Владимир Черносвитов - «Мелкое» дело

• Название: «Мелкое» дело
• Автор: Владимир Черносвитов
• Издательство: ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1955

В книгу вошли рассказы о военных буднях советских солдат: "Мелкое" дело", "Под сенью креста унии", "Священный союз", "В мирные дни".

---

Полковник тяжело вышел из дома в темноту ночи.

«Что бы это значило?» — тревожно подумал Сидоренко.

За внешне спокойным видом полковника он всё время чувствовал какую-то его тяжёлую внутреннюю напряжённость.

На столе запел зуммер телефона. Сидоренко взял трубку. Узнав полос генерала, он тут же весь подтянулся и даже поправил ремень. Лично к нему генерал ещё ни разу не звонил.

— Это я — семнадцатый. Игнат Васильевич у вас?

— Так точно, товарищ семнадцатый. Только что был зд…

— Ну, наконец-то нашёлся, — как-то уж очень тепло, по-житейски, прозвучал голос генерала. — Он, наверное, сейчас сидит и о делах рассуждает? Так вы не очень-то… о делах… И проводите его обязательно, — голос генерали дрогнул и стал сердитым и строгим: — Его сын, не приходя в сознание, умер при нём на операционном столе…

Захлопнув за собою дверь, Сидоренко окунулся в ночь, как в банку с тушью. «Какой человек, какая воля! Так вот оно к чему: «Нельзя распускать себя, нельзя». А я-то, болван, лез к нему с этим Петровым…» — думал капитан на ходу. Глаза привыкли к темноте. Пройдя ещё немного, Сидоренко остановился: уткнув лицо в сгиб локтя, прислонясь к дереву, стоял старый большевик. Прошло несколько секунд. Полковник со стоном скрипнул зубами и, резко выпрямившись, пошёл дальше. Не нарушая его одиночества, Сидоренко последовал за ним.

— Стой! Кто идёт? — послышался оклик солдата комендантского подразделения.

— Свой, — продолжая идти, ответил полковник.

— Стой, стрелять буду! Пропуск? — властно скомандовал часовой.

Полковник остановился и негромко сказал:

— Чека.

— Чита, — ещё тише отозвался солдат и мигнул фонариком: — Товарищ полковник! — смутился он. — Извините, не узнал в потёмках.

— Чего ж извиняться, молодцом. Хорошо несёте службу… А вы что позади топчетесь, товарищ капитан? — неожиданно повернулся он к следователю, также обнаруженному лучом фонарика.

— Я, товарищ полковник, так, пройтись перед сном…

— Неубедительно. Отправляйтесь спать. И… — в темноте прозвучали простые, совсем некомандирские слова — …и спасибо, Николай Иванович. К сожалению, в моей семье почему-то и шальные, и нацеленные пули щадят именно меня, старика. Идите…

Если бы Сидоренко знал, что после первого, убитого ещё на гражданской войне, Гаркуша сегодня потерял третьего и последнего сына, он бы, пожалуй, не удержался и по-сыновьи обвял этого пожилого и мудрого крестьянина. в полковничьих погонах.

Утром следователь имел заключительную беседу с дезертиром. Говорить, собственно, было уже не о чем: Петрову оставалось подписать протокол следствия и познакомиться с делом.

Когда эта несложная процедура была закончена и Петрова увели, на подоконнике, у стола Сидоренко, запищал телефон. Следователь, взял трубку и услышал всегда недовольно-брюзжащий голос майора Окунева — «параграфа», как его в шутку прозвали офицеры за канцелярскую педантичность и сухость. Сейчас Окунев замещал отлучившегося по делам начальника Сидоренко — полковника Серебрякова.

— Товарищ Сидоренко, вы закончили работу по приказу № 094/09?

Сидоренко покосился на лежавшее перед ним дело.

— Да. Почти. Через час доложу вам.

— Давайте кончайте. Я жду в десять ноль-ноль. Только подшейте поаккуратней и не забудьте вложить реестр вещей согласно инструкции…

— Слушаюсь. — Сидоренко положил трубку и вернулся к делу.

Однако к десяти ноль-ноль следователь к. Окуневу не явился. Уже приготовившийся было идти и в последний раз просматривавший вещи арестованного, Сидоренко нашёл за подкладкой потрёпанной полевой сумки Петрова тоненькую золотую пластинку. Некогда вытравленная на пластинке надпись стёрлась, и явственно выделялась лишь дата: «1.ІІІ.36».

Стоимость этой безделушки была столь ничтожна, что мысль о хранении её как ценности, а тем более — о краже, отпадала сама собой. Повертев пластинку в рунах, Сидоренко заметил на её обратной стороне следы крепёжных штифтиков. «Откуда-то содрана… Зачем он её так тщательно хранил?..» — подумал капитан, по опыту следователя хорошо зная, что «просто так» ничего не бывает.

— Зинченко! — позвал он солдата. — Приведите арестованного.

В ответ на несколько удивлённый взгляд вошедшего Петрова Сидоренко раскрыл его дело и вынул продолговатый листок:

— Вы не расписались на втором экземпляре реестра ваших вещей. Проверьте и распишитесь.

Петров чуть усмехнулся, пожал плечами и, не глядя, черкнул пером. Положив ручку на стол, он выпрямился я опять молча, спокойно взглянул на следователя.

— Всё. Можете идти. Зинченко, уведите арестованного… Да, кстати: что это такое? — бросив на стол пластинку, спросил Сидоренко у подследственного.

Петров не проявил ни малейшей растерянности. Простодушно улыбнувшись, он даже обрадовался:

— Нашлась? А я и забыл про неё, думал, что потерял, — но тут же нахмурился и закончил: — А впрочем — всё равно.

— Откуда, при каких обстоятельствах попала к вам эта пластинка и для чего вы её хранили?

Оттянув пальцем верхнюю губу, Петров обнажил зубы.

— Коронки протёрлись. Видите? Вот и таскал с собой эту штуковину, всё собирался сделать новые, да негде было. Сейчас сообразил: я же сам и засунул её за подкладку сумки, чтобы не потерять, да и забыл… не до неё было. — Петров смутился: — Только вы не посчитайте меня ещё мародёром. Когда близ Зеленска мы накрыли немецкий штаб, я в грязи нашёл портфель с документами. На нём была эта табличка. Портфель я сдал со всеми бумагами в наш штаб, а пластинку взял себе. Объяснил — для чего, и штабисты сказали: «Пожалуйста, забирай, подумаешь, большое дело».

Объяснение казалось убедительным своей бесхитростной житейской правдивостью и даже косвенно подтверждалось следами крепёжных штифтиков. Но…

Отослав арестованного, Сидоренко проверил его слова, и офицеры штаба подтвердили: действительно, случай такой был.

…Упрекая Сидоренко за опоздание, Окунев тщательно проверил соблюдение всех юридических норм, расписался, где следовало, и тут же приказал писарю направить дело по инстанции.

Там, где решалась судьба Петрова, сидели люди, умудренные большим опытом, люди, обладающие большевистской строгостью и сердечностью. Они учли всё: и то, что Петров при той ситуации не должен был передавать командование ротой своему заместителю; и то, как он был задержан, и какие боевые качества были присущи ему вообще. Кроме того, Петров приложил к следствию большое покаянное письмо, в котором полностью признавал свою вину и просил дать ему возможность загладить её и искупить в бою. Но тем не менее его безобразный поступок не мог остаться безнаказанным: Петрова лишили высокой чести носить офицерское звание и оставили в полку рядовым.

Прошёл день, второй — законченное дело никак не выходило из головы Сидоренко. И не было ничего похожего на то чувство удовлетворения, которое непременно приходило к нему раньше после окончания любого, пусть даже самого незначительного расследования. Следователь думал и не понимал, что именно возвращает его к мысли о деле Петрова.

Советские криминалисты категорически отрицают предчувствия, и следователи тщательно стараются не давать им «права голоса». Но вот же бывает такое: привяжется какое-то беспокойное, смутное, непонятное чувство и никак от него не отделаешься. Подчас это оказывается просто скрытой, подсознательной работой мозга.

Так было и у Сидоренко. Ночью он проснулся от настойчивого требования мозга закрепить в памяти один вопрос. Сосредоточившись на этом вопросе, следователь уже не мог заснуть. Он поднялся, набросил на плечи шинель и сел у открытого окна.

У самой хаты тихо перешёптывались невидимые в темноте тополя. В ночной прохладе откуда-то тянуло то горьковато-резким запахом остывшего пожарища, то медовым ароматом лугов. Издалека явственно доносился рёв танковых дизелей. Пронзительно закричал и тут же умолк, водимо, застеснявшись своего одиночества, чудом уцелевший при оккупантах петух.

Сидоренко поднял взгляд: светло. Трава, яблони, закамуфлированные кузова машин, сапоги и даже автомат прохаживающегося часового — всё было покрыто мелкими капельками росы. Зарозовели крыши, и окно противоположной хаты вдруг вспыхнуло багровым пожарным отблеском восхода — прифронтовое село встречало третий день своего освобождения.

Следователь закурил и, поднявшись, зашагал по хате. Сомнений не оставалось: да, он, ценимый начальством следователь, совершил ошибку! Он прозевал «мелочь», не придал ей значения и принял за истину лишь объяснение подследственного, чего не имел права делать.

«Как же теперь быть? Следствие закончено, сдано, наверное, уже лежит в архиве, и… если умолчать самому, то никто…» — Сидоренко передёрнулся, будто прикоснувшись к чему-то, бесконечно гадливому и мерзкому. Быстро надев сапоги и гимнастёрку, он выбежал из дома.