Виктор Егоров - Искатель. 1970. Выпуск №4

• Название: Искатель. 1970. Выпуск №4
• Автор: Виктор Егоров
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1970

На 1-й стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА к повести Виктора Егорова «Заложник».

На 2-й стр. обложки — рисунок Г. НОВОЖИЛОВА к повести Владимира Малова «Семь Пядей».

На 3-й стр. обложки — рисунок Л. КАТАЕВА к рассказу Артура Конан-Дойля «Ужас высот».

---

— Они кажутся порядочными, — сказал Стаффи. — Никогда не спекулируют чьим-то доверием. Когда Леймонт уехал и оставил их здесь, сами устроились и никогда никого не просят за них вступиться. Все эти годы они жили как порядочные, вот и все, чего можно от них ждать.

— Но все же, по-твоему, они кое-что дали ребятам? — сказал Дин.

— Они изменили ребят. Разве ты не заметил? Дин покачал головой.

— И не думал. Я знаю этих ребят много лет. Я знал и их родителей. Как же, по-твоему, они изменились?

— Они слишком быстро развиваются, — сказал Стаффи.

— Конкретнее, — отрезал Дин. — Кто их развивает, как так слишком быстро?

— Да, Воспителлы уж очень развивают детей. В том-то и беда. Здесь у нас школа второй ступени, а ребята совсем как взрослые.

Откуда-то снизу донеслось унылое жужжанье автощетки.

Стаффи вскочил на ноги.

— Это подметалка. Держу пари, она опять застряла в дверях.

Он повернулся к выходу и быстрым аллюром рванулся вперед, волоча ногу.

— У, дурацкая машина! — рявкнул он, хлопнув дверью.

Дин опять пододвинул к себе бумаги и взял карандаш. Уже поздно, нужно кончить работу.

Но он не видел бумаги. С того места, где она лежала, на него смотрели маленькие лица — их было много, большеглазые, серьезные, со взглядом, к которому трудно подобрать определение.

Ему был знаком этот взгляд — так на детских лицах впервые проявляется зрелость. Они слишком быстро развиваются.

— Нет, — сказал Дин сам себе. — Нет, этого не может быть!

Однако очевидным подтверждением этому была высокая успеваемость, необычно большое число стипендиатов, пренебрежение к спорту. И кроме того, отношение к жизни в целом. Дин припомнил, что несколько лет назад его просили написать об этом статью в журнал, посвященный вопросам воспитания.

Он попытался вспомнить, что же такое он написал — в той статье, и постепенно кое-что вспомнил — о том, как родители должны осознать, что ребенок не последняя спица в колеснице, а полноправный член семьи, о том, что в школах нужно делать особый акцент на социальные науки.

— Разве я был не прав? — спросил он сам себя. — Разве это не так, разве это что-то другое или кто-то другой?

Он попытался сосредоточиться на работе, но не мог. Все это выбило его из колеи. Перед его глазами так и стояли улыбающиеся юные лица, они вглядывались в него.

Наконец он сунул бумаги в ящик и поднялся из-за стола. Надел видавшее виды пальто, водрузил на седую голову старую, помятую фетровую шляпу.

На первом этаже он увидел Стаффи, загонявшего на ночь последнюю автощетку в каморку. Стаффи был полон возмущения.

— Зацепиться за калорифер! — негодовал он. — Да если б я чуть замешкался, она бы сломала всю ходовую часть, — он с досады покачал головой. — Они, эти машины, хороши, только когда все в порядке. А случись что-нибудь — сразу паника.

Когда последняя машина вперевалку вползла в каморку, Стаффи со злостью захлопнул за ней дверь.

— Стаффи, ты хорошо знал Леймонта Стайлса? — спросил Дин.

Стаффи покрутил усы, как бы обдумывал ответ.

— Да, хорошо. Ведь мы с ним ровесники и в детстве дружили, а ты немного постарше.

Дин неторопливо склонил голову.

— Да, я помню, Стаффи. Только такие чудаки, как мы с тобой, и остались в нашем старом городе. А сколько народу уехало!

— Леймонт уехал в семнадцать лет. Зачем ему было оставаться? Его мать померла, отец с утра до ночи пил горькую. И все в один голос говорили, что из Леймонта не выйдет ничего путного.

— Легко ли мальчишке, когда весь город восстает против него?

— Что верно, то верно, — отозвался Стаффи. — Никто не был на его стороне. Уезжая, он мне сказал, что когда-нибудь вернется и покажет им, кто он такой. Но я — то подумал, что он расхвастался. Ну, как это обычно делают ребята, знаете, чтобы подбодрить самих себя.

— Как ты ошибся! — сказал Дин.

— Уж дальше некуда, Джон.

Потому что, пробыв на чужбине больше тридцати лет, Леймонт Стайлс вернулся, вернулся в старый, овеянный бурями дом на Меймпл-стрит, в пустой дом, который ждал его все эти одинокие годы; он вернулся, старый, хотя ему едва исполнилось пятьдесят, большой и сильный, хотя волосы у него теперь были белее снега, а кожа, обожженная чужими солнцами, стала дубленой; вернулся после долгих скитаний от одной далекой звезды к другой.

Но Милвилл для него не был своим. Город помнил его, а он забыл город. Годы, проведенные в чужих краях, исказили его представление о родном городе, и то, что он помнил о нем, скорее походило на сказку, чем на правду, — на сказку, которую породили годы, заполненные думами о прошлом, тоской и ненавистью.

— Мне надо идти, — сказал Дин. — У Керри, наверное, ужин готов. Она не любит, когда он стынет.

— Спокойной ночи, Джон, — сказал Стаффи.

Когда Дин закрыл за собой дверь и пошел на прогулку вниз по улице, солнце почти село. Он не предполагал, что уже так поздно. Керри обидится на него и накричит.

Дин что-то пробурчал себе под нос. Керри была не сравнима ни с кем.

Она не жена — у него никогда не было жены. Не мать и не сестра — обе они умерли. Просто домоправительница, преданно служившая ему долгие годы, немножко жена, немножко сестра, а иногда даже мать.

В привязанностях человека есть нечто странное, подумал Дин. Они ослепляют его, связывают, делают его таким, каков он есть. Это они помогают ему выполнять свой долг, с их помощью он достигает вершин, хотя эти вершины временами бывают серыми, бледными и очень неброскими.

Ничего похожего на ярко блистающие вершины Леймонта Стайлса, который шагнул на Землю со звезд и привез с собой эти странные создания — Воспителл. Привез их, устроил в своем доме на Меймпл-стрит, а потом через год-другой опять отправился к звездам, оставив Воспителл в Милвилле.

Чудно, что такой провинциальный городок и так спокойно принял их. Еще чудней, что матери Милвилла в свое время вверили детей заботам чужаков.

Заворачивая за угол на Линкольн-стрит, Дин встретил женщину с маленьким мальчуганом.

Он увидел, что это была Милдред Андерсон — вернее, когда-то она была Милдред Андерсон, но потом вышла замуж, и он, хоть убей, не мог вспомнить ее нынешней фамилии. Занятно, как быстро взрослеет молодежь, подумал он. Казалось, Милдред кончила школу от силы два года назад, но в глубине души он знал, что ошибается, — прошло уже больше десятка лет.

Он коснулся своей шляпы.

— Добрый вечер, Милдред. Ого, как вырос твой мальчик.

— Я хозю в кою, — пролепетал ребенок.

Мать уточнила:

— Он говорит, что ходит в школу. Он этим так гордится.

— Конечно, в школу присмотра?

— Да, мистер Дин. Воспителлы. Они такие милые. И так хороши с ребятами. Да к тому же плата. Точнее то, что ее нет. Просто приносите им букет цветов, или флакончик духов, или хорошую картинку, и они довольны. Они решительно отказываются брать деньги. Я не могу этого понять. А вы, мистер Дин?

— Нет, — ответил Дин. — И я не могу.

Он уже позабыл, какой болтушкой была Милдред. Сейчас он вспомнил, что был период, когда ее за это прозвали Трещоткой.

— Я иногда думаю, — сказала она торопливо, будто боясь что-то упустить, — что мы, люди, здесь, на Земле, слишком большое значение придаем деньгам. А вот Воспителлы, кажется, не знают, что такое деньги, или если и знают, то не обращают на них никакого внимания. Словно это что-то совсем незначительное. Это заставляет задуматься, верно, мистер Дин?

Теперь он вспомнил еще об одной ужасной особенности Милдред — каждый речевой период она неизбежно заканчивала вопросом.

Он и не пытался ответить ей. Он знал, что ответа не ждут.

— Мне надо идти, — сказал он. — Я и так уж опоздал.

— Мне было очень приятно вас повидать, мистер Дин, — проговорила Милдред. — Я так часто вспоминаю школьные денечки, и иногда мне кажется, что прошли долгие годы, а иногда — будто это было вчера, и…

— Правда, это очень приятно, — сказал Дин, приподнявши шляпу, и припустил чуть не бегом.

— Недостойное зрелище, когда среди бела дня на людной улице тебя обращает в бегство болтливая женщина, — проворчал он себе под нос.

Подойдя к дому, он услышал сердитый голос Керри.

— Джонсон Дин, — крикнула она, едва он переступил порог, — сейчас же садитесь за стол! Все давно простыло. Сегодня вечером у меня кружок. И рук не мойте!

Дин неторопливо повесил пальто и шляпу.

— Если уж на то пошло, мне и мыть-то их не надо, — сказал он. — У меня такая работа, что не очень-то выпачкаешься.

Она засуетилась, склонившись над столом, налила ему чашку кофе, переставила на середину стола бутылку пива.

— Ведь сегодня вечером у меня кружок, — сказала она, делая особое ударение на этих словах, чтобы ему стало стыдно за опоздание. — Я и посуду мыть не буду. Оставьте ее на столе. Когда приду — вымою.