Петр Катериничев - Повелитель снов

• Название: Повелитель снов
• Автор: Петр Катериничев
• Жанр: Боевик

Олег Дронов, журналист и в прошлом аналитик разведки, по просьбе Анн Даниэлс, бывшей воспитанницы специального детдома, курировавшегося засекреченным НИИ, и удочеренной четырнадцать лет назад австралийской парой, попадает в городок Бактрию, чтобы найти ее приемного отца Дэвида. Сам Дэвид прибыл в город в поисках странного медальона – талисмана, уже не одно тысячелетие влияющего, по поверьям, на судьбы людей. И пропал… С беглого взгляда курортный город в мертвый сезон кажется сонным и недвижным, но сны здесь словно материализуются, сны кошмарные и нередко фатальные. Да и выросшие детдомовские дети оказываются наделенными уникальными способностями, но притом – абсолютно беспомощными перед своим неведомым прошлым. И все происходящее кажется мнимым, будто мираж. Олегу Дронову необходимо понять, что происходит. Чтобы обрести право на жизнь и любовь.

---

«Час волка» наступил, как и «мечталось», ближе к четырем. Поезд вдруг стал посреди ровной степи, а в вагон со стороны проводницкой вошли двое. Один, в гражданке, быстро прошел по коридору; второй, в форме старлея милиции, застрял в дверях проводницкого купе, окинул нас беглым взором, бросил коротко:

– Транспортная милиция. Проводим задержание опасного преступника.

Всяко бывает. И преступники опасные по поездам слоняются, и транспортная милиция их нет-нет да и задерживает, появляясь вот так вот в форме… с чужого плеча: пиджачишко лейтенантский сидел на парне как на быке сбруя, а под ним угадывался кевларовый броник. Во все можно было поверить, но вот в то, что транспортников ни с того ни с сего здешние власти оснастили иноземным кевларом? Да никогда!

Правая рука мнимого старлея была заведена за спину, а на нас он смотрел спокойно и скучно, как на покойников. Хорошо, хоть вполвзгляда: его занимало то, что происходило в коридоре. А там…

Сначала я услышал частые характерные выхлопы, треск пластмассовой обшивки, невнятный звон падающих гильз… Тот, что в гражданке, ничтоже сумняшеся палил сквозь дверь купе… Купе было ближним – как раз то, в котором осталась Даша Белова.

Глава 9

Мой собутыльник, набравшийся уже в полные лоскуты, неладное таки почуял, но картину битвы не интуичил; в проводнике пробудился вдруг начальник, он глянул мутным взором на ряженого старлея, служителя закона не опознал, забурчал пьяно, приподнялся с лавки, тот шагнул в купе, толканул его обратно, добавив повелительно:

– Сидеть!

Левой я будто тисками прихватил руку старлея с оружием, кулак правой – жестко воткнул в пах. Тот открыл рот, но не издал ни звука – только сипение…

– Тихо… – прошептал я ему ласково. – Если повторю удар, оно тебе не понадобится. Уразумел?

Парень кивнул.

– И пистолетик выпусти…

Я взял оружие за ствол и одним ударом отправил нападавшего в беспамятство.

– Тихо сиди, а то убьют, – также увещевательно прошептал я проводнику. – И этого – спеленай чем-нибудь. Я его чуть прибил, но не до смерти.

– Это же… мент, – икнул Сережа.

– Зачем менту пистолет с глушителем? Вяжи, сказано! – рявкнул я тихо, но начальственно и – вышел в коридор.

Автоматчика в гражданке уже не было: дверца нашего купе была сдвинута, и он туда опрометчиво вошел. Ну да, как и мечталось: паренек выпустил полрожка из тишайшего чешского «скорпиона» в две «куклы», немудрено сооруженные нами на нижних полках из простыней, рюкзаков, матрасов и пары пакетов полиэтилена с кетчупом – «шоб кровъ стэкала»… Нападавший лежал ничком: Белова «приласкала» его тяжелой рукоятью ножа по темечку. И ее самой в купе уже не было; завладев автоматом, она выпорхнула в оконце; темный силуэт девушки был почти невидим, и передвигалась она на редкость бесшумно по сухой траве у насыпи – к «уазику»-фургону, стоявшему у перегороженного шлагбаумом переезда; рукой она отмахнула мне, но я и сам понял: дети.

Еще раз быстро осмотрел коридор: никого. Пришедшая в голову мысль была простой и наивной, а потому, скорее всего, верной. Я подошел к одному из детских купе, прохрипел приглушенно:

– Закончили, открывайте.

Дверь чуть отошла в сторону, на ширину задвижки, я упер в косяк ногу и с силой толкнул… Санитар Костя меня узнал и сориентировался мгновенно: подхватил на руки семилетнюю Аню, прикрылся ею, приставил к шее девочки длинный препарационный скальпель, взвизгнул неожиданно высоким дискантом:

– Ни шагу, мля! Полосну!

Рука его подрагивала, скальпель чуть надрезал отточенным лезвием кожу девочки, и тоненький темный ручеек медленно заструился к ключице.

– Ствол – на пол! Живо!

Совершенно не представлял я себе внутренний мир санитара и оттого даже предполагать не мог, на что способен сей самородок… Если он и сам это знал. Я наклонился, осторожно положил пистолет и – чуть-чуть задержался в этой неловкой и неудобной позе. Костя повелся. Отбросил девчонку и рухнул на меня всей стопятнадцатикилограммовой массой, перехватив скальпель обратным хватом и желая полоснуть по шее уже меня…

Я подставил руку: в этой жизни всегда приходится чем-то жертвовать, а сам, вместо того чтобы сопротивляться навалившемуся телу, ушел вниз и – накрепко прихватил эскулапа за детородные уды… Скальпель со звоном выпал, Костя попытался достать руками мое горло, а силушки детинушка был немереной, но – легче сказать, чем сделать, когда от боли не можешь даже вдохнуть, не то что крикнуть…

Он не выдержал, развел руки, чтобы попытаться хоть как-то глотнуть воздуха, я оттолкнул его в сторону и жестко впечатал локоть в кадык. Санитар опрокинулся на спину, засучил ногами; теперь уже я навалился на него и свел руки в удушающем приеме. Через минуту он затих. Я поднял голову, ринулся к девчонке:

– С тобою все нормально?

Анюта только кивнула. Я приподнял ее голову за подбородок: действительно, порез был пустячный. А вот мой рукав набух кровью: вену мне этот целитель слегка задел, благо через пиджак; да и скальпель – не боевой нож: режет строго поверхностно и по касательной.

– Веревочка какая-нибудь есть?

– Что? – переспросила Анюта.

– Веревочка.

– У меня есть шнурок… Даже два, – подал голос мальчик с именем Евгений, худой, долговязый, большеглазый, он походил на птицу-подранка, так и не успевшую улететь со своей стаей. Все отчего-то называли его на французский манер: Эжен.

– Давай.

Эжен выпростал капроновые шнурки из кроссовок, я не без труда перевернул бесчувственного санитара на живот и накрепко спеленал – руки и, для верности, ноги тоже. Засунул в рот кляпом полотенце. Приподнялся, скомандовал детям:

– На верхние полки! Живо!

– Вы его убили? – спросила вдруг Анюта.

– Кого? – не сразу понял я.

– Дядю Костю.

– С чего бы я дохлого вязать стал, я же не сумасшедший, – попытался я пошутить и – смутился. Дети – из специального дома, и кто знает, сколько раз их такими словесами оскорбляли. Попробовал улыбнуться, надеясь, что улыбка моя мало походит на оскал. – Дышит. – Подумал и добавил строго: – Только вы его не развязывайте. – Подумал еще и добавил строже: – И всем – спать.

– У вас рукав от крови мокрый, – сказала девочка.

– Высохнет.

Шагнул в коридор, задвинул дверь купе. И тут же, оттолкнувшись от нее, как от пирса при нырянии, стал заваливаться по противоположной стеночке, веером рассылая из бесшумки безоболоченные пули – на вспышки выстрелов, что полыхали ровной газовой горелкой в дальнем конце коридора, на раструбе глушителя коротенького «скорпиона». Меня задело по ребрам справа, но стрелял я с левой и снял-таки нападавшего.

Тишина наступила внезапно. Звенящая в ушах латунью катящихся по полу откинутых гильз… И еще – была мелодия, едва слышимая, щемящая…

Из края в край вперед иду, и мой сурок со мною,
Под вечер кров себе найду, и мой сурок со мною…

Это Эжен играл на губной гармонике немудреный мотив Бетховена. А у меня вдруг разом, совсем не ко времени, защемило сердце: такой хрупкой и призрачной показалась вдруг жизнь. И не моя только, а… Да она такой и была.

Глава 10

Глянул за окно. Там стояла темень. Кромешная. И тишина.

Постучал в другое детское купе:

– Это Дронов. У вас все целы?

– Что такое произошло? Отчего шум? – раздался из-за двери голос Альбины Викентьевны.

– Пьяные озоруют. Распоясались. Детишек – на верхние полки и никому не открывать.

– И не собираюсь! – услышал я решительный ответ. Но дверь тут же отъехала в сторону, Альба смотрела так, словно жить ей осталось минуты… – Врешь ты, Олег. У тебя рукав кровью перемазан. Нас убьют, да?

Совершенно безотчетным движением я коснулся ладонью ее щеки, провел, сказал тихо:

– Не бойся, Аля… Все хорошо будет, – и – увидел в ее глазах такое смятение, будто… ее никто и никогда не любил, не ласкал, не защищал… Может, так оно и было?

На глазах Альбы блеснули слезинки, она прикусила губу, чтобы не расплакаться.

– Успокойся, девочка, все позади…

– А что – впереди?.. – беспомощно спросила она – и слезы потекли из глаз… Видно, поторопился я с выводами насчет ее высокомерия… И чем только люди не защищаются в этой жизни от других, кажущихся им чужими…

Услышав сзади шаги, я втолкнул Альбу в купе, задвинул дверь, обернулся резко, вскинул оружие.

– Полегче, Дрон! – По коридору шествовала Даша, на ходу замыкая проводницким ключом все купе подряд. В руке, стволом книзу – чужой автомат. – Ты ранен?

– Задело немного.

– Серьезно?

– Влегкую.

– Все живы?

– Да как сказать. Наши вроде все.

– Угу. А кто считает врагов? Их никогда не считают. И в сводках потерь всегда именуют трупами.

– Даша, с тобой все в порядке?

– Считай, накатило не ко времени. Кто это играет?

– Эжен. Мальчик.

– «Музыкант в лесу под деревом наигрывает вальс…» Откуда у нас с тобою, Дрон, здесь столько врагов? А у детей?