Иван Дорба - Белые тени

• Название: Белые тени
• Автор: Иван Дорба
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1981

Белые тени: Роман (Предисл. С. Сартакова). — М.: Мол. гвардия, 1981. — 336 с., ил. — (Стрела).

В пер.: 1 р. 40 к., 100000 экз.

Действие романа происходит на Балканах в 20-30-х годах, где после Великой Октябрьской революции сосредоточилось много русских белоэмигрантов. Автор показывает внутреннюю острую борьбу и расслоение двух поколений эмигрантов, стремление империалистических разведок использовать их в своих целях. Герой романа — советский разведчик, проникший в среду белоэмиграции и выполняющий особое задание Советского правительства.

© Издательство «Молодая гвардия», 1981 г.

---

Черный барон не верил ни Богнару, ни начальнику разведки Гаевскому и понимал, что они чуют гибель его корабля и готовы как крысы бежать с него. Понятна была заинтересованность Богаевского и Улагая. Следовало теперь перехитрить их всех. Поэтому главковерх, пересмотрев послужные списки и характеристики командиров полков, отправлявшихся в рейд, остановился на донском казаке Потемкинской станицы полковнике Петре Михайловиче Кучерове.

Встреча с главковерхом, которого Кучеров привык видеть на коне, среди блестящей свиты, с горящими глазами, высокого и статного — настоящим орлом, не окрылила полковника.

Правитель Юга России принял командиров полков предстоящего рейда, стоя за массивным двухтумбовым столом с темно-коричневой полировкой, и, широким жестом пригласив господ генералов и господ офицеров усаживаться, опустился в глубокое массивное кресло, обитое тисненым хромом. Окна в кабинете были занавешены салатного цвета портьерами, вдоль глухой стены висели карты Крыма, Северного Кавказа, Дона и Кубани. На совещании при обсуждении последних деталей рейда барон казался старым и усталым. Его широкие плечи опустились, огненные глаза потухли, в них залегла тоска, и весь он как-то ссутулился. Сделав несколько ничего не значащих замечаний, главковерх вяло одобрил разработанный генералами Шатиловым и Улагаем план высадки у Приморско-Ахтарской станицы десанта отборных сил армии, состоявших главным образом из офицеров, с таким расчетом, чтобы каждый полк мог бы развернуться в дивизию.

Порученец правителя, генерал Анин, поставил на стол стакан почти черного чая.

Врангель сделал глоток, другой.

— Я твердо верю, — его голос окреп, плечи распрямились, глаза заблестели, — дело наше правое! Сейчас произошло важное событие: на Кубань наложена разверстка, виноват, продразверстка. Казакам приказано сдать шестьдесят пять миллионов пудов зерна. Объявлена и принудительная закупка шестидесяти тысяч лошадей для Западного фронта Красной Армии. Это раскроет глаза казакам. Разруха, голод, отсутствие культурных сил и, наконец, блокада поставят Совдепию на колени, — он указал рукой на север, — заставят просить пощады. И тогда мы скажем свое последнее слово! И наконец — нам необходимо организовать надежную разведывательную сеть на случай неудачи. Береженого, господа, бог бережет. Поэтому при каждой воинской части будут находиться наши офицеры ОСВАГа. Прошу оказывать им всяческое содействие. — Барон встал. За ним поднялись все. — Желаю удачи! С нами бог! До свидания, господа! Поздравляю с походом! Генерала Кучерова прошу остаться.

Кучеров слушал главковерха с недоумением и тревогой. Он все же не думал, что конец так близок. Особенно врезались в память жест и угроза барона сказать свое слово, когда разруха, голод и блокада поставят Совдепию на колени. Кого? Их братьев и сестер, отцов и матерей! Заставят умирать от голода их детей, близких?.. И ради чего? Ради расплывчатой, половинчатой и лживой идейки о «единой, великой, неделимой», как изволил выразиться сам правитель Юга России? Разве мало было пролито крови? Не разрушена экономика страны? Не придушены культура, мораль? Мало! Нужна еще блокада? Интервенция «союзников»?

— Генерал, — сказал Врангель, усаживаясь и приглашая Кучерова жестом занять место в кресле напротив, — не удивляйтесь, уже подписан приказ о вашем производстве. Мне характеризовали вас как умного молчаливого человека — болтунов я терпеть не могу, — отличного разведчика и следопыта, и потому решил вам поручить весьма деликатную миссию. — Он потер лоб и продолжал: — Как ни стыдно признаться, но наша разведка хромает на обе ноги. Провал следует за провалом. Все попытки организовать в советском тылу ударные силы неизменно терпят неудачу. Увы, в отличие от коммунистов наши господа офицеры нестойки, а порой даже продажны. Который раз терпит фиаско даже такой опытный подпольщик, можно сказать, бог конспирации, как господин Савинков. Мало того, Богнар и Гаевский по долгу службы в той или иной мере связаны с английской, французской, американской, немецкой, польской, румынской, японской разведками, и в случае невзгоды никто не знает, как они себя поведут. Вам должно быть понятно, почему я решил обратиться к вам. — Барон поглядел на дверь.

Кучеров тоже невольно оглянулся и подумал: «Никому не верит».

— Ваше высокопревосходительство, — начал он не решительно, — я солдат, болтливостью не отличаюсь. Не ходил и в трусах. Не раз доводилось на германском фронте брать «языка», но в шпионских делах, извините, не мастак, не знаю, как и приступиться. Потому буду просить...

— А я буду просить, — поморщившись, прервал его барон, — именно как солдата выполнить мое распоряжение. — Врангель подошел было к карте, потом вернулся, извлек из ящика письменного стола план и продолжил: — Постарайтесь войти в станицу Марьинскую к вечеру, чтобы в глухую пору ночи попасть в этот дом. Вот сюда. — Барон ткнул пальцем в план. — Запомните адрес. — Потом достал из кармана записную книжку, полистал ее и прочитал: — «Подойдя к калитке, дернуть четыре раза за ручку проволочного звонка. Вопрос: «Кто там?» Ответ: «Я от Гаврилы Петровича, сына вашего». Вопрос: «А сами кто будете?» Ответ: «Товарищ его, Лука». Петр Генрихович Блаудис (местные жители зовут его Петром Гавриловичем), высокий, грузный, атлетического сложения 38-летний мужчина с рыжей бородой». — Врангель сунул записную книжку в карман и спросил: — Запомнили? Или повторить?

— Запомнил, ваше высокопревосходительство.

— Блаудис связан с Интеллидженс сервис. Кажется, он латыш. Умен и решителен. Ваша задача — заставить его и его людей работать на нас. Есть основания предполагать, что резидент ждет связного из центра, чтобы передать списки надежных агентов, получить инструкции и деньги. У них произошел какой-то провал. В связи с этим изменены пароли и «убран» прежний резидент. Вам, Петр Михайлович, придется сыграть роль связного из центра и дать Блаудису инструкции. Не будем же и мы простофилями! Английская разведка сейчас занята военным, экономическим и политическим шпионажем и, разумеется, нефтяными делами. Пусть же она впредь займется уничтожением большевистских припасов, складов, выводом из строя промышленности, транспорта, коммуникаций, террором, диверсией и саботажем. И тем поможет нам.

Кучеров смотрел на кипящего гневом главковерха, слушал его речи и думал: «Так вот ты каков, «спаситель» России? Если я откажусь, меня тотчас «уберут» люди Богнара или Гаевского, впрочем, могут «убрать» и после выполнения задания, чтобы молчал».

— Помните, вы явились из центра, — твердил тем временем барон, — центру стало известно, что его, Блаудиса, ближайший помощник Рейс из Ростова-на-Дону налаживает связь с Сентрал Интеллидженс Эйдженси — это американская разведка, — пусть примет меры. Переменит шифры и пароли. Вот пакет для Блаудиса, ознакомьтесь с содержанием.

Их беседа затянулась на добрый час. Наконец барон поднялся и, протягивая руку Кучерову, сказал:

— До свидания! Надеюсь, все ясно. Вопросы есть?

— Я в авангарде, ваше высокопревосходительство, меня могут убить после операции, и документы попадут в чужие руки, — заметил Кучеров.

— Надеюсь, этого не случится. Конечно, все мы под богом ходим, поэтому, после того как получите списки, запечатайте и пришлите с верным человеком лично мне, из рук в руки. Хотя бы с Поповым, — сказал он и улыбнулся.

Пожимая большую костистую руку главковерха, Кучеров подумал: «И про Ивана ему известно».

Иван Гаврилович Попов был его одностаничником, другом детства и соседом. Их отцы пали «за веру, царя и отечество» в японскую войну и тоже были назваными братьями. Подружились, побратались и сыновья крепко, на всю жизнь. Вместе озорничали и были заводилами всяких проказ, а порой и целых побоищ. Вместе умели и ответ держать. Правда, наказывали их по-разному: Ваньку мать драла чересседельником, приговаривая: «Вот тебе, Гаврилычево отродье!» А Петьку старший брат молча брал за ухо и сажал в «кордегардию» (в чулан) под арест, что казалось ребятам пострашнее всякой порки. Петро и Ванька были одногодками и даже родились в марте под знаком Близнецов, потому, вероятно, когда им исполнилось лет по семнадцать, языкастые потемкинские казачки прозвали их мартовскими котами, что, впрочем, было совсем несправедливо. Они ухаживали, как и все прочие парни, за девушками, ограничиваясь после гулянок поцелуями, и лишь время от времени проводили ночку с какой-либо бобылихой. Вместе пошли они и на военную службу. Правда, Иван женился до армии, ему надо было думать о хозяйстве. Он как-то сразу остепенился, повзрослел, стал считать себя старшим и уже в продолжение всей своей жизни почитал своим долгом опекать Петьку.

На войну они тоже ушли вместе. Вместе ходили в разведку, брали «языка», забирались к немцу в тыл. Но, хоть и родились они под одной звездой, судьба им судилась разная. Попов так и не дослужился до офицерских чинов и оставался вахмистром, а Кучеров глядел в генералы. Это нисколько не мешало их дружбе — Петька был Петькой, Ванька Ванькой. Дружба была настоящая — такой, утверждают старики, нынче не бывает. Уважение к Ваньке, к его кулакам и сметке, Петька возымел с детства. Впрочем, четырнадцатилетнего Ваньку Попова, после того как он отколотил сыновей станичного атамана, двух забияк и охальников братьев Сариновых, опасались и обходили стороной даже взрослые парни. А в семнадцать он уже подхватывал под мышки два пятипудовых мешка с зерном, и никто уже с ним не мерился силушкой.