Алексей Слаповский - Победительница

• Название: Победительница
• Автор: Алексей Слаповский
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-061309-0

«Победительница» – новый роман Алексея Слаповского. Как всегда на грани безудержной фантазии и абсолютно узнаваемой реальности. Героиня романа прожила интересную жизнь. И сейчас, в 124 года, ей нужно непременно обо всех событиях рассказать своему сыну. Ведь ей есть о чем вспомнить – она была Мисс мира! Она говорит о своей молодости, о нравах, моде, светской жизни и даже политике того далекого времени – 2009 года. Она путает слова, вставляет китайские, арабские и английские фразы... и вспоминает, вспоминает…

---

Как я лечилась, как я лежала в больнице, это неинтересно.

Вдобавок вернулась моя аллергия – в жестокой степени. Меня стали раздражать вообще всё резкие запахи, не только человеческие. Я просила перевести меня из палаты, в которой, как мне казалось, ужасающе воняло от стен. Мне сказали: да, тут был ремонт и стены красили, но два года назад. Я настаивала, меня перевели туда, где ремонта не было десять лет. Тогда я еще могла настаивать, тогда у меня оставались деньги.

О моей катастрофе, естественно, с огромным удовольствием писали различные издания, в Интернете крутились бесчисленные ролики: кто-то заснял и выложил их там. Они были очень популярны. Влад давал направо и налево интервью о сумасшедшей поклоннице, он стал знаменит, это помогло ему в его карьере, которая, правда, оборвалась в чистилищные годы тюремным заключением – я ничуть не жалела, моя любовь к нему прошла в тот самый момент, когда первая капля жгучей жидкости упала мне на лицо. Поразмыслив, я потом поняла, что вовсе и не любила его. А сведения о нем я черпнула позже: несколько лет ничего не читала и не смотрела.

Меня навещали Борис и Лара. Лара плакала, Борис смотрел печально. А я сквозь боль радовалась за него: теперь кончатся муки его тайной любви ко мне. Недаром же он спросил:

– А как там, под повязкой? Не очень обожгло?

– Нормально обожгло, – и я показала ему фотографию, которую сделали при помещении меня в больницу. Для будущей истории болезни. Он даже вздрогнул.

– Но что-то можно сделать?

– Почти ничего. Дело не в коже, поражены нервные окончания, мышцы. Будет не лицо, а маска. То есть уже так оно и выглядит, просто вы не видите за бинтами.

Я ошиблась, мира в душе Бориса не возникло. Наоборот, очень скоро они расстались с Ларой. Но она была даже довольна: он выделил ей какие-то средства на жизнь, а особой любви она к нему никогда не испытывала.

Трудней всего было маме.

Она примчалась ко мне – дежурить, поддерживать, помогать. Взяла с собой Дениса. Каждый день просиживала возле меня несколько часов. Я сначала терпела, а потом сказала, что чем больше я лежу одна, тем мне легче: меньше раздражающих запахов.

Потом сняли повязки. Конечно, ко мне рвались репортеры и фотографы, я пригрозила врачам и персоналу судом, если они допустят чье-то проникновение. Потом выяснилось, что кто-то из персонала, подкупленный огромными деньгами, позволил всетаки кому-то просверлить отверстие в стене, когда меня увозили из палаты на процедуры, и таким образом сделал несколько снимков, продав их, само собой, в десять раз дороже, чем заплатил врачу-предателю.

Однажды у меня возникла причуда позвать Вила Колинкина, о котором я тебе, Володечка, много рассказывала114. Он явился – как всегда, рафинированный, дезодорированный, стерилизованный и одухотворенный. Я лежала сохранившейся стороной лица и попросила не подходить слишком близко.

– Ну что, Вил, – сказала я. – Ты по-прежнему любишь мою уникальную душу, как ты говорил?

– Я всегда тебя буду любить, – сказал Вил, которому верность своему слову была дороже правды.

– Хорошо, – сказала я. – Ты хотел жениться на мне. Я согласна.

И повернулась к нему полным лицом.

Я знала, какое это производит впечатление (и даже научилась получать от этого странное удовольствие). Лицо Вила, всегда ему подконтрольное, так передернулось, что мне показалось, будто я услышала, как скрипнули мышцы.

– Что? Не нравится?

– Это поправимо... – пробормотал он.

– Нет. Непоправимо. И всё твои слова о моей душе и о моей уникальности – вранье. Вот это, – показала я на ожог, – всего лишь квадратный дециметр кожи. Это ты и любил, дорогой мой интеллектуал. Ты любил кусок кожи. Нет этого куска кожи – нет любви. И у всех у вас так. Вы любите не людей, а геометрию. Сантиметры квадратные и кубические. Площади и объемы вожделеемых соприкосновений. И все. И вся ваша загадка к этому сводится. Ладно, Вил, иди с богом, я не в обиде. Я хуже тебя: не надо было тебя звать. А ты все-таки пришел, значит, все-таки ты еще человек.

Он что-то еще бормотал утешающее, я не слушала.

А потом приехал из Саратова Владимир.

Приехал, Володечка, тот, кто, может быть, единственный достоин был стать твоим отцом.

Я встретила его агрессивно. Я сказала, что если он надеется, что теперь я поддамся на его влюбленность, то – обнаженный номер! Я не хочу такой любви, не хочу жалости, не хочу самоотверженности. Я хочу, чтобы меня любили за то, за что любили, – за красоту. А красоты нет, значит, не надо меня любить!

Но потом я успокоилась, и мы поговорили. С той своей девушкой, не помню имени, он давно расстался. Издает собственную газету на деньги богатого, но патриотичного человека, стал заметным журналистом в Саратове.

Я вдруг поняла, что мне еще хочется с ним поговорить. И он приходил несколько дней подряд.

Как-то мимоходом я рассказала ему о саратовском неведомом чудовище. Которое собиралось через три года мной завладеть, но куда-то исчезло.

Владимир хмыкнул и сказал:

– Это я был тем чудовищем.

– Не смешно.

– Я и не смешу.

– Ты же бедный был, Володечка, а чудовище мне машину подарило и вообще. За конкурс тоже ты заплатил? Из каких денег?

– Ты не интересовалась моей жизнью и ее деталями. У меня в тот год бабушка умерла, оставила двухкомнатную квартиру в центре. Я ее продал. Это ведь целый капитал! Ну, я и решил заинтриговать, как-то придержать тебя, что ли. Друзья помогли – помнишь, машина за тобой приезжала, в Москве устроили нам встречу?

– Зачем?

– Я знал, что такого ты меня, то есть никакого, безвестного, бедного, не очень красивого, не полюбишь. Я поставил себе цель: за три года добиться того, чтобы у меня всё было. То есть – для тебя. Чтобы ты меня оценила.

– И?

– Не получилось.

– Почему?

– Потому что... Не знаю. Вот такой я чудозвон.

– Постой, а как же авария? Тебя чуть машиной не убили!

– Я сам себя чуть не убил. Это всего лишь совпадение. Хотя были моменты тогда, хотел смерти. Дурак.

– Да... Неожиданно... Что ж, возможно, тебе повезло больше, чем ты думаешь. Красавица и чудовище – проблема. А чудовище и чудовище...

– Перестань...

– Володя, только не ври. Вот ты смотришь на меня – и неужели не чувствуешь отвращения?

– Нет.

– Потому что ты стараешься смотреть на одну половину! А ты смотри в глаза, вот так! – я приподнялась и повернулась, чтобы ему было виднее.

– Смотрю, – сказал он.

– Нет, не в глаза, – исправилась я. – Когда смотришь в глаза, лица не видишь! На лицо смотри, на кожу, на этот ужас.

– Ну, смотрю.

– И что? Ведь ужас.

– Как сказать... Наверно. То есть не очень приятно. Но я уже привык за эти дни. А главное – люблю.

– Меня?

– А кого же?

– Со всем вот этим? Я тебе не верю! Ты сейчас сам себе благородство в душу накачиваешь, насильно, а потом будешь мучиться, лучше уж я одна.

Володечка, прости, что-то вроде внеплановой проверки. Я сейчас спря

Письмо тридцать третье

Отняли. Только этот клочок, где ничего не напишешь. Всё. Смысла больше не осталось ни в чем.

Письмо первое (тридцать четвертое)

Лана, девочка моя! Диана Лавреневская, твоя мама, пишет тебе и спешит. Прошел год, я достала на чем писать и могу. Память вытекает из меня, как кровь из . И я макаю в нее слабеющий ума и . Пытаюсь вспомнить то, что один раз вспомнила. Это трудно. Я твоя мама. Мама, мать – это кто родила или могла родить. Девочка – ребенок женского пола. Диана – личное имя, Лавреневская – родовое имя. Род – это115

Приложение СЛОВАРЬ116

Автомобиль (машина, кар, тачка) – средство передвижения, смертельно опасное для жизни в 20-м веке и первой половине 21-го. Оно часто выполняло, как многое в жизни тогдашних людей, социальную протезирующую функцию, являясь внешним свидетельством признания в обществе, какового (признания) на самом деле часто не было.

Адвокат – бизнесмен, извлекавший прибыль из несчастий и преступлений людей.

Аладдин – герой восточных сказок, который нашел что-то такое, что исполняло любые желания, но, кажется, остался в результате ни с чем: древние люди уже понимали, что безграничность возможностей неизбежно приводит к краху.

Александров Алексей Святослав – один из основателей движения Дети Ра, провозгласившего поэзию формой духовного протуберанца; протуберанец может быть разным и даже не очень большим, но он протуберанец, а не выплеск грязи из лужи от колеса проехавшего автомобиля (см. Автомобиль).

Америка (США) – страна, экспортировавшая демократию и деньги и получавшая за это непропорционально большую долю материальных мировых благ: каждый кусок гамбургера, съедаемый американцем, был на 90 % оплачен и заработан другими людьми в других странах; время от времени честные американцы через своих представителей обращались к правительству с призывами что-то сделать, им обещали, они успокаивались. Америку не любили за это, но все хотели жить так же.