Татьяна Соломатина - Психоз

• Название: Психоз
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0163-3

ОТ АВТОРА

(написано под давлением издателя и потому доказательством против автора это «от» являться не может)

Читатель хочет знать: «О чём эта книга?»

О самом разном: от плюшевых медведей, удаления зубов мудрости и несчастных случаев до божественных откровений, реинкарнаций и самых обыкновенных галлюцинаций. Об охлаждённом коньяке и жареном лимоне. О беседах с покойниками. И о самых разных живых людях. И почти все они – наши современники, отлично знающие расшифровку аббревиатуры НЛП, прекрасно разбирающиеся в IT-технологиях, джипах, итальянской мебели, ценах на недвижимость и психологии отношений. Но разучившиеся не только любить, но и верить. Верить самим себе. Потому что давно уже забыли, кто они на самом деле. Воины или владельцы ресторанов? Ангелы или дочери фараонов? Крупные бесы среднего возраста или вечные маленькие девочки? Ведьмы или просто хорошие люди? Бизнесмены или отцы? Заблудшие души? Нашедшиеся тела?..

Ещё о чём?

О дружбе. О том, что частенько лучше говорить глупости, чем молчать. И держать нос по ветру, а не зажмуриваться при встрече с очевидным. О чужих детях, своих животных и ничейных сущностях. И о том, что времени нет. Есть пространство. Главное – найти в нём своё место. И тогда каждый цыплёнок станет птицей Феникс…

---

– Да, спасибо! – просипела Сашка.

– У тебя странный голос.

– Да?

– Чем ты занималась в командировке?

– Всякой ерундой. Но за счёт фирмы, – Сашка развеселилась. – Жаль, что ты так занят, что не мог меня встретить. Я была в очень подходящем настроении.

Она была настолько в настроении, что, кроме банана, ей не был нужен никто. И ничто. Она даже никого и ничего себе не представляла. Желание было настолько самоценным, что к банану ничего не прилагалось. Он был самодостаточен. Профессор-бизнесмен был умел и терпелив. Но это был не очищенный физиологический акт, а спектакль с претензией на чувства. Пусть даже и мимолётные.

«Есть же снег, который сразу тает. Идёт и тает. По дороге. А есть… белое безмолвие… Невозможно жить в снегах и не вымереть… Две рюмки – это хорошо. Но три – куда лучше».

Она не разрядилась со львовским красавцем-профессором, а возбудилась. Если бы Вовка приехал, это было бы отлично. Говорящий вибратор. Но он не приехал, и его функцию отлично выполнил отмытый и смазанный приятными кремами банан. Ничуть не хуже Вовки.

«Или Вовка – ничуть не лучше банана?..»

Эта мысль страшно веселила.

– Я заеду вечером.

– Валяй…

Конечно же, он не заехал. Он никогда не заезжал, если собирался. И всегда появлялся не вовремя. Была ли это игра или проверка? Сашка так и не поняла. Просто Вова не был ей дорог. Он оплачивал счета и удовлетворял сексуальные потребности. После оплаты счетов не оставалось ничего. После физиологического довольства приходила брезгливость безысходности. Пятиугольников был бананом с кошельком. Она себе представила высокий статный говорящий банан. Иногда банан злился. Периодически банан читал ей нотации директивным тенорком. Изредка – банан водил её по магазинам и платил за то и это. Согласитесь, что говорящий банан с деньгами это забавно. Нет? Ну, ещё у банана была крутая тачка. Не смешно? Да ну вас! Вы лишены воображения!

Иногда с ним было интересно, и тогда он переставал быть бананом. Но это было некачественное и недолгое волшебство.

[– Это такая наглость! На рекламной картинке биг-мак такой большой и красивый, а покупаешь – пфуй! И даже не денег жалко. Просто чувствуешь себя обманутой. Как в детстве, когда впервые узнаёшь, что Дед Мороз – это папа. И одно дело, если папа – Бог по определению. Тогда в него и Дед Мороз помещается, и качели-карусели, и занудные нотации, и весь мир. А если папа обычный? Обычный хороший папа, вполне удобоваримый, как этот биг-мак, но, увы, не мир и не бог. Тогда как быть?

– Ирка, но ведь это банальщина. И у тебя и у меня были самые обычные хорошие папы. И мы с тобой… По крайней мере – ты… Счастливые женщины.

– У меня бабушка была и бог и мир. У человека должен быть кто-то, кто и бог и мир. Или хотя бы что-то. Просто в стандартной психологии принято говорить об упрощённой схеме: папа – бог и мир – основное условие женского счастья в последующем. И это верно плюс-минус. У тебя был кто-то и бог и мир?

– Ну, не знаю… У меня и папа был хорош. И дед. Частями… Частично.

– Вот! Как и этот биг-мак. Не совсем обман. Ничуть не отличается от совсем обмана. Но у тебя должен был быть кто-то или что-то – и бог и мир.

– Не лечи меня. Плюшевый медведь подойдёт?

– Или! Хорошо, что в нашем детстве у нас не было рекламы плюшевых медведей. А просто сразу сами плюшевые медведи. Мы не могли разочароваться. Вкус обмана не был впитан нами с молоком…

– Плюшевых медведей!.. Но тебе ведь, моя дорогая, и не нужна реклама, чтобы разочароваться. Ты же видишь!

– Если даже я покупаюсь, представляешь, каково другим? Кого и чаще – ЧТО – они принимают за бога и мир?..]

Ирка прекрасна. Но прикладного толку от этого для Сашки – чуть.

Если бы Сашка возвращалась к себе, а не в квартирку просто Вовы – всё было бы иначе. Она бы принимала душ, степенно готовила завтрак, варила кофе, надевала бы уютную фланелевую пижаму, включала телевизор. И под гомон чужих голосов читала бы книгу. Например, сентиментальный роман. И думала о том, как это хорошо, что после командировки есть ещё целый день ничегонеделанья. Но это место было не Сашкино. Тут не было ни одной фотографии на стенах. Ни одной. Скажем, маленькой Сашки в серебристой рамочке (фото начала семидесятых любовно отреставрировано, и маленькая карапузиха игриво взирает в свой современный взрослый мир, говоря: «Не верь! Всё понарошку! Ты – это я! Наслаждайся светом, теплом и любовью всего мироздания, пока сыта!»). Или взрослой Сашки в чьих-нибудь объятиях… Такое фото, что не просто настенная привычка, а действительно живое. Говорящее. Мыслящее. Событийное. Тут такого не было. Эта мебель была не Сашкиной. И ванная комната была не Сашкиной. Потому что никогда в Сашкиной ванной комнате не сочетались бы дешёвые полочки с дорогими кремами. Скорее наоборот. В Сашкиной ванной висел бы веник иван-чая и сидел бы плюшевый медведь. А уж какие бы там были полочки или, собственно, ванна, было совершенно не важно. И ещё в Сашкиной ванной комнате ей бы намыливал пятки живой мужчина, а не оживший банан.

«Всё дело в виски и в обезличенном оргазме на голодный желудок. У оргазма всегда должно быть мужское имя».

Просто Вове чего-то не хватало. Чего-то не хватало профессору-бизнесмену. Они оба были просто сортами говорящих бананов. Даже дальнобойщик был куда более похож на homo sapiens. Хотя бы тем, что он понял, что с ним она не будет. И понял это совершенно по-человечески, а не по-бананьему.

«Как? Как звали львовского профессора-бизнесмена? Ты помнишь имя дальнобойщика, с которым выпила пару рюмок коньяка. И не помнишь имени того, с кем провела всю ночь в одной постели. Что нам скажет психология?.. Ничего не скажет. Ну, хоть фамилию?.. Каминский? Зелинский? Стравинский? Нет. Просто. Инский. Весь день проводишь с человеком, он оплачивает тебе оперу, ресторан и удаление двух зубов мудрости. Занимаешься с ним любовью всю ночь. Он водит тебя по незнакомому городу с экскурсией. Поит кофе, учит играть в бильярд. Провожает на вокзал. И от всего этого тебе остаётся обломок его фамилии. Забавно. Живой мужчина, превратившийся в шесть букв. У оргазма опять нет мужского имени. И ты заранее знала, что биг-мак не так хорош, как на картинке. Врите себе на здоровье!»

С живыми мужчинами сложно. Куда сложнее, чем с бананами или с картинками биг-маков. И куда как неспокойнее.

С покойниками, безусловно, безопаснее, чем с живыми. Мужчинами. И даже бананами.

– Василий Пименович, я принесла коньяк! – салютовала Сашка с балкона бутылкой в сторону кладбища. – Он хороший, в меру тёплый и с холодным лимоном, вот!

Она вынесла на балкон вторую табуретку, поставила на неё два пузатых коньячных бокала, блюдечко с тонко нарезанным лимоном, розетку маслин, пепельницу, зажигалку и пачку сигарет. Что ещё нужно Василию Пименовичу и Александре Александровне в столь поздний час? Только хорошая задушевная беседа.

Степенно разлив по ёмкостям равные дозы, Сашка подняла их и соприкоснула:

– Ваше здоровье, Василий Пименович! – пискляво сподобострастничала она.

– Да уж какое там, дружочек, здоровье! Всё бы вам, Александрушка Александровна, шутки шутить, старика задирать! – размеренно пробасила она же.

Ночь была тёплой. Чудесной. Спокойная, красивая даже посреди индустриального пейзажа с видом на кладбище августовская ночь. По шоссе ездили машины, улицу освещали фонари и вывеска универсама.

– Василий Пименович, пока я доставала коньяк, у меня написалось стихотворение. Помните, вы говорили мне, что нельзя зря тратить столько слов? Мол, Сашенька, это ужасно – беспричинные траты себя? А вот и не беспричинные! Я же посмотрела на фонарь! И не надо напоминать мне, друг мой, про аптеку и улицу! Я всего лишь о беспричинности своей «околофонарности»… Свеж и тих вечерок,

В нём витает печаль.
Выйду к ним за порог,
Посмотрю на фонарь —
Обуян, одинок,
Вырывает в ночи…
Не вещает поэт
Никогда
Без причин…

Ну не умница ли я, господин Филимонов?! Я жду ваших похвал!

Василий Пименович был чудесным собеседником. Галантным, остроумным, знал массу стихов. И с удовольствием выслушивал Сашкины опусы, не зевая, не перебивая и понимая самою суть. И кадя фимиам. Это ведь так важно для женщины. Куда важнее, чем даже для поэтов.

– Вы – самый лучший мужчина на свете! – не врала Сашка.

– О-хо-хо-хо! – хохотал Василий Пименович. – На этом или на том, Шурочка?

– На всём! – уверяла она.

На двоих коньяк пьётся быстрее. Благодаря Василию Пименовичу она уснула, ещё не успев пересечься с рассветом. Если бы они встретились – всё. Ещё ночь минус. А Сашке ох как нужно было наконец-то поспать. Бессонница – это страшно. Не кокетливое «не могу уснуть» – от случая к случаю. А именно беспросветная, выжирающая из черепной коробки всё содержимое, взамен наполняющая её своей гулкой отрыжкой, тупая ненасытная бессонница.