Лариса Шкатула - Вдова живого мужа

• Название: Вдова живого мужа
• Автор: Лариса Шкатула
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-04-008791-8

Из пожара, вспыхнувшего в цирке, княжну Ольгу Лиговскую, которая носит теперь имя Наташа, спасает неизвестный. Открыв глаза, она узнает в нем… возмужавшего циркового мальчишку Альку! Он привозит Ольгу в страшное место — скрытый под землей город, которым правят жрецы, поклоняющиеся солнцу. И Алька скоро станет одним из них… Но ни драгоценности, которыми ее осыпают, ни любовные ласки не могут сломить Ольгу. Она хочет бежать. Несметные богатства жрецов становятся причиной гибели многих близких Ольге людей. Старинное предсказание гласит, что с ее приходом город будет разрушен. Неужели жрецы хотят обмануть судьбу, удерживая ее у себя?..

Книга третья.

---

— Ты мне объясни вот что, — Головин пригубил бокал. — Даже в замке, когда мы с тобой только познакомились, а ты всего сутки назад оставил столь любезный сердцу хутор, ты никого и ничего не боялся! Что сие означало? Смелость незнания? Отчаяние бедняка?.. А тут какой-то Черный Паша вызывает в тебе прямо-таки священный трепет! Зигмунда Бека не убоялся — а перед ним и не такие сопляки ломались!.. Почему бы тебе его не загипнотизировать, как меня когда-то?

— Не могу! — от волнения Ян даже осип. — Веришь ли, стоит мне лишь подумать о нем, как все в груди обрывается! Я когда на Кубани сбежал от него, сутки ещё озирался: нет ли его поблизости?..

Юноша замолчал и недовольно посмотрел на Головина.

— А ты… будто радуешься?

— Честно тебе признаюсь — радуюсь! Нам с тобой предстоят нелегкие, но прямо-таки захватывающие исследования! Чем больше я себе это представляю, тем лучше понимаю: занимаясь все эти годы политикой, я лукавил сам с собой. Наука — вот мое истинное призвание, моя настоящая любовь!

— А почему ты решил, что и мне твоя наука будет интересна? До сих пор меня привлекала только практика… — из чувства противоречия заявил Ян.

— Элементарная логика! Разве ты не захочешь узнать, как тебе преодолеть страх перед Черным Пашой? Как твой дар в тебе развивается? Нельзя ли увеличить силу излучения магнетических волн?.. Меня заинтересовал ещё один факт, мимо которого ты лихо прогарцевал со всем безрассудством молодости…

— Молодости? Сам-то, можно подумать, старик!

— Не старик. Но и не юноша румяный. Прошло время разбрасывать камни, пора их собирать.

— Граф Головин, как всегда, философствует? Так какой у тебя за пазухой камень… я хотел сказать, факт?

— Давай порассуждаем: однажды тебе удалось увидеть духоборов, или как ты ещё их называл.

— Солнцепоклонников.

— Вот именно… А в другой раз ты попытался их увидеть, но у тебя ничего не вышло…

— Кое-что я все-таки увидел. Правда, смутно, как через густой туман. Потом пробовал ещё несколько раз — ни разу ничего не получилось. Уже подумал было: может, мои способности слабеют? Или дар этот мне ненадолго достался?

— А я думаю, что они на своих границах ставят щит.

— Щит?!

— Называй, как угодно: щит, заслон, преграда… Таких именно мест наши предки боялись, старались стороной обходить, потому что в заговоренном месте человеку всякая чертовщина мерещится: видения, страхи-ужасы… Оттого эти сектанты и живут, никем не найденные, никакому закону неподвластные: людей воруют, беглецов смертью карают. Таких никакой строй не потерпит! Где это видано, чтобы месторождение алмазов государство кому попало разрабатывать позволило!.. Много, говоришь, у них богатств?

— Немерено!

— И что же ты, Черному Паше все это так и выложил?

— Все, да не все! — хитро сощурился Ян.

— Ох уж эти мне крестьяне!.. Кто их обманет, три дня не проживет! Давай, выкладывай, какие знания зажилил?

— У них кроме этого, как ты говоришь, щита, все хозяйство от постороннего взгляда упрятано. Снаружи посмотришь — убогая хатенка к скале прилепилась, а внутрь войдешь, крышку с подвала снимешь — мать моя! Во все стороны под землей ходы разветвляются! Только два из них — выходы наружу, остальные — ещё глубже в землю. Я сразу даже не понял, отчего у этих людей, у пленников, такие бледные лица. Думал, из-за освещения. А потом понял: они же круглый год солнца не видят!

— Почему же один раз тебе удалось за этот щит прорваться? — задумчиво проговорил Федор. — Ты не мог бы вспомнить, когда, в какое время суток это было?

— Конечно, помню: среди ночи. Днем я попробовал себе их представить ничего не вышло, а ночью будто колокольчик в голове звякнул: иди, теперь свободно!

— И все-то чудеса у тебя ночью случаются: то Светлана позовет, то колокольчик зазвенит…

Ян понурился.

— Ты посмеиваешься, а меня это нисколько не радует! Я бы хотел жить, как все нормальные люди, безо всяких там чудес!.. Давай-ка сейчас лучше к Крутько пойдем — у меня весь вечер Светлана из головы не выходит. Зови полового [7], как ты ему пальцами щелкаешь?

— Гарсон! — опять позвал Головин, но на его зов поспешно подошел совсем другой человек.

— Извиняйте, господа, небольшая неприятность: у официанта что-то с сердцем случилось… Я в момент посчитаю, не задержу вас! — его карандаш проворно забегал по бумаге.

Федор посмотрел на товарища.

— Ладно! — сдался тот и предложил: — Я могу посмотреть вашего больного, как, можно сказать, практикующий студент…

— Сделайте милость! — расплылся тот в улыбке. — Я — позвольте представиться — администратор этой ресторации. Мне всякие болезни на работе вовсе ни к чему! И чтобы наши посетители не думали, что их больные люди обслуживают… Но раз господа сами врачи, они понимают… — он торопливо семенил рядом. — А за лечение нашего человека я с вас за ужин денег не возьму! На здоровье, как говорится, за счет нашего заведения…

Обслуживавший их официант-агент лежал на полу и громко стонал:

— Сердце! Сердце!

Кто-то подложил ему под голову пальто и расстегнул рубаху, из-под которой виднелось мокрое полотенце.

— Экий ты, братец, нервный! — склонился над больным Ян и удивился про себя: он невольно копировал сейчас своего учителя Подорожанского. — Внушил себе Бог знает что, вот и мерещатся всякие ужасы… Это пройдет! Успокойся! Видишь, сердце уже не болит.

Он сунул в рот больному таблетку глюкозы — надо же было изобразить хоть какое-то лечение, и приказал окружавшим его работникам: — Положите его куда-нибудь, пусть полчасика полежит. А потом работать! Нечего даром хлеб есть! Правда, хозяин?

Администратор угодливо захихикал.

— Приятно чувствовать себя чародеем? — поинтересовался Головин, когда они наконец вышли из ресторана.

— Я привык, — беззаботно ответил Ян, — потому что лечить людей — моя работа… Независимо от того, хорошие они или плохие.

Когда они постучали в дверь квартиры Крутько, глухой и оттого неузнаваемый голос хозяина спросил:

— Кто там?

— Да ты что, Николай, от друзей закрываться стал? Это же Ян!

На двери лязгнули запоры.

— Ты чего вдруг надумал запираться? Всегда со Светкой двери распахнутыми держали! Сам же говорил: "А кого нам бояться в собственной стране?!"

— Я и сам так думал, да передумал, обстоятельства заставили… А кто это с тобой?

Он вгляделся в гостя.

— Подожди, не говори, я, кажется, и сам узнаю… Головин Федор…

— Просто Федор!

— Это мой старый знакомый, ещё с прикарпатских мест! Я ему так обрадовался, что решил и с вами его познакомить, а тут такая крепость!

— Заходите, товарищи! — Крутько посторонился, пропустил их и опять закрыл дверь на задвижку. — У нас тут, Янек, такое… Чего мне бояться, а вот Светаша… Боится, даже спать не может: вздрагивает, прислушивается и спрашивает: "Это они?" Кто — они? Я говорю: "Нет там никого", а она: "Закрой двери на засов!" Пришлось засов на базаре купить и поставить. Он так громко лязгает! Хотел было его маслом смазать, так, оказывается, её этот лязг успокаивает…

— Где она? — спросил Ян.

— Лежит в постели. Как только её отпустили, пришла — и сразу в ванную. Долго мылась: я даже забеспокоился, не случилось ли беды с нею? Чего греха таить, черная мысль в голову закралась, верите ли, двери стал ломать. А она вышла, с виду такая спокойная, в постель забралась и больше не встает. Я уж и бром ей давал, — Николай понизил голос, — и даже морфий — ничего не помогает! Как закаменела…

Он всхлипнул.

— Да что ты, Коля! — обнял его Ян; этот большой мужественный человек, который всегда восхищал его своей силой и выдержкой, вдруг в один момент сдал, видя изломанной и опустошенной свою юную жену…

— Извините меня! — он взял себя в руки и теперь говорил подчеркнуто спокойным тоном. — Верите ли, я — горячо преданный революции человек, все сделавший ради её победы — вдруг засомневался в правильности своего выбора: стоит ли моей жизни, сил и преданности государство, которое так безжалостно обращается со своими гражданами?

Они прошли за ширму, где на кровати лежала Светлана. В ногах у неё сидел печальный Ванька.

— Коля, — он поднял на Крутько грустные глаза, — вона ничого нэ каже, мовчыть и всэ…

Крутько долгим взглядом посмотрел на жену.

— Светлана, к тебе пришли.

Молодая женщина пошевелилась.

— А-а, братик, — медленно произнесла она, взмахнув ресницами. — Я тебя вспоминала…

— Чего это ты разлеглась? — Ян грубовато-нежно похлопал её по руке. — А кто меня учил не сдаваться? Идти до конца? "Рука бойца колоть устала"?

По её лицу пробежала тень улыбки.

— Молодец, помнишь еще… Захворала твоя учителка, Янек!

— И что у тебя болит?

— Душа, братику, душа… Или что там есть у людей возле сердца?.. Ты не один?