Алексей Писемский - В водовороте

• Название: В водовороте
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Даже из любви к тебе не могу этого сделать! - отвечал князь.

- Даже!.. Ну, смотри, не раскайся после!.. - произнесла Елена и, понимая, что убеждать князя долее и даже угрожать ему было совершенно бесполезно, она встала и ушла из кабинета.

Вся ее походка при этом, все движения были движениями рассвирепелой тигрицы: темперамент матери как бы невольно высказался в эти минуты в Елене! Князь тоже остался под влиянием сильного гнева. Он твердо был уверен, что Елену поддул и настроил Жуквич, и не для того, чтобы добыть через нее денег своим собратьям, а просто положить их себе в карман, благо в России много дураков, которые верили его словам. Чтобы спасти себя на дальнейшее время от подобного господина, князь тут же написал и отправил к нему не совсем ласкового свойства письмецо: "Милостивый государь! Так как вы, несмотря на короткое время появления вашего в моем доме, успели устроить в нем интригу, последствием которой я имел весьма неприятное для меня объяснение с Еленой Николаевной, то, чтобы не дать вам возможности приготовлять мне сюрпризы такого рода, я прошу вас не посещать больше моего дома; в противном случае я вынужден буду поступить с вами весьма негостеприимно".

Елена между тем прошла в свою комнату и села там; гневные и серьезные мысли, точно облако зловещее, осенили ее молодое чело. Часа два, по крайней мере, она пробыла почти в неподвижном положении; вдруг к ней вошла ее горничная.

- Барышня, - начала она негромким голосом: - человек вон этого Жуквича пришел к вам и принес записочку.

- Ну, так давай ее мне скорее! - сказала Елена стремительно.

Горничная подала ей записочку.

- Лакей-то не отдавал было, просил, чтоб я к вам его провела. "Куда, я говорю, тебе, лупоглазому черту, идти к барышне!.. Дай записочку-то... Я не съем ее!"

Жуквич писал Елене: "Я получил от князя очень грубый отказ от дому: что такое у вас произошло?.. Я, впрочем, вам наперед предсказывал, что откровенность с князем ни к чему не может повести доброму. Буду ли я когда-нибудь и где именно иметь счастие встретиться с вами?"

- Человек еще не ушел? - спросила Елена горничную.

- Нет еще-с! - отвечала та. - Дожидается ответа: барин, говорит, так приказал!

Елена написала очень коротко:

"Князь может, сколько ему угодно, отказывать вам от дому, но видеться с вами мы будем; я сама буду ездить к вам и проводить у вас, если вы хотите, целые вечера!"

К прежнему выражению лица Елены прибавилась какая-то необыкновенная решительность и как бы насмешливость над своей судьбой и своим собственным положением.

V

Николя Оглоблин просыпался не ранее, как в час пополудни. В одно утро, когда он еще валялся и нежился в своей постели, к нему вошел его камердинер Севастьян.

- Вставайте-с!.. Дама вас там какая-то спрашивает, - сказал он почти строго барину.

- Какая дама? - спросил Николя с небольшим удивлением, но не без удовольствия. - А хорошенькая? - прибавил он с лукавством.

- Да-с, красивая, очень даже!.. - отвечал Севастьян.

- Ну, так вели ее просить в залу и давай мне поскорей одеться! затараторил Николя.

Камердинер приотворил дверь и крикнул другому лакею, невдалеке стоявшему, чтобы тот просил даму в залу, а сам принялся помогать барину одеваться. Николя очень скоро прифрантился и, войдя в свой кабинет, велел даму просить к себе. Его очень интересовало посмотреть, кто она такая была... Вошла Елена и тут же сейчас приостановилась на минуту, удивленная и пораженная убранством кабинета Николя. Прежде всего Елене кинулся в глаза портрет государя в золотой раме, а кругом его на красном сукне, в виде лучей, развешены были разного рода оружия: сабли, шашки, ружья и пистолеты. В одном из углов стояла электрическая машина. Елене пришло в голову, что не удар ли случился с Николя, и он лечится электричеством; но машина, собственно, была куплена для больной бабушки Николя; когда же та умерла, то Николя машину взял к себе для такого употребления: он угрозами и ласками зазывал в свой кабинет лакеев и горничных и упрашивал их дотронуться до машины. Те соглашались, машина их щелкала; они вскрикивали и доставляли тем Николя несказанную радость. В другом углу кабинета стоял туалетный столик Николя, с круглым серебряным, как у женщин, зеркалом, весь уставленный флаконами с духами, банками с помадой, фиксатуарами, щетками и гребенками. Николя в "Онегине" прочитал описание кабинета денди и полагал, что такое убранство очень хорошо. Прямо над этим столом висел в углу старинный и вряд ли не чудотворный образ казанской божией матери, с лампадкою перед ним. Николя был очень богомолен и состоял даже в своем приходе старостой церковным. По третьей стене шел огромный книжный шкаф, сверху донизу набитый французскими романами, - все это, как бы для придачи общего характера, было покрыто пылью и почти грязью. Николя, в свою очередь, тоже очень удивился появлению Елены.

- Mademoiselle Жиглинская, вас ли я вижу? - говорил он, выпучивая свои бараньи глаза и протягивая к ней обе руки.

- А я к вам с просьбой, Оглоблин, - начала Елена, торопясь поскорее сесть. Она заметно была в раздраженном и нервном состоянии.

Николя поспешил ей при этом пододвинуть кресло.

- Я одному моему комиссионеру поручила разузнавать, нет ли свободных мест женских в каких-нибудь учреждениях, и он мне сказал, что у отца вашего есть свободное место кастелянши!..

- Но для кого вам нужно это место? - спросил Николя.

- Для себя!.. Я хочу занять его!.. - отвечала Елена.

Николя еще больше вытаращил глаза свои.

- А как же князь-то? - бухнул он прямо.

Елена при этом немного вспыхнула.

- С князем мы расходимся!.. - проговорила она.

- Не может быть! - воскликнул Николя и захохотал своим глупым смехом.

Елена окончательно было сконфузилась, но постаралась снова овладеть собой.

- Подите и скажите вашему отцу, чтоб он дал мне это место! - сказала она почти повелительно.

- Да ведь отец теперь в присутствии! - прошепелявил Николя.

- Все равно... Вы к нему в присутствие ступайте!.. Оно тут у вас в одном доме?..

- Тут, здесь!

Старик Оглоблин занимал в бельэтаже огромную казенную квартиру, а внизу у него было так называемое присутствие его.

- Ну, так ступайте и непременно выпросите мне это место, - настаивала Елена.

- A l'instant mademoiselle![169] - воскликнул Николя. Он вообще никогда и никакой даме неспособен был отказать в ее просьбе, а тут он сообразил еще и то, что, сделав одолжение Елене, которая, по ее словам, расходится с князем, он будет иметь возможность за ней приволокнуться, а Елена очень и очень нравилась ему своею наружностью.

Комната, которую старик Оглоблин именовал присутствием своим, была довольно большая и имела, как всякое присутствие, стол, накрытый красным сукном, и зерцало.

Сам старик Оглоблин, в вицмундире и весь осыпанный звездами и крестами, сидел за этим столом и помечал разложенные перед ним бумаги. Лицо у него хоть и было простоватое, но дышало, однако, гораздо большим благородством, чем лицо сына; видно было, что человек этот вырос и воспитался на французских трюфелях и благородных виноградных винах, тогда как в наружности сына было что-то замоскворецкое, проглядывали мороженая осетрина и листовая настойка. Старик Оглоблин в молодости служил в кавалергардах и, конечно, во всю свою жизнь не унизил себя ни разу посещением какой-нибудь гостиницы ниже Дюссо и Шевалье, а Николя почти каждый вечер после театра кутил в Московском трактире. Придя на этот раз к отцу, он сначала заглянул в присутствие.

- Папа, можно к вам? - произнес он.

- Можно, войди, - отвечал тот, оставляя на некоторое время свои занятия.

Николя вошел, взял стул и сел против отца.

- Вы помните, папа, Жиглинскую, любовницу князя Григорова? - начал он.

- Какую такую любовницу? - спросил старик, несколько утративший свежесть памяти.

- Ну, которую еще вместе с Анной Юрьевной выгнали из службы за то вот, что она сделалась в известном положении.

- Ах, да, помню! - припомнил старик.

- И теперь она... Бог их там знает, кто: князь ли, она ли ему, только дали друг другу по подзатыльничку и разошлись... Теперь она на бобах и осталась! - заключил Николя и захохотал.

- На бобах!.. На бобах!.. - согласился, усмехаясь, старик. - Что же ты-то тут зеваешь? - присовокупил он тоном шутливой укоризны.

- Да что!.. Нет!.. Она чудачка страшная!.. - отвечал Николя. - Теперь пришла и просит, чтоб ей дали место кастелянши.

- Место?.. Кастелянши?.. - повторил старик уже серьезно и как бы делая ударение на каждом слове.

- Да, папа!.. Дайте ей место! Мы этим чудесно насолим князю Григорову: пускай он не говорит, что Оглоблины дураки набитые.

- Да разве он говорит это? - спросил старик, с удивлением взглянув на сына.

- Еще бы не говорит!.. Везде говорит! - отвечал Николя, впрочем, более подозревавший, чем достоверно знавший, что князь говорит это, и сказавший отцу об этом затем, чтобы больше его вооружить против князя... - Так что же, папа, дадите mademoiselle Жиглинской место? - приставал он к старику.