показались устало идущие люди - около тридцати человек. Это и был фронтовой ансамбль. Добрую половину его составляли женщины. Солдаты уже издали разглядели покатые плечи, распущенные длинные или уложенные в прическу волосы, белые лица, маленькие барабаны, бубны и даны{8}.

Два связиста с собакой тоже каким-то образом очутились среди артистов. Долговязый худой боец с угольно-черными глазами шагал рядом с девушкой в военной форме. Ворот френча на девушке был расстегнут. Совсем юное лицо ее поражало мягкой красотой, длинные густые волосы были перехвачены заколкой, из-под закатанных форменных брюк виднелись округлые икры ног.

– Вы куда? Прямо или свернете у реки? - спросил девушку долговязый боец.

– Мы идем к дороге номер девять. Видимо, здесь свернем.

– Значит, нам по пути. А я вас давно знаю. Вас зовут Хиен…

– А что еще вы обо мне знаете? - засмеялась девушка, обнажая ровные, ослепительно белые зубы.

Их разговор прервали аплодисменты, раздавшиеся со всех сторон; послышалось громкое скандирование: «Просим выступить! Про-сим выступить!» Собака, воодушевленная общим шумом, принялась лаять. Ансамбль остановился. Посоветовавшись между собой, артисты тут же рассыпались по склону. Несколько девушек побежали к реке, неподалеку от которой расположился 1-й батальон 5-го полка, где находился Кинь. Молоденькие солдаты, застеснявшись девушек, растерялись и испуганно поглядывали друг на друга. Скованные робостью, они молча пялили на девушек глаза. Конечно, потом они будут их вспоминать и обсуждать, какая красавица, какая уродина, какая кому больше всех понравилась. А девушки, не обращая внимания на растерянность парней, подскочили к ним, крепко пожали их дрожащие руки и, глядя в смущенно зардевшиеся лица, защебетали высокими звонкими голосами:

– Здравствуйте, здравствуйте! Мы так рады с вами снова встретиться!

– Точно! Я вас, правда, до сих пор не видел, но раз вместе идем на фронт, значит, мы с вами уже знакомы! - Кхюэ стиснул тонкие пальцы одной из девушек. Он был единственным, кто оказался в состоянии открыть рот и что-то сказать. - Смотрю я на вас и думаю: вот, бедняжки, не сладко им приходится!

– Да вам же во много раз труднее, чем нам!

– Наш брат солдат ко всему привычен и всему обучен!

В стороне, под развесистым деревом, только что закончилась летучка и Кинь принимал гостя. Прямо перед ним на полиэтиленовой пленке, постеленной на земле, сидел подошедший вместе с ансамблем мужчина в очках. У него было спокойное, открытое лицо и чуть рассеянная улыбка. Это был известный поэт. Внимательно выслушав Киня, он поправил пальцем сползавшие очки и пообещал:

– Непременно выберу время побывать в вашем полку…

Кинь всегда шумно выражал свою радость. Вот и сейчас, стараясь интонацией передать все свое уважение к большому поэту, он громко сказал:

– Ловлю вас на слове, Тхай Ван, ловлю на слове! А может, прямо отсюда с нами пойдете? Создадим все условия!

– Не знаю, смогу ли, - улыбнулся Тхай Ван. - Я сейчас что-то медленно стал работать…

– Не будьте к себе слишком строги! Да любое ваше стихотворение солдата поднимет! Я до сих пор помню, какое вы тогда, в сорок восьмом, написали!

– Вам уже удалось наладить связь с группами, готовящими операцию?

– Пока нет. Сегодня ночью, самое позднее - завтра утром!

Киню хотелось предложить поэту стакан горячего крепкого чая, но Кхюэ что-то нигде не было видно. Поодаль, выбрав место поровнее, тесным кольцом расположились солдаты: выступление ансамбля уже начиналось. Все было просто - не было ни грима, ни концертных костюмов. Хиен вышла на середину круга и, застыв в простой, естественной позе, поднесла стиснутые кулачки к груди. Когда она запела, все вокруг притихли. Голос ее взмыл ввысь. Глаза певицы сверкали, маленькие кулачки порывисто сжимались, и песня звучала все решительнее и бесстрашнее, воодушевляя собравшихся вокруг бойцов. Те самые мальчишки, которые только что, оробев, боялись поднять на девушек глаза, теперь усеяли весь склон, забравшись на высокие камни, и сидели, крепко прижимая к груди винтовки и не спуская с певицы завороженных глаз. Песня затихла. Обняв друг друга за плечи, плотным кольцом стояли вокруг импровизированной сцены солдаты, устремив на артистов задумчивые теплые взгляды. Казалось, сейчас, после песни, эти люди стали им намного ближе и дороже. И каждый вдруг подумал о том, что эта хрупкая маленькая девушка, которая только что для них пела, прошагала столько же километров, сколько и все они, преодолела столько же перевалов и горных речек.

После песни был танец. Сзади напирали: всем хотелось увидеть. Проходившие мимо части задерживались, с дальней стоянки тоже прибежали солдаты. Потом вышел Тхай Ван и начал читать свои стихи. Все затолкались: каждому хотелось посмотреть на знаменитого поэта. Когда он кончил читать и, протирая очки носовым платком, отступил назад, чей-то звонкий голос выкрикнул: