Василий Шукшин - Киноповести

• Название: Киноповести
• Автор: Василий Шукшин
• Издательство: Исскуство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

Киноповести В. М. Шукшина, известного писателя, кинорежиссера и актера, помимо уже известных широкому читателю произведений «Живет такой парень», «Позови меня в даль светлую...», «Брат мой...», «Печки-лавочки» и «Калина красная» включают ранее не публиковавшиеся сценарии: «Ваш сын и брат», «Странные люди» и «Я пришел дать вам волю». Написанная ярким, образным языком, книга рассчитана на самые широкие круги читателей.

---

— Вижу. Пошто казаков не распушшаешь?

— А ну крымцы нападут? Али турки?

— Что ж теперь, два войска держать?

— На ваше войско надежа плохая. Никудышное войско.

— Снова хитришь. Всегда было хорошее, теперь — на, плохое. Другое у тебя на уме: опять на Волгу метишь? Сломишь голову, по-свойски говорю, Степан. Тебя жале-ючи говорю. Поверь мне, старому: два раза судьбу не пытают.

— Я, можа, ее ни разу ишшо не пытал...

— Ну?— опять спросил Афонька.

— Да. Где я остановился?

— У огонька сидит, греется.

— Сидит, греется у огонька. И слышит позадь себя голос: «Откудова путь держишь, путник?» Оглянулся, видит: старый-старый старик, ажник зеленый весь — из норы вылез...

Разговор Корнея со Степаном опасно резок.

— Ты продаешь его!— гремит голос Степана. Он смотрит на Корнея пристально и гневно.— Сам продавайся с потрохами вместе, а Дон я тебе не отдам! Всех вас, пузатых, вышибу! С царем вместе. Не для того здесь казачья кровушка лилась, не вами воля добыта — не вам продавать ее за царевы подарки. Не дам!

— Ну а дальше-то?— голос Афоньки.

Степан долго сидел молча, переживая разговор с Корнеем.

— Где остановились-то?

— Старый-старый старик из норы вылез.

— Вылез, подсел к огоньку. «Ты русский?» — спрашивает. «Русский, христианин».— «Не из казаков ли?» — «Из казаков».— «А меня не признаешь?» — «Нет, дедушка, не признаю». Старик запечалился: «Забыли». «А чей будешь?» — казак-то опять. «Про Ермака слыхал?» — «Слыхал, как же».— «Дак вот я — Ермак».

— Он давно был, Ермак-то?— сказал Афонька.

— Давно. Сто лет прошло. Ты слушай, однако. Много, говорит, я за свою жизнь чужой крови пролил. И нет мне смерти за то. Думают, что я в Сибири, в реке утонул. А я живой и не могу помереть за грехи. Царь простил меня, а бог не простил. Бог не может простить,— продолжает Степан.— И теперь кажную ночь приползает к ему змея и сосет кровь из сердца. И он не может убить ее: одну убьет, две приползут. И будут они сосать его кровь столько, сколько он на своем веку чужой пролил.

— И никто-никто не может убить змею?

— Может. Но тада тот человек примет на себя все грехи Ермака. Он просит. Он давно просит... Никто не хочет.

— Кто-нибудь найдется,— убежденно сказал Афонька.

— Можа, найдется.

Часть вторая Мститесь, братья!

Шумит в Черкасске казачий круг: выбирается станица в Москву с жильцом Герасимом Евдокимовым.

Неожиданно в круг вошел Степан Тимофеевич Разин. Это был гость нежданный.

— Куды станицу выбираете?— спросил.

— Отпускаем с жильцом Герасимом к великому государю,— ответил Корней.

— От кого он приехал?

— От государя...

— Позвать Герасима!— велел Степан.

Герасима приволокли голутвенные... Жилец крепко перетрусил.

— От кого ты приехал, сучий сын? От государя или от бояр?

— Приехал я от великого государя Алексея Михайловича с его государевою милостивой грамотой,— отвечал Герасим торопливо и сунулся за пазуху, достал грамоту.— Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и...

— Врешь!— загремел Степан.— Не от царя ты приехал, а лазутчиком к нам!

— Да вот же грамота-то... За печатями...

— От бояр ты приехал, пес!— Степан подступил к жильцу, выхватил у него грамоту, разодрал, бросил под ноги себе, втоптал в грязь.

Круг удивленно загудел: такого в Черкасске еще не видывали.

Жилец вдруг почувствовал прилив посольской храбрости.

— Как ты смел, разбойник!..

Степан развернулся и ахнул посла по морде; тот отлетел в ноги к разницам, которые вышли теперь вперед, оттеснив домовитых. Голутвенные взяли жильца в пиночья.

— В воду его!— крикнул Степан.

Корней бросился было защищать Герасима, но его отбросили прочь. Посла поволокли к Дону.

— Степан, что ты делаешь?!— закричал Корней.— Останови!..

— И ты того захотел?!

— Я велю тебе!— попытался подействовать Корней угрозой.— Кто тут войсковой атаман? Ты или я?! Останови их!

— Владей своим войском, коли ты атаман, а я буду — своим.

— Степан!.. Сынок... головы всем поснесут, что ты делаешь? Останови!

Степан двинулся прочь с круга.

— Степка, ведь это — война! Ты понимаешь, дурак?

— Война, крестный. Война.

Степан с братом Фролом в окружении есаулов и сотников вышел к тому месту Дона, где причаливала его флотилия во главе с Иваном Черноярцем.

Подгреб к берегу головной струг... Иван выпрыгнул и пошел навстречу атаману.

— Как пришли?— спросил Степан.

— Бог миловал — все в добром здравии. Всех, с нага-ями,— три тыщи и семьсот.

— Добре. Из стружков не выгружайся... Выволоки какие текут, просмолите.

— Корнея видал?

— Видал. Скажи казакам: круг будет. Наш круг.

Собрался круг голутвенных. Ни Корнея Яковлева, ни старшины, ни домовитых здесь нет.

Степан торопился. Понимал: сила, какую он собрал, должна расходоваться, застой и промедление губительны для дела и его атаманства.

В круг вышел Иван Черноярец. Сказал, как научил Степан:

— Казаки! Пришла пора иттить нам. Куды иттить? Моя дума: под Азов.

Круг промолчал.

Вышел Федор Сукнин.

— Моя дума: на калмык.

Предлагались все пути.

— На калмык, браты!— еще раз призвал Федор.

И опять круг ответил молчанием.

Федор удалился.

— Батька, кака твоя дума?— крикнули из толпы.— Скажи!

— Скажи, батька! Степан поднялся на бугре.

— Дума моя: иттить нам повидаться с бояры! На Русь!

— Любо!!!— ухнул круг.

— Постоять ба нам всем, и изменников на Руси вывесть, и черным людям дать волю!

— Любо, батька!— ревела громада.

— Как иттить?

Тут начался разнобой.

— Волгой!— кричали донцы.— Дорога знамая!

— Доном! Прямиком, мимо Танбова!— звали пришлые россияне.

Шум поднялся невообразимый.

— Мимо Танбова — мы там весь хлеб по селам пожрем! Чем Дон питаться будет? Откуда привезут?! У нас тут детишки остаются!

— Зато — наша родная дорога!

— Нам Волга такая же родная!

— Кто к нам на Волге пристанет? Мордва косопузая?

— Хоша и мордва!

— А чего с ей делать?

— А с тобой чего делать? Ты сам гол как сокол пришел. Тебя приняли? А ты теперь рожу от мордвы воротишь! На Волгу, браты! Там — раздолье.

— Пойдем пока до Паншина. Там ишшо разок сгада-ем,— сказал Степан.— Туды Васька Ус посулился прит-тить. Вместях сгадаем.

В круг протиснулись делегаты от города Черкасска во главе с попом. Люди пожилые, степенные.

— До тебя, атаман.

— Ну?

— Покарал нас господь-бог,— начал поп,— погорели храмы наши...

— Вижу,— сказал Степан.

— Ты богат теперя... На богомолье в Соловки к Зосиме ходил...

Степан нахмурился.

— Дай на храмы.

— Шиш!— резко сказал Степан.— Кто Москве на казаков наушничает?! Кто перед боярами стелется?! Вы, кабаны жирные! Вы рожи наедаете на царевых подачках! Сгинь с глаз, жеребец!

Поп не ждал такого.

— Охальник!..

Вперед вышел пожилой казак из домовитых.

— Степан... вот я не поп, а тоже прошу: помоги церквы возвесть.

— А на что церквы? Венчать, что ли? Да не все ли равно: пусть станут парой возле ракитова куста, попляшут — вот и повенчались.

— Нехристь!— воскликнул поп.

Степан вперился в попа.

— Сгинь с глаз, сказал! А то сейчас у меня воды хлебнешь.

— Всех разнес,— выговаривала бабка Матрена крестнику.— Ну, Корнея — ляд с им, он обойдется. А жильца-то зачем посадил? Попа-то зачем бесчестил?..

— Всех их с Дона вышибу,— без всякой угрозы, устало пообещал Степан. Он на короткое время остался без людей, дома.

— Страшно, Степан,— сказала Алена.— Что же будет-то?

— Воля.

— Убивать, что ли, за волю эту проклятую?..

— Убивать. Без крови ее, милую, не дают.

В дом ввалилась целая орава: Иван, Федор... И с ними — нежданные: Ларька Тимофеев, Мишка Ярославов и вся станица, которая ходила на Москву.

— Эге!— воскликнул Степан радостно.— Ото — гости!

Вся станица перецеловалась с атаманом.

— Ото гостеньки!..— повторял Степан.— Да как жа? Когда?

— А вот прям с дороги.

— Алена, стол: гулять будем.

Алена с неудовольствием посмотрела на ораву и принялась накрывать на стол.

— Что царь, жив-здоров? Отпустил вас?.. Али как?

— Нас с караулом в Астрахань везли, мы по путе ушли. Зачем нам, думаем, в Астрахань-то?.. Батька на Дону теперь.

— Охрана как жа?

— Коней, оружью у их поотняли, а их пешком пустили...

— Что ж царь? Видали его?

— Нет, с боярами в приказе погутарили...

— Не ждут меня на Москву?