Павло Загребельный - Капитан Шопот

• Название: Капитан Шопот
• Автор: Павло Загребельный
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

Павел Архипович Загребельный пришел в литературу после войны. Очевидно, война и дала тот необходимый толчок, после которого в душе двадцатилетнего юноши появилось решение взяться за перо.

Первые книги П. А. Загребельного — это рассказы о современности, повести для детей, приключенческая повесть «Марево». Затем появляется его повесть «Дума о бессмертном», посвященная героизму наших юношей в Великой Отечественной войне. Выходят романы «Европа. 45» и «Европа. Запад», в которых на большом историческом материале автор дает художественную панораму второй мировой войны. Далее П. А. Загребельный публикует романы «Зной» и «День для грядущего» — произведения о насущных проблемах нашей жизни. И, наконец, роман «Капитан Шопот» — книга о пограничниках и о тех, кто стремится тайно проникнуть в нашу страну, навредить нам.

В первой части романа подробно рассказывается о том, как крестьянский паренек вырастает в мужественного офицера-пограничника капитана Шопота. Рассказывается о первых встречах и стычках Шопота со своими врагами Яремой Стиглым и штабсарцтом Кемпером, которые уже были на нашей земле: сперва — в рядах гитлеровцев, затем — в националистических бандах. Каждый готовится к решающей схватке, готовится, не зная и не видя своего противника, — и от этого еще в большей степени нарастает ожидание, напряженность, которая взрывается здесь, в предлагаемых читателю главах.

Сейчас П. А. Загребельный закончил еще один роман о пограничниках — «Добрый дьявол». Это история о подвиге советского пограничника Яковенко, о величии души советского человека, его превосходстве над пришельцами из-за рубежа, пришельцами недобрыми, коварными.

---

— Что там?

— У этого немца...

— Снова вы об этом немце!

— Нет, товарищ капитан, я ничего... Все машины одинаково... Но ведь у него новехонькая «шкода»... Он на нее только что сел.

— Ну?

— А винтики там в одном месте — оно и незаметно сразу, но...

— Не тяните, говорите точнее!

— Значит, так: я заметил, что головки шурупов, которыми привинчена панель левой дверцы, расцарапаны так, будто их часто... значит, отверткой...

— И что из этого?

— Я спросил у немца...

— Какое вы имели право спрашивать?

— Да он там вертелся возле машины, как вьюн. Вот я и спросил у него: «Герр, как у вас подъемники стекол, действуют, гут?» — «О, — говорит, — прима, прима!» — «И ничего не ломалось?» — спрашиваю. «О, — говорит, — ничего, ничего, все прима, чешская машина прима, Чехословакия прима, Советский Союз прима». Так «распримался», что меня подозрение взяло, а тут еще шурупчик. Когда он въезжал к нам, все шурупчики были целехонькие, это я хорошо помню, а теперь...

— Вы убеждены?

— Так точно, товарищ капитан.

— И что же вы думаете?

— В дверцах он мог что-нибудь спрятать. Может, украл что-нибудь...

— Отставить такую терминологию.

— Есть отставить...

— Вещи проверили?

— Так точно. Тоже он нагреб...

— Отставить.

— Есть. Значит, он там насобирал... Бутылки какие-то пустые, папиросы, спички...

— Что же тут удивительного?

— Да ничего...

— Так, понятно. Будем пропускать.

— А этого? Товарищ капитан...

— Посмотрим... Как, контролер, посмотрим?

Капитан и контролер вышли на шоссе. Контролер возвратил всем, кроме немца, паспорта, пожелал счастливого возвращения, перед Кемпером извинился, сказал, что для завершения небольших формальностей ему придется задержаться на несколько минут.

— Да? — переспросил немец. — Я не понимаю!

Пытался изобразить возмущение, но голос его дрогнул скорее от страха. Чтобы не выдать замешательства, Кемпер умолк. Смотрел на свой зеленоватый паспорт в руках советского офицера. Броситься бы на этого человека, выхватить паспорт, прыгнуть в машину — и айда!

Двое с автоматами стоят у шлагбаума. Возле капитана еще один вооруженный. Капитан тоже вооружен. Главное же — по ту сторону тоже коммунистическая страна. Куда тут убежишь? Пробовал утешить себя, что пограничников заинтересовала его коллекция. Необычайные сувениры. Что ж, каждый собирает то, что ему больше нравится. Узнать же о подлинных назначениях «сувениров» со штампами местных ресторанов, в этом Кемпер был убежден, ни один из пограничников не в состоянии, Тогда что же? Может, советская разведка пронюхала о полковнике Хепси? Может, за самим полковником следят даже там, в Германии? Маловероятно. Проще всего было бы предположить, что его фигура вызвала подозрение. Возможно, у русских есть тайно распространяемые списки военных преступников с портретами и точными описаниями, и один из них узнал его, доктора Кемпера, того самого доктора, экстрадиции которого требуют поляки? Может, его узнала та женщина (у него почти не было сомнения, что она узнала его) и сообщила пограничникам? Но свидетельство полусумасшедшей от давнишних переживаний женщины не может быть доказательством, тем более не может служить поводом для задержания человека, имеющего германское подданство...

У контролера в руках был паспорт Кемпера. Создавалось впечатление, что он намерен возвратить паспорт владельцу и задержал доктора лишь для того, чтобы наедине, без свидетелей, выразить ему свое сочувствие в связи с тяжелой утратой... Во всяком случае, выражение лица у советского офицера было очень грустное, что и натолкнуло Кемпера еще и на такое предположение. Он метался среди этих предположений, безвыходных и успокоительных, то выбирался на поверхность, хватаясь за спасательный круг надежды, то снова тонул, придавленный тяжелыми глыбами преступлений, за каждым из которых его мог бы убить любой из этих молодых парней, на вид таких добрых, приветливых и милых.

— Я хотел бы посмотреть на некоторые вещи, — деликатно обратился к нему капитан Шопот.

— О, прошу, прошу, ваши солдаты и чиновник таможни уже...

— Да, да, я знаю... Тут ничего такого, но наш долг...

Кемпер пошел за капитаном к машине. Не мог отстать от него, будто его привязали к начальнику заставы веревочкой.

Капитан смотрел на пластиковый чемодан с «сувенирами». Абсолютный хаос, в котором напрасно было бы искать какой-нибудь порядок. Случайный подбор предметов, ничего не стоящие вещи. Возможно, немец хочет вывезти за границу эту рухлядь, чтобы продать ее газетным писакам? Сфотографируют наши бутылки с не всегда привлекательными этикетками, распишут, какой дорогой в Советском Союзе шоколад... От врага можно ждать всего. Но тут уж ничего не поделаешь: раз он едет к нам, значит, имеет право смотреть на все и обо всем потом говорить. Везет немец с собой этот утиль? Пускай себе везет. В список запрещенных для вывоза предметов здесь ничто не входит, следовательно, формально прицепиться ни к чему нельзя, да и не для того они здесь поставлены, чтобы цепляться!

Капитан хотел было закрыть чемодан, как вдруг в глаза ему бросилось какое-то сходство между всем тем, что там лежало. Он задержал крышку чемодана, посмотрел еще раз. На всем: на бутылках, на шоколаде, на папиросах, сигаретах, спичках — красовались размазанные фиолетовые штампы ресторанов, буфетов и чайных. Взглядом Шопот пробежал по штампам — названия городов и городков, станций, районных центров... Названия как названия, ничего в этом нет такого, все это можно найти на первой попавшейся карте... Что же его так встревожило?.. Еще раз взглянул... Да, не было сомнения. Не такой уж беспорядок царил в чемодане, как это показалось на первый взгляд. Все вещи, мелкие и крупные, уложены так, что можно было проследить весь маршрут доктора Кемпера. Дневник путешественника, написанный при помощи ресторанных штампов! Что ни говорите, это все-таки остроумно! Однако остроты остротами, а невольно возникает вопрос: почему турист не записал свой маршрут в блокнотик, почему прибегнул к такому странному способу?

Турист может иногда и залезть не туда, куда следует, может что-то и сфотографировать такое, чего фотографировать не принято: например, важный мост, который ему просто понравится в архитектурном отношении. Но такой турист, если это честный человек, не станет прятаться и маскироваться. А тут что-то вызывало подозрение. И шурупы, о которых доложил Микола... Шопот посмотрел на дверцу, покрутил ручки подъемников стекол, спросил у доктора:

— Действуют хорошо?

— Я уже говорил вашему солдату, — нахмурился доктор.

Своей раздраженностью он еще надеялся отвести от себя подозрение, хотя уже нанял: пропал. Все его предположения оказались неуместными, несчастье пришло оттуда, откуда и не ожидал, а прийти могло именно отсюда. Как пограничники узнали о его тайнике?

— С вашего разрешения, — сказал капитан, беря из рук Миколы отвертку с красной ручкой.

— Я протестую! — закричал немец. — Вы не имеете права! Я немецкий гражданин! Я!!!

— Но ведь машина чешская, — улыбнулся капитан, — а с нашими друзьями-чехами...

— Я купил эту машину, вы не имеете права! Это моя собственность!

— Никто не посягает на вашу собственность. Мы просто выполняем свой долг. Еще раз прошу прощения, но...

Рука Миколы быстро вывинчивала один за другим шурупчики, панель приоткрылась. Капитан заглянул в щелку, взял из рук Миколы отвертку, вывинтил еще два шурупа, снял панель... В ребристых пустотах дверцы темнела старательно закрепленная продолговатая нейлоновая сумочка.

— Что это? — спросил капитан.

— Я не знаю! — крикнул немец. — Я ничего не знаю!.. Это...

Хотел сказать «провокация», «шантаж», «инсинуация», разные слова напрашивались на язык, но не произнес ни одного, потому что пересохло в горле, и Кемпер только прохрипел: «Х-х-х-х...»

Капитан пощупал мешочек. Под пальцами ощутил твердые фотоаппаратные кассеты. Почти ясно. Тут фотоматериал. А там, в чемодане, дополнительное описание, так сказать, «привязка» к местности. Остроумно, просто и отнюдь не банально.

— Вынуждены вас задержать, — вздохнул Шопот, еле заметно показывая глазами Миколе на немца. Тот вмиг очутился возле доктора. — Мне очень неприятно, — продолжал начальник заставы, — но порядок требует, чтобы вы зашли в канцелярию пограничного контрольно-пропускного пункта.

11.

Цепь замкнулась. Живая цепь окружила ближайшие горы, пролегла вокруг непроходимых чащоб, перекинулась через ручейки и потоки, отгородила притаившийся таинственный мир пограничной полосы от бурлящей жизни городов, от тихих дымов маленьких поселений, от тропинок, по которым дети ходили в школу, и от больших шоссе с неутомимыми труженицами-машинами на их крутых серпантинах. Солдаты стали рядом с колхозниками, студенты — такие извечные мечтатели — выбрали для себя самые мрачные лесные участки, где каждое дерево и каждый куст обещали приключения, неожиданность и угрозу. Враг был где-то там, в большом кругу неизвестности, на одной из горных вершин, овеваемых ветрами, или же в уютной пазухе лощинки, ощетинившейся острыми верхушками деревьев, — рано или поздно нарушитель должен был спуститься в большую долину, к той широкой жизни, на которую покушался.