Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир

• Название: Крушение мировой революции. Брестский мир
• Автор: Юрий Фельштинский
• Жанр: История
• ISBN: ISBN 5-85255-111-2

Настоящий очерк посвящен истории Брест-Литовского мирного договора, подписанного 3 марта 1918 года советским правительством со странами Четверного союза. В советской внешней политике, вероятно, не было соглашения более хрупкого, чем это — просуществовав чуть больше девяти месяцев, Брестский договор был разорван германским и советским правительствами, а позже, при капитуляции Германии в первой мировой войне, отменен еще и 116-й статьей Версальского договора. С легкой руки В.И. Ленина названный «передышкой» договор вызвал критику и сопротивление подавляющей части революционеров, с одной стороны, и патриотов России, с другой. Первые утверждали, что Брестский договор — это удар в спину германской революции. Вторые — что это предательство России и ее союзников. И те и другие, каждый по-своему, были правы. Однако на Брестском мире по не понятным никому причинам настаивал Ленин, добившийся в конце концов его подписания.

---

Расформирование за несколько дней до убийства Мирбаха отдела «немецкого шпионажа» не может казаться случайным. Похоже, что речь шла о простой формальности: Блюмкин выполнял ту же работу, что и раньше. 6 июля в 11 часов утра он получил у Лациса из сейфа дело Роберта Мирбаха[43], чего, конечно же, никак не могло бы произойти, если бы Блюмкин был отстранен от работы. Скорее права Н. Я. Мандельштам, вспоминающая, что жалоба Мандельштама «на террористические замашки Блюмкина» была оставлена без внимания. «Если бы тогда Блюмкиным заинтересовались, — продолжает она, — знаменитое убийство германского посла могло бы сорваться, но этого не случилось: Блюмкин осуществил свои планы без малейшей помехи»[44].

Блюмкиным не заинтересовались, так как это было не в интересах Дзержинского. Последний, видимо, знал о готовившемся покушении на Мирбаха уже потому, что дважды об этом извещало его германское посольство. Так, примерно в середине июня представители германского посольства сообщили Карахану и через него Дзержинскому «о готовящемся покушении на жизнь членов германского посольства». Дело было передано для расследования Я. X. Петерсу и Лацису. «Я был уверен, — показал позднее Дзержинский, — что членам германского посольства кто-то умышленно дает ложные сведения для шантажирования их или для других более сложных целей». 28 июня Карахан передал Дзержинскому «новый материал, полученный им от германского посольства, о готовящихся заговорах». Дзержинского, однако, заинтересовали не заговорщики, а имена информаторов германского посольства; и председатель ВЧК сказал германским дипломатам, что, не зная имен информаторов, не сможет помочь посольству в разоблачении готовящихся заговоров. Рицлер после этого стал считать, что Дзержинский смотрит «сквозь пальцы на заговоры, направленные непосредственно против безопасности членов германского посольства». Но поскольку Дзержинскому было важно узнать «об источнике сведений о готовящихся покушениях» (т. е. об источнике утечки информации), он через Карахана договорился о личной встрече с Рицлером и Мюллером. Во время состоявшегося разговора Рицлер указал Дзержинскому, что «денег дающие ему сведения лица от него не получают» и информаторам своим он поэтому доверяет. Дзержинский возразил, что «могут быть политические мотивы» и что «здесь какая-то интрига», имеющая целью помешать ему найти «настоящих заговорщиков, о существовании которых, на основании всех имеющихся» данных он не сомневался. «Я опасался покушений на жизнь гр. Мирбаха», показал Дзержинский, но «недоверие ко мне со стороны дающих мне материал связывало мне руки».

Поддавшись на уговоры Дзержинского, Рицлер назвал имя одного из осведомителей и устроил Дзержинскому встречу с другим. Первым информатором была «некая Бендерская». Вторым — В. И.. Гинч, с которым Дзержинский встретился в «Метрополе» в присутствии Рицлера и Мюллера примерно за два дня до покушения. Гинч где-то в начале июня (т. е. тогда, когда началось «дело Роберта Мирбаха») сообщил заведующему канцелярией германского посольства Вухерфенику, что на Мирбаха партией «Союз союзов» готовится покушение. Несколько раз затем он приходил в ВЧК, чтобы сообщить об этом, был даже в отряде Попова, «но его не хотели выслушивать». Рицлер, со своей стороны, получив от Гинча сведения о планируемом террористическом акте, сообщил об этом в НКИД, откуда информация была передана в ВЧК, где предупреждению опять не придали значения. Тогда Гинч вторично предупредил посольство, причем примерно за десять дней до покушения назвал конкретную дату террористического акта — между 5 и 6 июля, а во время встречи с Дзержинским в «Метрополе» открыто сказал ему, что в деле замешаны некоторые сотрудники ВЧК.

Дзержинский объявил все это провокацией и, покинув «Метрополь», через Карахана затребовал разрешения германского посольства на арест Бендерской и Гинча[45]. Немцы на это ничего не ответили, но в первой половине дня 6 июля, незадолго до убийства Мирбаха, Рицлер поехал в НКИД и просил Карахана предпринять что-нибудь, поскольку со всех сторон в посольство приходят слухи о предстоящем покушении на Мирбаха. Карахан указал, что сообщит обо всем в ВЧК.

Ряд косвенных улик говорит за то, что Дзержинский знал об акте, намеченном на 6 июля. Так, согласно показаниям Лациса, когда в 3.30 6 июля он, находясь в НКВД, услышал о покушении на посла и отправился в ВЧК, там уже знали, что Дзержинский «подозревает в убийстве Мирбаха Блюмкина». Дзержинского в ВЧК не было, он «отправился на место преступления», откуда Лациса вскоре запросили, закончено ли «дело Мирбаха, племянника посла, и у кого оно находится, ибо оно обнаружено на месте преступления». Только тут Лацис понял, что «покушение на Мирбаха произведено действительно Блюмкиным»[46]. Но Дзержинский каким-то образом знал об этом еще до поездки в посольство.

Из всего этого можно заключить, что Мирбах не был убит по постановлению ЦК ПЛСР. Вероятнее всего, имел место заговор, организованный теми или иными представителями левых партий (но не партиями, как таковыми). Если так, то очевидно участие в таком заговоре левых эсеров — Прошьяна и, может быть, Спиридоновой, и левых коммунистов — Дзержинского, позволившего состояться акту, или Бухарина, не отрицавшего участия в «заговоре против Ленина» на процессе 1938 года[47], хотя никаких конкретных доказательств участия Бухарина в подготовке покушения нет.

Однако кто бы ни стоял за заговором с целью убийства Мирбаха, террористический акт не был сигналом к «антисоветскому мятежу» и не был осуществлен с целью свержения большевистского правительства. Вероятнее всего, заговор не был направлен и лично против Ленина (хотя, по крайней мере, один историк выдвинул именно такую гипотезу)[48]. Выстрелы в германского посла были выстрелами в правительство германской империи. И, как показали дальнейшие события, Совнарком от убийства Мирбаха только выиграл: после 6 июля германское влияние на советскую политику безусловно ослабло.

В самом большом выигрыше от убийства Мирбаха оказался Ленин. О готовившемся акте он, скорее всего, не знал. Никаких, даже косвенных, указаний на его причастность к покушению нет[49]. Но удивительно, что большевики оказались куда лучше подготовлены к этому неожиданному происшествию, чем сами левые эсеры, которые, по заявлению большевиков, этот террористический акт готовили. Так или иначе, с момента первого сообщения о покушении на Мирбаха роль Ленина в разгроме ПЛСР была однозначна: он решил использовать убийство Мирбаха и покончить с партией левых эсеров. Сотрудник советского полпредства в Берлине Соломон рассказывает по этому поводу, как вернувшийся в Германию из Москвы вскоре после июльских событий Л. Б. Красин «с глубоким отвращением» сообщил ему, что «такого глубокого и жестокого цинизма» он в Ленине «не подозревал». 6 июля, рассказывая Красину о том, как он предполагает выкрутиться из кризиса, созданного убийством Мирбаха, Ленин «с улыбочкой, заметьте, с улыбочкой» прибавил: «Мы произведем среди товарищей [левых ] эсеров внутренний заем [...] и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем». Соломон пишет далее, что «в этот свой приезд Красин неоднократно в разговорах» с ним, «точно не имея сил отделаться от тяжелого кошмарного впечатления, возвращался к этому вопросу и несколько раз повторял» ему «слова Ленина». К этой теме Красин в беседах с Соломоном возвращался и позже[50].

Как справедливо указывает историк Д. Кармайкл, «внутренним займом» было «обвинение простодушных левых эсеров в убийстве Мирбаха»[51]. Но свидетельство Соломона отнюдь не единственное. Вот что пишет в своих воспоминаниях Айно Куусинен (жена Отто Куусинена):

«На самом деле [левые ] эсеры не были виновны. Когда я однажды вернулась домой, Отто был у себя в кабинете с высоким бородатым молодым человеком, который был представлен мне как товарищ Сафир. После того, как он ушел, Отто сообщил мне, что я только что видела убийцу графа Мирбаха, настоящее имя которого — Блюмкин. Он был сотрудником ЧК и вот-вот собирался ехать за границу с важным поручением от Коминтерна. Когда я заметила, что Мирбах был убит [левыми] эсерами, Отто разразился громким смехом. Несомненно, убийство было только поводом для того, чтобы убрать [левых] эсеров с пути, поскольку они были самыми серьезными оппонентами Ленина»[52]. Помимо подготовки убийства Мирбаха, кто бы за ним ни стоял, в Москве в начале июля, видимо, готовилась еще одна конфронтация: партия большевиков намеревалась столкнуться на предстоящем съезде Советов с конкурирующей партией левых эсеров и разгромить ее. О подготовке большевиками разрыва с левыми эсерами и о планируемом разгроме в мемуарной и исторической литературе писалось довольно часто, иногда с оговоркой, что речь шла не о превентивном ударе по ПЛСР, а о подготовке к подавлению антиправительственного восстания, которое готовилось кем-то в Москве в те дни. Так, командующий московским военным округом Муралов, в распоряжении которого находился левоэсеровский «отряд особого назначения», некое подобие большевистской Красной гвардии, во второй половине июня получил от Ленина указание внимательно следить за отрядом. Вот как описывает Муралов свой диалог с Лениным: