Газета День Литературы - Газета День Литературы # 109 (2005 9)

• Название: Газета День Литературы # 109 (2005 9)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Зато хороши автобиографические фрагменты. Изнанка утраченного времени высвечивается в них рельефно и правдиво, показывается поэтапно превращение неуёмного авангардиста в консерватора и хранителя национальных традиций. Этим путем прошло немало людей, немало литераторов, в том числе и героев бондаренковской книги.

Впрочем, она ведь тоже не подведение итогов, разве что предварительных. Поскольку писалась она 4-5 лет, в ближайшее время видимо стоит ожидать дополненное издание.

Хотелось бы увидеть в таковом очерки о Новелле Матвеевой и Геннадии Русакове, Николае Глазкове и Веронике Тушновой, Викторе Сосноре и Александре Кушнере, список можно продлевать; наконец, о провинциальных поэтах, не ограничиваясь представителями двух столиц.

И еще, четыре последних героя — Лимонов (1943), Губанов (1946–1983), Тальков (1956-1991) и Рыжий (1974–2001) — взяты из совсем других поколений. Наверное, после детей 1937, детей войны стоит ожидать анализ творчества детей Победы. Сам критик — один из них, и досконально знает проблемы своего поколения. Не раз он обмолвился, что задумал книгу "Время одиночек". Автору видней, но дети Победы (условно: 1945–1955) — тоже поколение. Может быть, затоптанное (в своем издательском раже все-таки более прикормленными властью и Западом шестидесятниками), просмотренное, отжатое и отторгнутое, наконец, недовыявленное и недоизданное. Вот ведь и губановские тексты только-только выходят к читателю. Словом, есть чего ожидать.

Люди-мифы должны выйти на передний план, оттеснив окончательно "переползавших из эпохи в эпоху шестидесятников — людей без мифов", став очередным символом непреходящего романтизма и веры, прежде всего, в свою родину, в Россию, в возрождение русского народа.

Без поэтов, без настоящей поэзии этого не случится.

Геннадий Ступин ЭТИ

Эти вечно бесправные и несвободные,

Вечные вечно бунтующие рабы.

Эти всесветные и безродные,

Без времени, места и судьбы.

Не знающие права любви и самозабвения,

А только право "хочу" и "я".

Не ведающие веры и смирения,

А только гордыню и сомнения,

Пожирающие всё и вся.

Не имеющие в этой земле

Отчих могил и корней.

И пути во свете и мгле,

Среди прочих племён и людей.

Горе народу,

Приютившему, вскормившему

И пустившему их к власти!

Они снова и снова

Заявляют свои права

На свои свободу и счастье.

Свободу и счастье раба —

Бунтовать.

Заявляют свои права

На весь мир и на всех людей,

На все века, и земли, и судьбы,

Потому что у них нет ничего своего

И никогда не бывать.

И снова и снова

Они лишают меня моего права

Любить и верить

И служить.

И свободы — жертвовать собой

Своей родине, роду, народу.

И жить,

Смиренно и верно

Возделывая в меру своих сил и талантов

Поле отцов безмерное.

Идти их путём среди людей и племён

На этой земле

И в согласии с ходом времён.

Они своим хаем и воплями,

Толпами и хождениями,

Грамотами и прошениями,

Газетами и листовками,

Воровскими пулями и ножами

Лишили меня покоя души

И мысли мои смешали.

Выбили из моих рук

Серп и молот, кисть и перо,

Скальпель и мастерок.

И в смятенье и тревоге,

В горе и гневе

Пустые мои руки,

Хватая лишь ветерок,

Ищут тяжесть себе в упор

И не знают чего взять —

Камень ли, палку,

Ружьё ли, топор.

Лишь этого они просят и требуют,

Лишь этого они заслуживают.

Ибо только это

Снова и снова даёт им право

Оставаться собой

И быть вечно бесправными и несвободными,

Вечными вечно бунтующими рабами,

И заявлять свои права

На свою свободу —

Свободу раба —

Бунтовать.

И на весь мир и на всех людей,

На все века, и земли, и судьбы.

Чему никогда не бывать.

Потому что Богом они лишены

Времени и пути и страны

Навечно.

За Иудин грех нелюдимый.

И только вечный раб

Вечно хочет быть господином.

Владимир Бондаренко ЭЛЕГИЧЕСКОЕ ПРОСТОДУШИЕ КОЛИ ДМИТРИЕВА

Так и уходят мои сверстники из жизни: один за другим. Анатолий Афанасьев, Вячеслав Дёгтев, Геннадий Касмынин, Петр Паламарчук, Евгений Лебедев, Николай Дмитриев… Лучшие из лучших, талантливейшие из талантливейших. Коля Дмитриев весь был — озарение нашего поколения. Он всем нам доказал, что можно в любые времена писать свободно и обо всем, что тревожит душу. Доказал в свои двадцать с небольшим лет, выпустив еще в 1975 году первую книгу "Я — от мира сего", а вскоре став и лауреатом третьей по значимости литературной государственной премии России. Без всяких "паровозиков" и прочих литературных ремесленнических приспособлений. Он и был — от мира сего, до кончика своих пальцев, до последней своей строчки. Не менялся ни во времени, ни в славе своей, ни в привязанностях. Став первой юной советской поэтической звездой семидесятых годов ещё в двадцать два года, он отвернулся от своей звездной славы, будто её и не было, будто премии в то время давали запросто всем талантливым и юным поэтам и писателям. Вот уж кто никогда не походил ни внешне, ни внутренне на некоего писательского лауреата. Да и уважение старших, от Николая Старшинова до Юрия Кузнецова, он завоевал не поведением своим, не литературными доспехами, а единственно — стихами.

Родился зимой 1953 года, на Николу, в Подмосковье, в Рузском районе, закончил школу, институт, работал учителем литературы в Балашихе. И к пятидесяти годам выпустил восемь поэтических книг. С зимним Николой и прожил всю свою жизнь, с ним и умер, слегка пережив свое пятидесятилетие.

Напомню: я — зимний Никола,

Полжизни стихи бормочу.

Толкаю судьбы своей коло,

По замяти коло качу.

Не шибко счастливое коло.

Да разве другое найти!

Ну вот и старайся, Никола,

Стихи бормочи и — кати!

Вот и бормотал назло всем недругам и завистникам свои лучшие земные стихи в далеко не самое поэтическое время. Мне кажется, он писал свои лучшие стихи и в двадцать, и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. У него не было срывов и провалов, его лирическая одержимость всегда была органична и проста. Вдали от литературных свар, свой среди своих, поэт из своего народа, он не любил похвальбу в свой адрес. Впрочем, о нём много и не писали. Хотя признавали его самые разные поэты. И левые, и правые. Когда-то, когда ему ещё было двадцать два года, в предисловии к первой книжке "Я — от мира сего", вышедшей в издательстве "Молодая гвардия" в серии "Молодые голоса", Римма Казакова писала: "Стихи Дмитриева… напоминают неброский пейзаж средней полосы России. Эти ситцевые, чуть выгоревшие на солнце краски не поражают воображения, но в лицо этих холмов, то заплаканное, то улыбающееся, можно смотреть всю жизнь". Сказано по-женски красиво, но неточно. Поэзия Николая Дмитриева всегда была образна, неожиданна и выразительна. И могла поразить воображение, как поражают воображение изысканные наличники на деревенских окнах, коньки на избах, цветастые платки. Как поражает воображение всего мира русский танец и русская песня. Несомненно, в своих поэтических истоках, Николай Дмитриев фольклорен, но это не стилизованная книжная фольклорность, и даже не клюевская сказовая образность. Это язык той же улицы и того же поселка, где жил и трудился Николай Дмитриев. Он — сколок своего времени, пятидесятых годов ХХ века. Вот и фольклор его как бы замыкал весь русский национальный фольклор, был последним его живым проявлением в письменной литературе.