Василий Абрамов - На ратных дорогах

• Название: На ратных дорогах
• Автор: Василий Абрамов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Эта книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера. militera.lib.ru

---

— Мельников — толковый офицер и хорошо справляется с работой.

— А Перекрестов? — к большому удивлению всех бесцеремонно спросил Каганович.

— Лучшего командира корпуса и не представляю. Полковник Перекрестов с первого дня войны на фронте, он храбрый и опытный начальник. Мы, все его подчиненные, уважаем комкора и считаем для себя честью, служить под его руководством.

— Хорошо, учтем ваше мнение! — с явной иронией ответил Каганович и направился к выходу.

Скоро корпус взял Ардон, и почти без потерь. Пригодились уроки ноябрьского наступления.

Пришли радостные вести об окружении и разгроме 22 дивизий Паулюса. Это еще больше подняло боевой дух советских войск. Резко изменилась в нашу пользу обстановка на всем южном крыле советско-германского фронта.

Но Гитлер с присущим ему фанатизмом продолжал на что-то надеяться и приказал командованию группы армий «А» удержаться на Кавказе. «Берега Терека, — писал он в одном из своих приказов в декабре 1942 года, — изобилующие населенными пунктами, — наиболее благоприятный зимний рубеж, который нужно во что бы то ни стало отстоять для покорения Кавказа весной».

Однако ничто уже не могло остановить победного шествия наших войск. В начале января сорок третьего года 3-й корпус совместно с другими соединениями участвовал в освобождении Моздока и Малгобека. Бригады успешно форсировали реку Терек и начали развивать наступление в направлении Прохладной, когда поступил приказ о передаче нас в состав Черноморской группы войск Закавказского фронта.

Готовилась одна из основных операций против немецко-фашистских войск на Северном Кавказе. Южному и Закавказскому фронтам предстояло встречным ударом на Тихорецкую окружить и затем разгромить группу армий «А».

* * *

Произошли изменения в нашем управлении. Полковник Перекрестов получил в командование другой корпус, а нашим командиром стал генерал-майор Сергацков. Корпус подчинили 46-й армии.

Еще в январе эта армия пыталась освободить Новороссийск, но безуспешно. Противник превосходил ее и численностью войск, и количеством техники. Теперь сил у нас прибавилось, надо только хорошо подготовиться.

И вот началось наступление. Войска Южного фронта, особенно 5-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта М. М. Попова и 2-я гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, успешно продвигались в направлении на Ростов и Тихорецкую. Северная группа войск Закавказского фронта, преобразованная в самостоятельный Северо-Кавказский фронт, нанесла поражение 1-й немецкой танковой армии и освободила обширные районы Кавказа.

Только наша Черноморская группа топталась на месте. Сказывались результаты задержки с переброской корпусов из-под Орджоникидзе. Немалую роль сыграла также зимняя распутица. На побережье потеплело, а в горах стоял мороз, свирепствовали бураны. Отроги Главного Кавказского хребта покрыли многометровые слои снега. Снегопады в горах и разлив рек в долинах затрудняли передвижение войск, доставку боеприпасов. Подлинный героизм проявили бойцы наших инженерных частей и тысячи жителей побережья, строившие новые дороги, расчищавшие горные перевалы.

8 февраля Черноморская группа была передана в состав Северо-Кавказского фронта. Командование провело перегруппировку, в результате которой 46-я армия отодвигалась вправо. Марш в целом прошел благополучно. Только в последний день, когда нужно было проскочить перевал Кабардинка, нас чуть не затерло.

Дело в том, что через перевал шла единственная дорога, питавшая всю армию. Она очень узкая, и движение по ней одностороннее. Если нужно было, например, пропустить транспорт и войска от моря, то подводы и машины, шедшие в обратном направлении, задерживались внизу. Но ведь не все дисциплинированны. Многим из водителей хотелось изловчиться и проскочить без очереди. А это создавало «пробки». Днем в хорошую погоду и то рассосать их удавалось не сразу, в дождливую же и ночную пору возникали многочасовые задержки.

Генерал Сергацков поручил мне подняться на перевал и организовать регулирование движения корпуса. Прибыл туда заранее, согласовал с начальником перевала и его регулировщиками время прохода. Но с вечера похолодало, ночью выпал снег, а утром поднялась пурга. Корпус начал подъем в трудных условиях.

Днем пурга еще больше разыгралась. Ветер сбивал людей с ног, его порывы приподнимали автомашины, грозя сбросить их под откос. Только на вторые сутки перевалил через гору хвост нашей колонны.

А когда переход закончился, погода вдруг резко изменилась. Ветер стих, начало пригревать солнышко. В станице Шапшугинская, где расположился штаб 46-й армии, так развезло, что автомашины пришлось тащить с помощью трактора. Вообще, такой грязи и распутицы мне за всю жизнь не приходилось видеть…

* * *

Утром 11 февраля наша артиллерия навалилась на окопы врага. Сергацков, Буинцев и я вышли из блиндажа послушать «концерт».

— Удивительное дело, — заметил генерал, — один и тот же звук, а воспринимаешь его по-разному. Услышишь такую работу немецкой артиллерии, испытываешь неприятное чувство, а сейчас и радостно, и легко!

Через сорок минут батальоны пошли в наступление. И тут же донеслась захлебывающаяся дробь вражеских пулеметов, разрывы мин и снарядов. Стрельба артиллерии по площадям опять не дала нужного эффекта, огневая система немцев не была подавлена.

Еще и еще раз по просьбе стрелковых подразделений «боги войны» обрабатывали позиции противника. Пехота вгрызалась в его оборону и несла потери. С большим трудом к концу дня некоторые части овладели первой траншеей, но, встретив упорное сопротивление, развить успех не смогли.

Второй день тоже не принес должных результатов. Продвижение затормозилось…

С новым командиром корпуса мы быстро сработались. Мне нравился генерал-майор Сергацков своим спокойствием, рассудительностью. Уверенность его покоилась на большом опыте — ведь еще до войны он командовал корпусом, накопил нужные знания и навыки. В обращении с людьми был ровен и прост, но в то же время настойчив и требователен.

Вечером, когда обычно стихал бой и мы сходились для подведения итогов, он спрашивал:

— Что завтра будем делать?

Я называл соединение, в котором собирался побывать.

— Хорошо, — соглашался он и советовал, на что мне обратить особое внимание. Потом говорил, куда сам отправится. Если была необходимость, он просто направлял меня по своему усмотрению.

После неудачного наступления 11–12 февраля генерал как-то заметил:

— Плохо мы знаем оборону врага, его огневую систему. Снаряды зря тратим, а подавить ее не в силах. Разведка действует слабо.

Я должен был с ним согласиться и обещал заняться этим как следует.

В подчинение правофланговой бригады входил батальон морской пехоты. Меня давно тянуло познакомиться с моряками. На следующий день после разговора я отправился к ним.

Батальон располагался на обращенном к противнику склоне невысокой горы. Противник занимал скат противоположной, поросшей лесом гряды.

Когда мы с командиром бригады подходили, командир батальона, полный, широкоплечий, прохаживался около своего блиндажа, изредка прикладывая левую руку к раздутой флюсом щеке. Познакомились. Я спросил:

— Скажите, во время последнего наступления где противник оказал батальону наибольшее сопротивление?

Комбат показал рукой:

— Вот там.

— Вы больны. Может быть, поручите кому проводить нас на передний край?

— Нет, нет. Я сам пойду. Мы к фашистам такой большой счет имеем, что должны забывать свои мелкие недуги. — И он зашагал впереди.

Когда мы смотрели в сторону противника с высоты, то местами сквозь деревья видели окопы. А спустились ниже — и лес закрыл все. Взяв с собой отделение автоматчиков, мы осторожно выдвинулись на заросшую лесом «ничейную полосу». И тут я заметил широкую просеку, поднимавшуюся наискосок в сторону противника.

Потом увидел и другую точно такую же просеку, только идущую под иным углом и пересекавшую первую. Мелькнула догадка. Желая проверить ее, приказал двум бойцам ползком продвинуться еще вперед, найти укрытие и дать оттуда несколько выстрелов.

Когда они все это проделали, вдоль просеки засвистели пули противника.

День кончился. Наступил вечер. Ночь обещала быть темной, когда можно хорошо видеть вспышки выстрелов. В голове созрел план раскрытия огневой системы врага, и я поделился им с командирами бригады и батальона. Они поддержали меня.

Мы решили выдвинуть к просекам подразделение, которое должно по нашему сигналу имитировать наступление, строчить из автоматов, кричать «ура!» Специально назначенным артиллерийским и минометным подразделениям предстояло сделать по окопам врага кратковременный огневой налет. Мы рассчитывали, что спросонок противник откроет стрельбу из всего своего оружия.