Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

• Название: Повседневная жизнь Европы в 1000 году
• Автор: Эдмон Поньон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-235-02367-6

Ожидали ли люди тысячу лет назад конца света? Действительно ли "ужасы тысячного года" – массовые бедствия и страшные природные катаклизмы – приводили жителей европейских стран в раскаяние и трепет, заставляя их прекращать войны и покидать дома прощаясь с жизнью? Ответ на эти вопросы читатель найдет в предлагаемой книге. Ее автор, крупнейший французский историк-медиевист, воссоздает жизнь Европы – во всем ее многообразии – в один из действительно переломных моментов мировой истории.

---

Медицина    

Герберт понимал, что недостаточно знает медицину. У него было несколько трактатов, посвященных этой науке, и он их, несомненно, прочел, однако он не владел искусством лечения. В этой области блистал Ришер, или, во всяком случае, создавал о себе такую славу. Так или иначе, Ришер интересовался медициной. Мы видели, как он поехал в Шартр, чтобы прочесть «Афоризмы» Гиппократа. В своей летописи он не упоминает ни об одной смерти без того, чтобы описать ее клиническую картину. Например, король Лотарь, «пораженный приступом того недуга, который врачи именуют коликами, скончался в своей постели». «Он жаловался на то, что справа, чуть выше интимного места, чувствует нестерпимую боль. Он также ощущал жестокие боли от пупа до селезенки вплоть до левого паха, и даже в заднем проходе. Почки и кишечник также были поражены в немалой степени. У него были постоянные позывы и кровавый стул. Временами его голос становился совершенно глухим, его бросало в холод от лихорадки. В кишечнике было слышно рычание. Его постоянно тошнило. Он безуспешно пытался вызвать рвоту, его живот был напряжен, а в желудке ощущалось жжение». Похоже, что в этих симптомах можно распознать аппендицит и его естественное следствие — перитонит.    

Король Людовик V умер «на летней охоте» в результате падения с лошади. «Он ощущал сильную боль в печени, и, поскольку кровь, как утверждают врачи, сосредоточена в печени, то сотрясение, полученное печенью при ударе, заставило кровь излиться в кровяное русло. Эта кровь обильно текла у него из носа и изо рта. Грудь его трепетала от постоянной боли, и все тело было охвачено нестерпимым жаром».    

А вот как умер Эд I, граф Шартрский, непокорный вассал Гуго Капета: «Изменение погоды вызвало у него избыточность соков, и он заболел болезнью, которую врачи называют жабою. Эта болезнь сосредотачивается внутри горла и происходит из катаральной жидкости; при этом иногда она доходит до челюстей и щек, а иногда до груди и легких, образуя весьма болезненную опухоль. Эти области распухают и становятся горячими с первого же дня, а на третий пациент умирает. Итак, Эд заболел этой болезнью; во всем горле он чувствовал нестерпимую боль. Его кровь пылала, и речь стала прерывистой. В верхней части головы эта боль не ощущалась, но она охватила всю утробу и жестоко терзала легкие и печень».    

Ришер не пишет, призывали ли врачей на помочь этим благородным пациентам. Возможно, их не было поблизости. Обычай иметь при себе личного врача возник в среде аристократов только в середине XI века. Однако во времена 1000 года мы находим примеры того, что обязанности врачей исполняли лица духовного звания. Известно, например, что Фульберт, прежде чем стать епископом Шартра в 1006 году, давал медицинские предписания и составлял лекарства по рецептам древних авторов, в первую очередь Галена. В то время он руководил епископской школой в Шартре, где медицина была в почете и до него, благодаря, в частности, Герибранду, другу Ришера. У Герибранда, помимо «Афоризмов» Гиппократа, была рукопись «О согласии Гиппократа, Галена и Сорана», которую, естественно, Ришер тоже хотел прочитать. Герибранд столь основательно изучил эти рукописи, что «не было ничего такого, чего бы он не знал в искусстве составлять лекарства, фармацевтике, ботанике и хирургии». Вот какая высокая хвала, однако нам больше пригодились бы какие-нибудь конкретные подробности.    

В целом, читая Ришера, не находишь ничего, что заставило бы поверить, будто он превзошел в медицине своего учителя. Герберт наверняка мог столь же хорошо или даже лучше описывать симптомы болезней или смертельные ранения, которые ему приходилось видеть. Ришер же нигде не хвастает тем, что сам лечил кого бы то ни было.    

Основные епископские школы

Мы узнали много конкретного о великом учителе богословия из Реймса. Его абак, его орган, его сферы позволяют представить его самого как учителя, не позволявшего ни себе, ни ученикам ограничиваться лишь словами и умевшего доходчиво передавать свои знания другим. Именно поэтому, если он и не внес ничего нового в науки, то уж, вне всякого сомнения, сделал реймскую школу одной из наиболее прославленных школ своего времени. Благодаря в первую очередь Ришеру, которому следует отдать должное за это, замечательная школа Реймса известна нам лучше, чем все остальные. Знания о ней позволяют представить себе другие школы: например парижскую, которой предстояло в последующие века превзойти все остальные и стать старейшим университетом; шартрскую, о чьей высокой репутации в области медицины мы уже упоминали: этой школой руководила твердая рука Фульберта. Можно представить себе школу в Орлеане, школу в Лане, которую впоследствии прославил святой Ансельм[177], школу в Туре. Южнее Луары таких школ было меньше, однако можно вспомнить школу святого Илария в Пуатье, школу в Вике, где обучался Герберт. На землях, принадлежавших Империи, Льеж блистал ярче, чем Тулы в Льеже епископ Ноткер, умерший в 1008 году, создал и укрепил епископскую школу, а также заложил основы других школ; во все из них принимали и духовных лиц, и мирян. Кельн, Трир, Майнц, Страсбург, Хильдесгейм, Магдебург, Рененсбург — во всех этих городах были свои школы, правда, менее знаменитые, нежели монастырские школы в Санкт-Галлене, Рейхенау и Фульде. В Ахене Оттон III воссоздал придворную школу, основанную Карлом Великим, однако существование этой школы оказалось недолгим. Расцвет школ Германии нельзя объяснить «Оттоновским возрождением»[178].    

Монахиня-драматург

Интеллектуальная деятельность развивалась также в некоторых женских монастырях, которые принимали в первую очередь высокородных девиц. Наиболее известным из таких монастырей было аббатство Гандерсгейм, находившееся на территории современного Брауншвейга и зависевшее в те времена от герцогства Саксонского. В 60-е годы X века аббатисой этого монастыря была Герберга, племянница Оттона Великого. Эта принцесса получила очень хорошее образование, обучаясь у ученых монахов святого Эммерана в Регенсбурге. Среди монахинь, вверенных ее попечению, она сразу же отметила Гросвиту[179], которая была чуть старше ее самой, и занялась развитием ее ума. Девушка прочитала все книги из библиотеки монастыря и другие, которые доставала ей аббатиса. Она почувствовала в себе призвание к литературе. Из-под ее пера вышли религиозные поэмы «Жизнь Девы» и «Вознесение», рассказ в стихах, одновременно шуточный и назидательный, под названием «Гондольфус», жизнеописания святых, две большие исторические поэмы: об Оттоне Великом и об основании монастыря в Гандерсгейме. Но самое интересное — то, что прежде всех этих произведений она создала шесть весьма любопытных пьес для театра, в которых попыталась поставить искусство Теренция на службу христианскому воспитанию. Ей не очень удалось подражание Теренцию, но от этого ее драматические произведения ничуть не проиграли. На деле она с полной свободой создала и оставила последующим поколениям драмы, которые хотя и схематичны, но построены так, как шесть веков спустя будут построены драмы Шекспира и Кальдерона и «Дон Жуан» Мольера. Судите сами по ее «Каллимаху».    

Каллимах, влюбленный в Друзиану, замужнюю христианку, открывает свою тайну друзьям, пользуясь при этом всякого рода двусмысленными иносказаниями, которые, возможно, в то время считались верхом утонченности среди образованных молодых людей. Затем мы видим, как он добивается своей возлюбленной, и его тон меняется: «Клянусь, вы для меня дороже всего, что есть на свете. — Но какое родство по крови иль другой закон дает вам право меня любить? — Лишь ваша красота. — Что общего меж ей и вами? — Покуда было мало общего, увы! Но верю, впредь все будет по-другому…» Друзиана, смущенная больше, чем хочет показать, просит Бога помочь ей умереть, чтобы избежать искушения, и ее просьба исполняется. И вот мы видим сцену на кладбище, почти такую же, как в «Ромео и Джульетте». Каллимах подкупает сторожа Фортуната, чтобы тот открыл для него гробницу. «О Друзиана, Друзиана! — восклицает он. — Какую нежность сердца я предлагал тебе, какая неподдельная любовь стесняла мою грудь! Но ты меня отвергла, противилась всегда моей мольбе. Теперь же я могу тебе подвергнуть любому оскорблению, какому я захочу». Однако змея жалит обоих мужчин. Они умирают. Бог, в милосердии своем, воскрешает заблудшего влюбленного и добродетельную супругу. Каллимах, охваченный раскаяньем, становится христианином. Друзиана получает от Бога силу, чтобы воскресить также Фортуната. Однако это существо, полностью погрязшее во зле, предпочитает вновь умереть, нежели видеть невыносимое для него зрелище благодати, снизошедшей на его бывшего сообщника. Таким образом он сам обрекает себя на проклятье: из чего следует, что божественное милосердие обращено ко всем без исключения грешникам и покидает только тех, кто сам от него отказывается. Вот так за 40 лет до 1000 года саксонская монахиня сумела поставить театр на службу вере. Возможно, она предвосхитила появление наших драматургов-моралистов или Поля Клоделя[180].