Георгий Адамович - Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965)

• Название: Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965)
• Автор: Георгий Адамович
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-85042-082-7

Из книги Диаспора : Новые материалы. Выпуск V. «ВЕРНОЙ ДРУЖБЕ ГЛУБОКИЙ ПОКЛОН» . Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965). С. 558-608

---

До свидания, cherie. Напишите. Если надумаете, пришлите мне на выбор разные темы, а я Вам отвечу о них. Вот, например, я завтра собираюсь написать о Розанове, в связи с тем, что он вышел у Gallimard'a [227] . Что-нибудь такое. И пожалуй, лучше не французское, а английское или немецкое, раз Вы можете читать эти газеты. Целую, обнимаю, вспоминаю и желаю.

Ваш Г.А.

29

17 авг<уста> 1964

Дорогая Madame, как живете? Письмецо от Вас было давно, а я до сих пор не ответил. У меня – ничего, т. е. нового. Всегда, приезжая в Ниццу, я недоумеваю: чего, собственно, я сюда езжу? Но это вопрос метафизический и проклятый. Как Ваша Испания? Я забыл Вам сказать, что Софочка [228], на нашем последнем завтраке, вручила мне для Вас 5 тысяч. Если Вы ей пишете – или ее видите, – выразите ей благодарность. Сколько всего Вам надо на билет? Остальные я пришлю от своих щедрот, т. к. писать некому. Здесь кончилась Сахара – погода райская. Не откладывайте очень Испанию: в конце сентября может лить дождь, сейчас, наверно, как здесь. Читал сейчас Терапиано о полемике Буркина [229] со мной и Берберихой [230]. Это я — «догоревшая свеча»? Что же, хорошо хоть то, что когда-то горела. В Casino – то ничего себе, то плохо. Но я, претерпев от людской несправедливости, стал благоразумен. До свидания, cherie. Как и что?

Ваш Г.А.

4, av. Emilia с/о Heyligers, Nice

30

Дорогая Madame

Спасибо за милое письмецо. Очень рад, что Вы веселились в Ис­пании, но жалею, что не обрели испанца-жениха.

Навещать меня не надо [231]. Во-первых, доктор говорит – «только е cas d'urgence»[232], 3-5 минут.

А во-вторых – и это главное! – les miseres humaines sont tristes i voir [233]. Я Вас знаю и знаю, что я, как Вы: вся больничная обстановка отвратительна, и нет ничего хуже посещения больных. К тому же и нельзя. Значит, увидимся, Бог даст, при лучших обстоятельствах.

А вот если еще напишете, спасибо. Мне писать трудно: лежу на спине не двигаясь. Потом, если все будет хорошо, – maison de convalescence [234] , довольно долго. А потом?? О моем 6<-м> этаже нечего и думать. Ну, увидим.

Целую Вас, желаю всяческих успехов и развлечений. Сейчас был Яновский [235], на правах доктора, но три минуты, и довольно милый.

Ваш Г.А.

10 октября> 1964, Garches [236]

Спасибо большое за образок. Не потеряю, будьте уверены.

31

Дорогая Madame

Спасибо за письмецо. Очень приятное известие о «подарке» отца Шаховского [237] (вернее, владыки!). Раз прислал, то отказаться нельзя, а мне это кстати, т. к. тут у меня много больше расходов, чем я думал. Будьте милой, пожалуйста, когда будете на почте, пошлите такой mandat, который вкладывается в письмо. И сообщите владыкин адрес, чтобы я мог ему выразить благодарность.

Нового ничего. Хожу все еще, как черепаха, и ни разу не добрался до моря (хотя черепахи воду любят). А что у Вас? Ваши письма сверхочаровательны, но и сверхлаконичны. Впрочем, все понятно без слов. Слышал, что у Вас был Hagglund [238]. По-моему, он не без шарма, и Вы могли бы позмеиться, только он, к сожалению, женат.

До свидания, tres chere amie. Да, все ясно без слов, и Ганьи, и инфаркт, и все прочее, но «молодость длится»[239], и давайте ее длить пока можно.

Nice

7 дек<абря> 1964

Ваш Г.А.

32

18/XII-1964

Дорогая Madame

Вы обещали написать, а вот уж 10 дней, как я здесь, — et pas un mot [240]! Как все у Вас, и, в частности, Ваш лермонтовский фестиваль? Кто блистал и как?

Я, так сказать, «ничего». Как Чичиков, «не так, чтобы слишком толстый, не так, чтобы тонкий» [241]. Надо терпеть и ждать. До моря 5 минут ходьбы, даже меньше, а я его еще не видел. Приехала Таня [242], недели на 3-4.

Целую Вас и жду письмеца. Желаю хорошо провести праздники и устроить междусобойчик, на котором я буду духовно и незримо присутствовать.

Ваш Г.А.

4, av. Emilia

chez Mme Heyligers

Nice

33

Дорогая Madame

Как живете, отчего молчите? Поздравляю с Новым годом! Желаю выйти замуж, издать книгу, проехаться по Америке — и все прочее. Не все же Вам прозябать и киснуть в Ганьи! Вот я прозябаю и кисну в Ницце, но мне-то уже и ждать нечего, – хотя доктор мне и сказал что «tout се qui fait plaisir est bon pour vous» [243]. Понимай, как знаешь! До свидания, cherie. Обнимаю, целую ручки и штучки.

Ваш Г.А.

Nice,

31 дек<абря> 1964

34.

4, av. Emilia

с/о Heyligers

Nice

17/I-1965

Дорогая Madame

Спасибо большое за mandat. Но почему 11 <тысяч>, ежели Владыко прислал 20 т<ысяч>, а мне из них половину? Конечно, лишнее всегда приятно. Я ему напишу, но, кстати, сомневаюсь насчет формы обращения. Таня была здесь 4 недели и уже уехала. Погода синяя, а настроение у меня серое. Целую, обнимаю и благодарю, что потрудились.

Ваш Г. А.

Софочка мне писала о своем выступлении на Лермонтове [244] (нет, не Ходасевиче)[245]. Жаль, что Вы не были.

35

Дорогая Madame

Спасибо за письмецо, хотя и коротенькое. Надеюсь на будущей неделе водвориться в Париже. Здесь погода «на ять», весна и солнце, надо что-то делать для хлеба насущного. Здесь это трудно. Чувствуй себя «так», ни то, ни се. Целую, обнимаю.

Ваш Г.А.

Ницца

4февр<аля> 1965

36

Paris

11 mai 1965

Дорогая Madame

Вчера вечером на Champs-Elysees встретил Бруно.

Я условился с ним обедать во вторник, в 7 Ѕ ч<асов> веч<ера>, – как в прошлый раз у metro Franclin Roosvelt[246].

Все это – ради Вашей меланхолии и думая, что Вы развлечетесь. Если Вы предпочитаете обедать со мной «вдвох», позвоните сейчас же. Я сказал Бруно, чтобы во вторник утром пошел на poste-restante [247] , на случай, если будет отмена.

В сущности, я предпочитаю с Вами междусобойчик наедине, но жертвую им во внимание к меланхолии.

Значит, если не звоните, — в 7 1/2 ч<асов> у metro, на углу rue Colisee! Во вторник.

Ваш Г.А.

37

Суббота 17-го VII <1965?>[248]

Дорогая Madame

Что с Вами? Действительно больны или «так», «немножко нездорова»? Во всяком случае очень жалею, что не виделись.

Ибо я уезжаю в Ниццу 20-го, во вторник, утром. Если бы Вы позвонили мне в понедельник, был бы очень обласкан. Лучше всего entre 4-7 de l'apres midi [249], тогда я наверно буду дома. Кстати, есть письмецо от Гуля, где три строчки Вас касаются [250]. Жду, целую и все прочее.

Ваш Г.А.

38

28/VII-1965

Дорогая Madame, как живете, как себя чувствуете? Надеюсь, здоровие Ваше лучше. В Вас столько жизни и желания жить, что un acces de faiblesse[251] не может не быть passager [252]. А я в Ницце и, как обычно, приехав сюда, думаю: зачем, собственно, приехал? В Париже не жарко, можно было остаться и там. Тем более что двигаюсь я мало и развлечениями ниццскими не пользуюсь.

Напишите, пожалуйста. Сейчас с восхищением читал Натали Логунову [253] в дополнение к чепухе Анненкова [254] . Советую прочесть. До свидания, Madame, и желаю Вам, правда, «всего», как говорит в телефон Софочка: «ну, всего».

Ваш Г.А.

4, avenue Emilia

chez Mme Heyligers. – Nice

39

Nice

8 августа 1965

Chere amie Madame

Спасибо за письмо. Надеюсь, что Вам лучше и что Софочкины заботы идут Вам на пользу. Она писала мне, что возила Вас на <Марору?> и что было даже «весело». А для Вас веселие – лучше лечения, хотя бы и в скромных, Софочкиных дозах. Ибо какое же, в сущ­ности, это веселие – без бруноподобного convive[255]?

Теперь о Ницце. Я не совсем понял Ваше замечание, что в «Ницце я буду не одна»? Относится ли оно ко мне, или у Вас в Ницце кто-нибудь есть интереснее? В сентябре здесь бывает хорошо, сейчас очень жарко, но не так все-таки, как в прошлом году. Я надеюсь пробыть здесь до середины сентября: дольше не хватит капиталов, хотя в Casino я ни ногой. Напишите яснее о Ваших планах.

А у меня, в связи с Вашим желанием получить письмо «поутешительнее», есть мысль другая. И серьезная, а не «так», в виде болтовни. Возьмитесь наконец за это, it qui sait[256], м<ожет> б<ыть>, выйдет то, что нужно. А не выйдет, так не выйдет: риск не большой.

Я говорю о поездке в Америку. Здесь сейчас Варшавский [257] с женой, я с ними на днях обедал, говорили о всех – и о Вас. Он вдруг сказал, без моего вмешательства: «Одоевцевой надо было бы съездить в Америку…» Это-то меня и подзадорило написать Вам. Правда, устройте это: мы с Вами не раз об этом говорили, а потом забывали. У Вас в Нью-Йорке крылатый Яша [258], в Yale – Раннит [259] и Ульянов (и Hagglund, тот, что пишет обо мне [260], милейший человек), потом Иваск, м<ожет> б<ыть>, Якобсон [261]. Осенью Вы могли бы сделать турне, – конечно, не импровизационно, а заранее все написав и приготовив. Qui sait? [262] Варшавский именно и намекал, что может подвернуться американец, прельстившийся знаменитой поэтессой (я – не выдумываю, правда). Все это хлопотливо, но может Вам дать «бодрую зарядку» и помочь прибодриться. Вы мне, кажется, говорили, что дорогу Вам оплатят, ну а там Вы заработаете, да и крылатый друг пригодится. Кстати, Раннит должен быть в Париже между 6 и 11 сентября и, вероятно, к Вам явится. Вы ему польстите (он на это, кажется, падок), и он много может Вам помочь. Ну, понимаете сами! Н<у> правда, возьмитесь, наконец, за это, т. к. это единственная возможность выйти из болота Gagny и хотя бы даже только развлечься, ежели американец не подвернется! De mon cote [263] я напишу, кому могу, чтобы Вас хорошо встретили. Кстати: помиритесь деликатно с Филипповым [264], ибо Варш<авский> говорит, что он влиятелен именно у американцев в Вашингтоне (что-то мелкое, но не все ли равно?). Целую Вас, дорогая Madame, шлю всякие пожелания и надеюсь, Вы внемлете моему совету, ибо ничего «утешительнее» придумать не могу.