Алексей Мальцев - Призрачно всё...

• Название: Призрачно всё...
• Автор: Алексей Мальцев
• Жанр: Современная проза

Ее дети никогда не узнают, что такое безотцовщина. Достаточно того, что она сама нахлебалась этого по самые ноздри. Даже если иссякнет любовь, как высыхают родники в засушливое лето, она приложит все силы, будет грызть землю, но семью постарается сохранить. О самолюбии и гордости пусть треплются с телеэкранов и со страниц желтой прессы феминистки всякие. У ребенка должен быть отец. У мальчика, у девочки — не важно, семья в любом случае должна быть полной…

Так начинается новый роман известного на Урале писателя — Алексея Мальцева. Роман о нашем непростом времени, о неизбежности настоящего и призрачности будущего.

---

— Стоп, машины! — чудом уцелевший в авиакатастрофе «косметолог» постучал вилкой по графину. — Даже если все так… Если я вдруг исчез… Скажем, не вышел на работу. Вместо меня больных спасать поедет другой доктор. Что-то не то вы бакланите, Карл Клойтцерович!

Пришелец сжал пальцами переносицу и зажмурился. Когда через минуту он вновь взглянул на доктора, в его глазах стояли слезы.

— Мне очень жаль, что тебя, такого неподготовленного, я отправил путешествовать во времени. Теперь вижу, как рисковал. То, что ты сейчас сказал, глупость сродни той, что пишут ваши фантасты. Я имею в виду прохождение материи сквозь время.

Клойтцер поднялся из-за столика, прошелся к эстраде, на которой в свете прожекторов прыгали девушки варьете. Вернувшись за столик, он взял графин с клюквенным морсом и начал рассматривать его на просвет.

— Вместо тебя на работу твой коллега может выйти лишь в одном случае. Если бы ты этот предстоящий отрезок времени еще не прожил. То есть, если речь идет о «предстоящем будущем», — пришелец звонко щелкнул пальцами перед самым носом доктора. — Постарайся понять! Ты уже, я подчеркиваю, реанимировал этих больных. А теперь представь, что тебя вдруг, как листок из дневника, где стоит жирная двойка, нагло выдирают из времени. А вместе с тобой и больных. Лекарство, тобой назначенное, вдруг исчезает из их крови. Слова, тобой сказанные, вдруг застревают в ушах. И ничего нельзя предотвратить. А в далеком 1984-м году одна реальность вдруг разрывает другую. Трещина проходит по времени, и ее не заштопать, не законопатить, так как механизм запущен из будущего. Остановить эту жуть можно только из будущего. Если бы мы тебя не отыскали на лыжной прогулке, человечество бы погибло. Но для этого прогулку надо было запрограммировать!!!

Понять в 2074-м, что планетарный коллапс вызван именно твоей пропажей, было … архи-сложно. Хотя исчезновение из реальности доктора-реаниматолога прописано в учебниках по эрмиктологии, но в критической ситуации до этого додуматься невыносимо.

— Неужели даже это прописано?! — вытаращил Изместьев чужие глаза. — За что такая честь? С трудом верится!

— Мы в Институте Времени провели несколько бессонных ночей, прежде чем сфокусировать причинно-временной промежуток до восьмидесятых годов прошлого столетия. Когда установили время, тогда и вспомнили про мою эрмикцию, и про твой случай. Но — с чего начать? Начавшийся коллапс уничтожил все следы.

— Понимаю, вам не позавидуешь в той ситуации, — сочувственно заметил доктор. — Самое время отчаяться.

— Были единичные случаи, я бы сказал, попытки… Люди накладывали на себя руки. Но, с другой стороны, не являлось ли обрушившееся на нас… своеобразным экзаменом на живучесть, непоколебимость системы. Грош цена всем нашим открытиям и достижениям, если бы они не помогли нам в критический момент! Я помнил, что ты хотел эрмицировать в себя самого в новогоднюю ночь с 1984-го на 1985 год. Туда я и направился. Тот самый Дед Мороз в очках, появившийся за пять минут до наступления Нового года… Я не учел, что у меня запотеют очки. Если бы я тебя увидел сразу, может, не случилось бы этого попадания.

— Так это был ты? — как ни старался, доктор не смог удержать отвисшую чужую челюсть. — Это тебе очки разбили? Пробкой от шампанского! Случайно получилось.

— Именно! — заметно оживился Клойтцер. — Пробка попала не тебе в глаз, а мне в очки. Это означало, что реальность изменена, что сверхзадача, вложенная тебе в подкорку коварным Самоделкиным, меняет мир, деформирует его. Но тогда я об этом не догадывался. Все вышло глупо!

— Глупее некуда. Я тебя искал потом…

— Это я сейчас понимаю и могу объяснить все до мелочей. Жанна изменилась строго по сценарию Самоделкина. Можешь воспринимать ее в том времени как воплощение его замыслов: не дать тебе, чего бы ей не стоило, проникнуть в свое тело образца 1984 года. И твой травмированный палец, и полетевшая мне в очки пробка… Она стояла на страже целостности твоей семьи. А я был, если можно так выразиться, как котенок слепой, ничего не мог объяснить. Получалось, что прилетел зря. Бутылка выстрелила в лицо человеку, которого быть в тот момент там не должно… Я оказался случайно! Значит, целью ставилось — отвести выстрел от тебя… В смысле, от Аркадия образца 1984 года.

— У меня сейчас башка вспухнет, все так запутано.

— Так как мне разбили запотевшие очки, — продолжал Клойтцер, стараясь не потерять нить «повествования». — То тебя-призрака, витавшего над головами, я увидел лишь на мгновенье. И понял одно, что ошибся с временем. В смысле, не туда прилетел. Без очков я тебе был не помощник. Пришлось возвращаться назад.

— Не солоно хлебавши, — успел вставить Изместьев.

— Мне было не до шуток. Раз пробка пролетела мимо, значит, реальность изменена. Значит, все не так просто, кто-то вмешался. Задача многократно усложнялась. А коллапс в будущем бушевал… Казалось, планета начала сжиматься, чтобы потом окончательно взорваться. Больше ошибок быть не должно, — так мы решили. Надо было действовать наверняка. Следовало убедиться, а прыгнул ли ты, как обещал.

— Очень интересно, — Изместьев на несколько секунд перестал жевать. — И что же ты увидел?

— В кого мне было эрмицировать в 2008-м году, как не в Кристину? Только ее я знал более-менее. Матушка ее, наверное, до сих пор некоторые нюансы той ночи не может объяснить. Но для себя я усвоил многое: первое — прыжка не состоялось. Твоего прыжка. Второе — клиника Ворзонина и шестнадцатиэтажка, с которой мы когда-то планировали твой прыжок, стоят совсем рядом, наложение поля бластера вполне возможно. И — третье, что во время вспышки бластера у тебя под электродами была фактически клиническая смерть. Об этом мне рассказала медсестра, возвращавшаяся с дежурства под утро. Благодаря этой информации мы и перевели стрелки на Ворзонина. Он оказался всему виной. В его распоряжении были сутки, чтобы вложить в тебя то, что и стало причиной всех злоключений. Но вышла оплошность — ему показалось, что дозировка препарата недостаточна, и он чуть превысил допустимое… И сердце остановилось. Твое сердце, Аркадий! Остановка совпала с импульсом бластера. Так ты стал Акулиной Доскиной.

— Не пойму никак, почему реальность в 1984 году вдруг начала развиваться по-другому? В моей голове, на которой были электроды — еще можно понять. Он имплантировал, я все это пережил, — Изместьев ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Но коллапс не должен из-за этого пойти. Я был сторонним наблюдателем, не более того.

— В этом и заключается ноу-хау Ворзонина, о котором он сам ни сном, ни духом. Одно дело, когда в прошлое попадает обыкновенная личность, и совсем другое — когда с имплантированной в подкорку сверх-задачей. Подобный результат никто не мог предвидеть, никто никогда в мировой истории таких опытов не проводил. Да и в нашем случае одно на другое наложилось случайно. Пойми ты: слу-чай-но! Гениальное из открытий! Кстати, именно за это на Самоделкина я обиды не держу. Он не мог предвидеть последствий, а хотел всего лишь тебя напугать, приструнить. Он думал, что все произойдет виртуально. Ты увидишь собственную смерть и поймешь, какая гадина эта Аленевская…

Клойтцер вдруг замолчал, загадочно прищурился и полез во внутренний карман пиджака. Через несколько секунд в его руках доктор увидел лакированный футляр, из которого пришелец вынул очки с толстыми линзами и водрузил себе на нос. Осмотревшись вокруг, он с ухмылкой констатировал:

— Кстати, твой одноклассник нас слышит, — он помахал кому-то невидимому рукой и внезамно рассмеялся. — Более того, он пытается меня ударить… Ух, ты! Он сейчас парит над тобой, сколько злости в юном взоре! Но для того, чтобы удачно эрмицировать, надо быть уверенным в успешности последующей реанимации. А это случается крайне редко, тебе, как врачу «скорой», это известно лучше меня.

— А можно мне взглянуть? — Изместьев указал Клойтцеру на очки, которые тот уже собирался спрятать обратно в футляр. — На минутку… Э — … ваши чудо—очки… можно?

— Соскучился по миру призраков? — Клойтцер в нерешительности начал постукивать очками по футляру. — Уверен, что готов в это вновь окунуться? Без подготовки? Это так называемые линзы Цафта…

— Уверен, — Изместьев выхватил очки из рук пришельца и дрожащими пальцами попытался надеть их себе на нос, но из-за сильного волнения не удержал, и через несколько секунд они с пришельцем молчаливо собирали осколки с натертого до блеска паркета.

— Извините, мастер, — потупившись, промямлил доктор, чувствуя, как наливается кровью его новое молодое лицо. — Но вы сами говорили, что материя сквозь время пройти не может. Тогда как же эти очки, линзы … Цафта, кажется?

— Я их с собой из будущего не брал, — невозмутимо продолжил Клойтцер после того, как драгоценное стекло, пусть и в раздробленном виде, с дужками и оправой вернулось в футляр. — Я приобрел их в вашей аптеке. Лишь обработал потом соответственным образом. Но это уже наши эксклюзивные технологии. Не зацикливайся. Кстати, как и со звонком в прошлое, если ты помнишь. Итак, я отомстил Самоделкину лишь за сорванный «Маркиз». Возвратившись тогда к себе, в 2074-й, я понял, что ничего не изменилось. Цепная реакция грозила стать неуправляемой, необратимой. У нас оставалось слишком мало времени. Самое страшное, я рисковал реально погибнуть в этом самом будущем.