Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

• Название: Повседневная жизнь Европы в 1000 году
• Автор: Эдмон Поньон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-235-02367-6

Ожидали ли люди тысячу лет назад конца света? Действительно ли "ужасы тысячного года" – массовые бедствия и страшные природные катаклизмы – приводили жителей европейских стран в раскаяние и трепет, заставляя их прекращать войны и покидать дома прощаясь с жизнью? Ответ на эти вопросы читатель найдет в предлагаемой книге. Ее автор, крупнейший французский историк-медиевист, воссоздает жизнь Европы – во всем ее многообразии – в один из действительно переломных моментов мировой истории.

---

Аббон оставил нам письменные свидетельства своей науки. Он давал консультации по грамматике на основе того же незаменимого Присциана. В области арифметики он пользовался трактатом Виктория Аквитанского и снабдил его массой своих комментариев. Сам Аббон написал трактат по астрономии, где, воспользовавшись возможностью, исправил некоторые ошибки Дионисия Малого[164] в расчете пасхального цикла. Адемар из Шабанна пишет, что с ним консультировались и безоговорочно верили его мнению и в Галлии, и в Германии, и в Англии. Его признавали мудрым, как Соломон, его называли «вторым Туллием», то есть вторым Цицероном. «Все, что он говорил, было не человеческим, а божественным словом».    

Епископские школы

Однако даже будучи уникальной из-за своего ученого аббата, школа во Флёри оставалась монастырской школой, которую нельзя было даже сравнивать с теми школами, что блистали во многих епископских городах.    

Те, кто сидел на скамьях этих школ, сильно разнились по происхождению и по возрасту. Одни были низкого происхождения: например, Герберт, юный крестьянин из Оверни, который был замечен уже в маленькой монастырской школе Сен-Жеро в Орильяке Борелем, графом Барселоны, и отправлен продолжать образование в школу, руководимую епископом Вика в Каталонии Аттоном. Фульберт также родился в очень бедной семье; его образованием занималась школа в Реймсе и не зря потратила время. Естественно, для учеников такого рода образование было бесплатным, им даже обеспечивалось питание и одежда. «Заботься, чтобы твои ученики не голодали и не были раздеты», — напишет позже Фульберт Шартрский учителю богословия аббатства святого Иллария в Пуатье Гильдегеру.    

Мы видели, что студенты обычно готовились к церковной деятельности, причем наиболее одаренные из них могли сделать на этом поприще блистательную карьеру. Но были также другие, происходившие из аристократических феодальных семей. Папа Лев IX[165], который сам был высокого происхождения (он приходился кузеном императору Конраду), вспоминал, что среди его соучеников в Туле около 1020 года находились «благородные собрания юношей». За 30 лет до того Герберт, бывший тогда учителем богословия в Реймсе, похвалялся тем, что «предложил наиболее благородным из молодых людей ознакомление со свободными искусствами». Среди этих молодых людей был даже сын Гуго Капета, Роберт, будущий король Франции. Эта категория студентов платила за обучение и вела, судя по всему, более приятный образ жизни, не всегда отказывая себе в запретных удовольствиях, подобно Жервену, о заблуждении и обращении которого упоминалось чуть выше. Он обучался в том же Реймсе. Из этого, пожалуй, можно сделать вывод, что такие студенты жили в городе, тогда как ученики, обучавшиеся бесплатно, несомненно находили себе жилье в местах, зависевших от епископата.    

Помимо этих двух видов студентов, существовал еще третий, не такой многочисленный: к ним относились уже получившие образование духовные лица, еще молодые, которые, подобно Аббону, желали обогатить свои знания. Сосредоточившись на науках, которым они хотели бы обучаться, они обращались в школы, известные своими достижениями в соответствующих областях. Именно так поступил Аббон. Как и Герберт, который, уже пройдя обучение и находясь в Риме, испросил в 971 году у Аттона Великого (у которого он пользовался большим уважением) разрешения последовать за архидиаконом Реймса Гераннусом, возвращавшимся домой, поскольку познания Гераннуса в философии сильно привлекали Герберта. Архиепископ Адальберон Реймский воспользовался ситуацией и доверил ему управление епископской школой. Герберт оставался учителем богословия до 991 года, не считая пребывания в течение менее чем двух лет в итальянском монастыре Боббио, в котором Оттон II сделал его аббатом, но который он так и не смог реформировать.  

Пример высшего образования: Герберт

Герберт нашел в лице Ришера, которого читатели нашей книги запомнили по его многотрудному путешествию из Реймса в Шартр, прекрасного ученика и горячего почитателя. Ришер посвятил большую часть своей хроники описанию того, как его учитель учился сам и учил других. Благодаря этому драгоценному источнику и некоторым другим мы можем представить себе структуру высшего образования в 1000 году. Изначально оно включало семь «свободных искусств», которые по издавна сложившейся традиции распределялись на тривиум (trivium) и квадривиум (quadrivium).    

Ришер добавляет к тривиуму логику. Обычно же тривиум включал, как видно из названия, три дисциплины, три «искусства»: грамматику, диалектику и риторику. Квадривиум соединял в себе четыре математические науки: арифметику, музыку, геометрию и астрономию. К семи свободным искусствам примыкали медицина, право и получавшее все большее развитие богословие.    

Ришер мало говорит нам о том, как Герберт преподавал грамматику. Должно быть, как в то время было принято, он начинал с «Ars grammatica[166]» Доната[167], учителя святого Иеронима. Затем он учил по Присциану и, наконец, по «Сатирикону» Марциана Капеллы, автора V века, которому Средневековье в основном и обязано определением семи искусств.    

То, как реймский учитель богословия объяснял и практиковал диалектику, можно представить себе более точно. Жадный до знаний и прилежный в их обретении, Герберт тем не менее не внес в них ничего нового. Это особенно верно в отношении диалектики, где более чем в других науках, видно, насколько привычный образ мышления и повседневная интеллектуальная жизнь самых высокоразвитых умов того времени отличались от того, что принято сейчас.

Никому не приходило в голову ничего изобретать. Казалось, что все уже можно найти в древних книгах, сохранившихся от предыдущих веков. Они полностью доверяли Порфирию, философу школы неоплатоников эпохи Константина, переведенному на латинский язык Викторином; Боэцию, который жил за 500 лет до них при готском короле Теодорихе[168] и мог передать им некоторые элементы философии Аристотеля, а также философские труды Цицерона, впрочем, не без того, чтобы добавить к ним плоды собственных размышлений. Собственные усилия философов 1000 года были направлены только на то, чтобы как можно лучше понять великих древних, усвоить их метод мышления и пользоваться им для решения абстрактных вопросов, зачастую кажущихся теперь смехотворными. Это был способ мышления, открытый для бесконечных дискуссий, во время которых противники состязались в хитроумии рассуждений.    

Придворная культура

Ришер оставил нам отчет, причем, возможно, стенографический, об одном диспуте, который Герберт вел с ученым Отрихом в присутствии Оттона II. Речь шла о том, чтобы решить, являются ли математика и физика равными по значимости дисциплинами или вторая подчинена первой, как вид — роду. Этот вопрос отнюдь не был праздным, поскольку астрономию, которая была частью физики, нельзя было изучать без математики. Этот вопрос актуален и сейчас. Однако суждение затерялось в таком бесконечном числе отступлений, что Оттон своей властью положил ему конец, «ибо на него ушел почти весь день и его непрерывная длительность начала утомлять слушателей».    

Ни одна новая философская концепция не могла возникнуть на основе этих умствований, не приспособленных для того, чтобы выделять главное, и выводивших свои аргументы только из изученных сочинений старых учителей, мнение которых считалось безошибочным и решающим. Единственным результатом была необычайно изощренная форма мышления, скорее опасная, нежели полезная. Мы видим, что она не замыкалась в пределах школ, а давала ученым мужам возможность блистать при дворах. Таким образом, и миряне были в состоянии получать удовольствие от этих изощрений ума. Сказанное относится не только к ближайшему окружению Оттона, который, похоже, более всех других властителей своей эпохи преуспел в восстановлении культуры, но также, видимо, и ко двору короля Франции.    

Роберт Благочестивый, ученик Герберта, прославился благодаря своему биографу Эльго, ученику Аббона, как человек, умевший петь у аналоя не хуже монаха хора. Естественно, что в Реймсе он научился и многому другому. Если бы это было не так, то Асцелин в своей уже многократно цитировавшейся нами поэме не изобразил бы свой диспут с ним следующим образом:    

«Король. Вполне ясно, что твоя побелевшая голова может соперничать в белизне с лебедиными перьями. Ясно, что именно твоя натура старца заставляет тебя говорить таким языком; именно она заставляет тебя говорить вздор.    

Епископ. Другая натура вдохновляет меня сейчас, и эту натуру старость не ослабляет.    

Король. Скажи мне, сколько натур у человека?    

Епископ. Думаю, их две. Однако ты знаешь, что у этих двух натур, при всем том, много аспектов.