Иван Дорба - Белые тени

• Название: Белые тени
• Автор: Иван Дорба
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1981

Белые тени: Роман (Предисл. С. Сартакова). — М.: Мол. гвардия, 1981. — 336 с., ил. — (Стрела).

В пер.: 1 р. 40 к., 100000 экз.

Действие романа происходит на Балканах в 20-30-х годах, где после Великой Октябрьской революции сосредоточилось много русских белоэмигрантов. Автор показывает внутреннюю острую борьбу и расслоение двух поколений эмигрантов, стремление империалистических разведок использовать их в своих целях. Герой романа — советский разведчик, проникший в среду белоэмиграции и выполняющий особое задание Советского правительства.

© Издательство «Молодая гвардия», 1981 г.

---

На войну они тоже ушли вместе. Вместе ходили в разведку, брали «языка», забирались к немцу в тыл. Но, хоть и родились они под одной звездой, судьба им судилась разная. Попов так и не дослужился до офицерских чинов и оставался вахмистром, а Кучеров глядел в генералы. Это нисколько не мешало их дружбе — Петька был Петькой, Ванька Ванькой. Дружба была настоящая — такой, утверждают старики, нынче не бывает. Уважение к Ваньке, к его кулакам и сметке, Петька возымел с детства. Впрочем, четырнадцатилетнего Ваньку Попова, после того как он отколотил сыновей станичного атамана, двух забияк и охальников братьев Сариновых, опасались и обходили стороной даже взрослые парни. А в семнадцать он уже подхватывал под мышки два пятипудовых мешка с зерном, и никто уже с ним не мерился силушкой.

Вот почему, выйдя от Врангеля, Кучеров прежде всего подумал о том, что следует посоветоваться с другом. И конечно, взять с собой его в операцию. Очень и очень могла понадобиться его необычайная физическая сила, сопряженная с ловкостью кошки, быстротой реакции и дикой яростью в схватке, превращавшая этого на вид добродушного увальня в свирепого тигра.

Кучеров с отвращением размышлял о роли Черного барона, о его продажном окружении, которому он не верил, о ставке правителя Юга России на разруху, голод, террор и саботаж, о том, что можно, не стесняясь, послать командира полка, полковника Петра Кучерова, со шпионским заданием, посулив ему чин генерала, и что он не находит в себе мужества отказаться.

Мысли его путались, он был как в горячке. И в эту путаницу мыслей врывалось что-то новое и било как молотом: «Ты был не прав!», «Ты был не прав!», «Ты был не прав!»...

Кучеров понимал, что стоит на рубеже.

2

Высадившись при поддержке французских и английских военных кораблей в районе станицы Бородинки, с тем чтобы соединиться с конницей Рябоконя, 17 августа 1920 года улагаевские части, не встречая серьезного сопротивления, двинулись в сторону Екатеринодара. Первая группа, поднимая по пути и вооружая станицы Роговскую, Поповскую, Протоку, Степную, Гривенскую, Ольгинскую, Брюховецкую, Ново-Стеблиевскую и Славянскую, должна была войти в связь с повстанческой «Армией возрождения России», возглавляемой генералом Фостиковым и оперировавшей в предгорьях Кавказа. Вторая группа под командованием генерала Бабиева должна была двинуться к станице Бриньковской, расположенной на островах Бейсугского лимана, пройти по дамбе через Бриньковские плавни и, объединившись с отрядом полковника Гриня, взять направление на Каневскую и Старо-Минскую, навстречу генералу Алгину.

Одновременно высадился десант в Новороссийске и на Таманском полуострове.

27 августа, в канун успения, полк Кучерова к трем часам дня подошел к утопавшей в садах станице Марьяновской. Разведка сообщила, что небольшая красноармейская часть отступила в сторону Брюховецкой. Часа два на задах станицы и за речкой еще постреливали, но кое-где уже вывесили флаги — трехцветные и «жовтоблакитные» — над плетнями и заборами стали появляться, несмотря на окрики старших, головы любопытных мальчишек, а еще через полчаса на улицы высыпал народ. К станичному правлению, где расположился штаб полка, степенно зашагала жиденькая делегация с хлебом и солью. Потом во все концы станицы поскакали нарочные с приказом собраться казакам и иногородним после вечерни на круг.

Первыми пришли старики, за ними на майдан потянулись старухи, вдовые казачки и несколько молодок с озорными глазами, явилось и около сотни казаков среднего возраста, из которых добрая половина — инвалиды. Девушки попрятались, чтобы «белое воинство», чего доброго, не потащило бы их на ночь глядючи под заборы, а парней в станице почти не было, они воевали — кто на той, кто на другой стороне.

Молча выслушали приказ правителя и господ атаманов, безмолвно встретили предложение вступить в армию всем, кто способен держать оружие, и разошлись, не задав ни одного вопроса, по домам, тихо переговариваясь друг с другом.

Кучеров долго стоял на крыльце станичного правления, любуясь закатом, сначала густо-бордовым, потом совсем алым и, наконец, нежно-розовым с теплыми сиреневыми оттенками. И только когда все кругом полиняло, посерело, поблекла степь и в окнах загорелись огни, он повернулся к стоящим позади войсковому старшине Котельникову и адъютанту есаулу Горелову и сказал:

— Ну что ж, господа, пойдемте ужинать. Утро вечера мудреней, завтра подумаем о передислокации полка. Свяжитесь с нашим соседом, полковником Колковым. В станице задержимся. Можете объявить об этом казакам и офицерам.

На ночь вокруг станицы, которая казалась вымершей, выставили усиленные караулы и послали в поле дозоры. Часов в десять вечера, нагоняя тучи, с северо-востока подул зимняк. Стало темно. В небе, поначалу синем и голубом, кое-где сверкали еще августовские звезды, но их становилось все меньше, и было видно, как они одна за другой тонут в серой, беспросветной мгле.

«Иван, наверно, уже у Блаудиса», — думал Кучеров, сидя у открытого окна гостиной бывшего станичного атамана. Самого атамана расстреляли, дом реквизировали под комбед. От наспех помытого пола и обшарпанных стен пахло махрой и чем-то прокислым.

Несмотря на приказ Врангеля, Кучеров по-своему разработал план операции — встречи с резидентом Блаудисом. По его заданию вахмистр Иван Попов должен был отправиться в логово Блаудиса загодя с тем, чтобы помешать возможному свиданию с кем-либо из прибывших с полком осваговцев и бесшумно захватить его живьем, не потревожив резидента, а также находиться для страховки поблизости во время встречи Кучерова с резидентом и, наконец, проследить за тем, чтобы латыш покинул в ту же ночь дом и станицу. В обязанность вахмистра входило и сжечь этот дом, а в случае невыполнения резидентом приказа бесшумно его ликвидировать.

Около часа ночи, пройдя мимо сонного часового, Кучеров, легко перемахнув через плетень, оказался в соседском дворе, потом на улице. Нервы его были напряжены. Он крался по-кошачьи в темноте мимо подворотен, плетней и заборов, чтобы не поднять за собой собачьего лая. Крался уверенно. Дорогу он изучил днем, неторопливо проехав с господами офицерами по станице.

Вот и нужный поворот на поперечную, спускавшуюся к реке улицу. Кучеров остановился у толстого разлапистого тополя, прислонился к стволу и замер. И так простоял долго, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к малейшим шумам. Где-то далеко за Кубанью, наверно, в Афипсипских хуторах застрочил пулемет и умолк, снова напряженная тишина, и вдруг в соседнем дворе запел петух. Кучеров вздрогнул и, улыбнувшись, подумал: «Первые петухи, что-то у них часы опаздывают». За первым петухом заголосил второй, ему отозвался третий, потом тявкнула собака, и все стало на свои места, напряжение спало.

Постояв еще несколько секунд, Кучеров зашагал по переулку вниз, вдоль выстроившихся в шеренгу великанов тополей. Здесь было еще темней. Под ногами вдруг зашуршали листья, их навалило много, даже среди улицы, хотя она была шириной шагов в сорок. «Вот они под ногами, опавшие листья!» — подумал он с непонятной тоской в сердце.

Подойдя наконец к калитке, он кашлянул, нащупал ручку колокольца, убедился, что к ней привязана нитка, и, оборвав ее, дернул четыре раза за ручку.

В доме, видимо, ждали гостей, потому что вскоре хлопнула дверь и кто-то, тяжело ступая, подошел к калитке и спросил, какого черта кому надо трезвонить в глухую ночь.

После пароля калитка отворилась, и высокий грузный человек, засовывая за пояс маузер, пробубнил как из бочки:

— Пожальте, а я сакрою калитка.

Кучеров окинул взглядом двор, небольшой дом среди купы деревьев с еще не облетевшей листвой, крытый очеретом хлев, огородец с кустами смородины или малины, соединявшийся с фруктовым садом, заросшим и густым, который выходил на зады к речке, здесь уже довольно глубокому и широкому притоку Кубани. Справа, шагах в ста белела тыльная стена соседского дома, спаянная с глухим высоким забором, заросшим ежевикой. Слева чернел пустырь и небольшой выгон, обрывавшийся у высокой речной кручи. Место было глухое. «И хорошо и плохо, — подумал Кучеров, — легко можно уйти, но и подобраться незамеченным нетрудно. Странно, что он не держит собаки. Где-то здесь прячется Иван, наверно, в кустах у дома».

Войдя с заднего крыльца, он внимательно оглядел убогую обстановку, остановил взгляд на большом шкафу, вделанном наполовину в стену, поднял глаза на закопченный бревенчатый накат, потом заглянул в крошечную прихожую и, повернувшись к хозяину, который запирал в это время дверь на засов, сказал:

— Ну-с, Петр Гаврилович, рассказывайте, — и небрежно опустился на расшатанный стул.

— Нет нишево карошего, — угрюмо уставившись на гостя, прорычал Блаудис и задернул окно тяжелой портьерой. — Люди ошинь боятся. Пять шеловек зовсем отказались работайть. Нет деньги настоящи, колокольчики нишиво не стоят и софетские нишиво не стоят. Зо ес ист! — Он нагнулся к столу и выкрутил фитиль керосиновой лампы. В глазах его была настороженность. Потом встал, подошел к шкафу, отворил дверцу, отодвинул висевшее платье, покопался у задней его стенки, вытащил из открывшегося тайника толстый конверт и буркнул: — Тут всио!