Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

• Название: Любить всю жизнь лишь одного
• Автор: Валентина Немова
• Жанр: Проза

"Любить всю жизнь лишь одного" — роман о молодежи и для молодежи. В него вошли записные книжки старшеклассницы. Она любит юношу из той же школы, в которой учится сама. И он как будто симпатизирует ей, но ведет себя довольно странно. Они то ссорятся, то мирятся. Чтобы наладить с ним отношения, девушка дает парню почитать свои дневники, открывает душу. Она романтик по натуре, мечтает свою школьную дружбу, первую любовь пронести через всю жизнь. Удалось ей это или нет, вы узнаете, прочитав книгу до конца.

---

Я кладу книгу на кафедру и диктую наизусть. Нестеров пишет. Белая пыль сыплется на пол.

На доску ложатся слова. Но я не узнаю их. На доске слова-инвалиды, слова, взывающие о помощи.

В классе тихо. Нестеров держится зa доску. Он путается в предложении, ладонью стирает написанное. Бугры над переносицей побагровели.

Время от времени я подаю ему, как руку, наводящий вопрос. Он то хватается за мою мысль, то пытается соображать сам.

Класс напряженно следит за нами. Сначала молча, потом бросая реплики.

Нарастает шум. Шум солидарности. Деятельный, азартный, рабочий шум! О! Он захлестывает меня, он подхватывает меня и несет. Несет к ним. Кто-то восклицает:

— Вот это да-а-а! От русского голова трещит, как от математики. Мозгами ворочать надо…

— Открытие!? подхватываю я.? Он сделал открытие! Слава богу! Вы можете вызубрить правило, что безударная гласная проверяется ударением. Но если вы пишите "честолюбие" и не соображаете, какой смысл имеет слово, вы напишете "частолюбие", "чистолюбие". Да-да! Не смейтесь!

— Вот слово "подушка". Как написать?

— Через "о"!

— Через "а"!

— Сообразите! Сообразите!? выкрикиваю и я в азарте.

— Под ухом!? догадывается кто-то.

— Правильно! Правильно!? во мне все поет от восторга. В руках, в запястьях, бьется два сердца.? Вы русские, вы должны знать все слова, все корни. И должны следить, чтобы из корня слова "просо" у нас не вырастала "пшеница"… А окончания… Нестеров, напишите: "Мересьев посмотрел сквозь ресницы"… Он пишет: "Мересьев посмотрел сквозь ресницу".

— Как сквозь ресницу?

— Да. Сквозь одну ресницу.

Взрыв хохота. Класс хохочет долго, радостно, как и смеются от усталости, чтобы отдохнуть.

— Садитесь, Нестеров. Но он не садится.

— Конечно, у глаза две ресницы. Одна верхняя, другая нижняя,? твердит он уверенно.

Класс умирает от смеха.

— Нестеров,? говорю я.? Вы путаете веко с ресницей.

Его лицо мгновенно вытягивается. Он смотрит на мелок, потом кладет его на доску и молча выходит из класса. В классе становится тихо.

Зима расцвела. Дома, столбы, изгороди обросли белым мохом, а на деревьях распустилась нежная белая хвоя инея.

Тротуары и шоссе еще не расчищены. Машины буксуют в снегу. Люди пробираются цепочками по узеньким, извилистым тропкам, вытоптанным в сугробах. Цепочки двигаются осторожно, замедленным темпом.

Я провалилась несколько раз в снег, пытаясь обогнать их. Я торопилась в школу.

Нечаянно я задела ветку черемухи. Она вздрогнула, иней с нее опал. А ветка осталась торчать, жалкая, голая, с растопыренными черными отростками.

Нестеров не пришел.

Сегодня у меня на уроках не было обычного шума протеста. Но не было и рабочего шума, а на лицах моих учеников я видела то же выражение беспомощности и растерянности, какое было у Нестерова.

Мои уроки уже кончились. Но я сижу в учительской и жду Нестерова. Может, он еще придет?

В учительской, во всех углах, перебивая друг друга, говорят учителя. Их голоса доносятся до меня словно издалека…

— Так я вас спрашиваю, какое вы имели право помещать мой класс в "Крокодил"? Какое? Ведь у нас все посредственно!

Хохот.

Нестеров… Вдруг он не придет? Он хочет знать. А я хочу его научить. Вдруг он не придет?..

— Что тут смешного? Разве сами вы не говорите ученикам: очень хорошо, садитесь, три.

Он хочет знать. Я почувствовала это. А я хочу его научить. Разве он не почувствовал этого?…

— Слушайте, слушайте! Последний школьный анекдот. Одного десятиклассника на экзаменах попросили написать два в квадрате. Не долго думая он нарисовал квадрат и в нем двойку.

Хохот…

Нестеров… Ему двадцать четыре года. Мы почти ровесники. Мы ровесники

Но я закончила институт, а он не закончил и семи… Он бросил школу вскоре после войны. Улица, ремесленное училище, завод…

Николай Иванович! Как вы оценки выставляете?! Никакой точности!

Что вы так волнуетесь? Где точность нужна, там она соблюдается. Например, при запуске ракет.

И опять смеются.

Я встала. Нет, Нестеров не придет. Чувствую? не придет. Завтра же надо ехать к нему на завод.

Это целый город-завод. Огромные корпуса цехов с застекленными крышами. Улицы цехов, целые проспекты. А над ними дым, временами такой густой, что можно без очков смотреть на солнце. Только огня не видно. Огонь там, внутри цехов, Но это не легкое воздушное пламя горящих дров. Это тяжелое, булькающее пламя превращенных в жидкость гор руды и железного лома.

Огонь течет ручьями в доменных цехах. Через него перешагивают люди. Он кипит, запертый в мартеновские печи. Он льется водопадами в огромные изложницы. Потом, в цехах горячей прокатки, огонь, уже остывающий, раскатывают, как тесто.

Я помню завод с детства. Барак, в котором я жила, упирался в заводскую стену. Каждый день, каждую минуту я слышала его железное, мощное дыхание. Оно всегда волновало меня.

Я тогда собирала вокруг себя мальчишек и девчонок, чтобы почитать им рассказы и легенды Горького, которые нравились мне до слез. Собирала тех девчонок и мальчишек, которые бросили школу. Потом, подрастая, они уходили на завод. От них пахло заводом, как от моего отца. Как и мой отец, они приносили домой получки, пачки промасленных "трешек", "пятерок", крест-накрест обклеенных бумажными ленточками. Теперь мои ровесники казались мне совсем взрослыми и сильными, и я стеснялась их.

Позднее они стали поступать в школу рабочей молодежи. Тогда и я, окончив институт, пошла туда же, к ним, к своим сверстникам. И тогда же приобрела право в любой день, в любое время попасть в любой цех комбината.

Незнакомые парни на заводских аллеях заигрывающе улыбались мне. А мои ученики, чумазые, с блестящими зубами и глазами, сильные, ловкие, совсем другие, чем в школе, предупредительные, бросились показывать мне свои цехи, свои пышущие жаром станы, свои агрегаты с обнаженными внутренностями, с. черными жилками проводов, свои станки, распространяющие тот кисловатый и терпкий запах смазанного маслом железа, который я привыкла ощущать на уроках.

Так было раньше. А как сегодня встретит Нестеров меня?

На слябинге, где работал Нестеров, я была впервые. Это новый цех, который построили, пока я работала в библиотеке.

Это почти безлюдный цех. Трудятся огромные машины, ползут медленно конвейеры, по ним движутся раскаленные матрацы? слябы. Видишь огонь и воду, встречи огня и воды, клубы пара? и не видишь людей. Кажется, что их здесь нет, что ты вдруг перенесся на миллиарды лет назад, когда на земле не было людей, а были только огонь и вода, и все это с шипением смешивалось, клубилось, рождая семена жизни.

Но люди здесь. Я увидела их высоко под застекленным потолком, в кабине. Они, спокойно, без усилий поворачивали какие-то рычаги, невидимые мной, а от этого двигался конвейер, поднимались и опускались на слябы ножницы. Края слябов грузно сваливались в яму и там медленно остывали, покрываясь серой чешуей окалины.

Кто-то высунулся из окна кабины. Это же Нестеров. Его бугристый лоб. Я побежала к нему, замахала рукой, приглашая спуститься вниз. Он скупо кивнул и взглядом велел отойти в сторону. Потом посигналил кому-то. Скоро я увидела, что на его месте в кабине сидит молодцеватый паренек. А Нестеров медленно спускается по железному трапу и вот уже идет по дорожке, очерченной белым. Расстегнув кнопки, я сняла перчатки.

Нестеров остановился сбоку от меня:

— Я вас слушаю

Мои слова прозвучали спокойно, строго:

— Вы должны вернуться в школу.

— Выйду на пенсию? вернусь.

— Оставьте ваши шуточки.

— Какие шуточки? Шуточки! Это же целина!? он стиснул свой лоб твердой подушкой ладони.? Мне по две смены в день надо долбить русский. Вот тогда будет толк. А сутки что? резина?

— Совсем не надо по две смены, Нестеров,? возразила я.? Просто мы осилим в нынешнем году морфологию, а синтаксис оставим…

— На второй год? Ну нет!? он сунул кулаки в карманы,

— Не нравиться? Хотите скорее?

— Не в этом дело!? возмутился он.

— В чем же?

И ой ответил, сильно растягивая слова:

— Допустим. Останусь. А кому достанусь? Вы что? ручаетесь?

— Нет, ручаться я не могу…

— То-то! И нечего сватать! Дурак! Надо было еще в прошлом году бросить. Сидел. Штаны протирал.

Нестеров замолчал, сжав зубы. С его лба на виски и щеки стекал румянец, а за его плечами, один за другим, плыли раскаленные слябы.

— Все это правильно, Нестеров. Но скажите, разве имеет право уступать тот, кто прав?

Сдвинулись бугры на лбу.

Нестеров молчит. Но лицо его уже не злое. Оно стало сосредоточенным и суровым.

— Личное

Семь классов я окончила в женской школе. В смешанную перешла в восьмом, когда отцу дали однокомнатную квартиру в новом микрорайоне и мы переехали с левого берега Урала на правый. На уроках в этой школе было очень скучно. А на перемене, как и в любой другой, довольно весело. Как-то так случилось, что в один прекрасный момент, бегая в перерыв по классу, я совершенно неожиданно для себя подставила ножку весьма красивому и чрезвычайно сердитому на вид мальчугану. Он в это время тоже несся во всю прыть. И должен был сейчас со всего маху грохнуться о пол. Какое у него в этот миг сделалось лицо яростное. Он сжал кулаки. Надо сказать, что это были не кулаки, а кулачища. Жил подросток в частном доме на поселке Крылова, с детства приходилось ему заниматься физическим трудом, потому-то он и вырастил такие "гири". Он успел рявкнуть что-то очень грубое. Мне были уже известны некоторые его афоризмы: "Курица? не птица, баба не человек". "Не важно, что бумажно, лишь бы денежно было"…