Антон Деникин - Офицеры

• Название: Офицеры
• Автор: Антон Деникин
• Издательство: Айрис-пресс
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5–8112–1411–1

Сборник включает никогда ранее не издававшиеся в России книги генерала А. И. Деникина, написанные им уже в эмиграции. Сборник рассказов «Офицеры» (Париж, 1928) повествует о драматичных судьбах белых офицеров, прошедших мясорубку Гражданской войны и выброшенных за пределы своей родины, но не сломленных духом и готовых сражаться за ее свободу до конца.

---

Оказалось, что ему лично покупать ничего не нужно было. Заехали в большой русский гастрономический магазин, где Кароев набрал целую гору закусок, водки, вина — к именинам. Анна Петровна удерживала его, раскраснелась даже от волнения, обратив на себя внимание приказчиков и покупателей. Удалось отказаться только от шампанского.

— Ни за что! Теперь одни лишь большевики могут позволять себе такую роскошь.

Приказчик почтительно ухмыльнулся:

— Не скажите. И из беженцев многие одобряют… Чувствовалось почему-то, что эта профессиональная улыбка, это «одобряют» — все деланное, актерское, пришедшее вместе с социальным превращением, прилавком и приказчичьим халатом. Новая «форма одежды»…

Рассчитываясь у кассы, Кароев наводил вполголоса какие-то справки. Сказал адрес ждавшему их шоферу. Когда остановились, вынес Манечку из автомобиля. Вошли в большой ортопедический магазин. Анна Петровна замерла, боясь поверить своим предположениям, стесняясь спросить. И только когда Кароев обратился к Манечке: «Ну, теперь рассказывай по-французски, какие такие тебе нужны «стальные сапожки», — она отвернулась и, торопливо порывшись в сумке, достала платок и поднесла его к лицу…

Дома Анну Петровну ждала еще одна маленькая радость. Хозяйка передала ей посылку — большую шляпную картонку, зашитую в коленкор и носившую следы далекого пути и вскрытую: мама прислала из Полтавы кулич — настоящий русский, желтый, сдобный. Кулич разломался в дороге и зачерствел, но это не беда. Главное — оттуда, из дому, из теста, замешанного дорогими старушечьими руками, словно впитавшего в себя воздух родных мест, любовь и тоску…

Анна Петровна думала о том, что сегодняшние именины одни из самых счастливых в ее жизни. Было радостно, и хотелось плакать.

Хозяйка заплатила за посылку пошлины 10 франков, надо было вернуть. В сумке подходящих монет не оказалось, и она, став на стул, достала том Пушкина. Перелестав от начала до конца и еще раз, была поражена и испугана, найдя вместо четырехсот франков только пятнадцать…

Вечером, когда проснулся муж, оба смеялись долго над «тайной его преступления»…

* * *

Манечку «подкинули» на ночь соседке. Двуспальную кровать с трудом разобрали и вынесли по частям в коридор. Посуду собрали понемногу от соседей. Стулья и лишний стол дала хозяйка, которой подарили большую коробку консервов из русского магазина и которая, вообще, последнее время стала немного любезнее. Она сама носила им стулья — больше из любопытства, впрочем, и, вернувшись к себе, говорила дочери:

— Какой странный народ, эти русские! Совсем не умеют жить: бедствуют, голодают, ни одной рубашки без заплат, а в один день прокутить месячное жалованье — это им нипочем! Зайди посмотри, что там делается. Спроси для виду — не нужно ли чего-нибудь из посуды.

Гости начали собираться около восьми. Пришел «Калниц» и три однополчанина Кароева с женами; полковник Нарочкин; одноногий инвалид; капитан Кубин, ухитрившийся стать распорядителем торгового акционерного общества и среди своих носящий кличку «спекулянта», — он принес имениннице букет золотистых хризантем: не молодой уже человек, которого все звали просто «поручиком»… Словом, комната была полна, почти целиком занятая большим столом с грудой закусок и бутылок и сидящими вокруг него людьми.

Когда вошел генерал, все офицеры поднялись — по-старому… — Генерал был один, без жены — ей неловко было показаться у Кароевых, после тогдашнего хлопанья дверьми… Принес в кармане 50 франков — другие 50 успели проесть. Но, увидев обилие закусок, решил, что Кароев разбогател и можно повременить с отдачей… И тут же мысленно обозвал себя «подлецом».

Калниц внимательно присматривался ко входящим. Один из «заводских», скромный, добродушный человек, старался занять одинокого соседа и вводил его в курс общих интересов и непонятных для него ситуаций. Калница заинтересовал чин «поручика», явно не соответствовавший возрасту офицера.

— Собственно, он капитан, а почему его так зовут — пусть сам скажет.

Поручик услыхал разговор, повернулся к ним и без улыбки, чеканя слова, сказал:

— Произведен в поручики Высочайшим приказом в декабре шестнадцатого. Прочие чины — не в счет.

Решили, не дожидаясь запоздавших, приступить к закуске. Поручик, налив водки, встал и, вытянув левую руку по шву, правой быстро опрокинул в рот рюмку; сел.

— Это, собственно, что» обозначает?

— Подражание хорошему японскому обычаю: первый молчаливый тост — громко ведь не всегда уместно — за здоровье Его Императорского Величества.

— Кого?

— Законного Российского Императора.

Сидевшая напротив молодая дама, по моде стриженная, по моде подкрашенная, засмеялась.

— Ах, поручик, вы одержимый!..

— Никак нет: верноподданный.

— Господа, бросьте, а то опять он начнет…

— За здоровье дорогой именинницы!

— Ур-р-а-а-а!..

— Тише! Господа, что вы! Не забывайте — за стеной свирепая хозяйка.

Разговор быстро оживился. Он шел по группам и касался, главным образом, житейских будней. Дамы беседовали между собой. Анна Петровна продемонстрировала Манечкины «стальные сапожки» и пожаловалась на неудачу с прожженным платьем. Другая дама — постарше, худая и желчная, уверяла, что предпочитает работать на какую угодно французскую певичку, чем на своих русских «буржуев».

— Вчера, представьте себе, примеряла платье этой Шуйкиной — мы знаем откуда у них средства… Так шесть раз пришлось то укорачивать, то удлинять подол. Прямо для издевательства! Полчаса ползала перед ней по полу…

Молодая красивая дама с очень усталым лицом, рассказывала, что теперь стало немного легче. Но последние четыре месяца, когда сократили производство на заводе, где работает ее муж, пришлось ей заняться поденщиной. И вот какие оригинальные бывают положения: поступила к… персидской принцессе — тоже ведь политическая эмигрантка, свергнутой династии. Вся квартира обставлена в восточном вкусе, пропитана нежными ароматами, убрана цветами, коврами, подушками. Словом — экзотика. Гостей принимает много и пышно. И случайно оказалось — умеет говорить по-русски. Хотя с акцентом, но довольно свободно…

Вмешался Нарочкин:

— Эх, знаете, подозрительная ваша принцесса…

Говорили о том, что квартиры как будто стали дешеветь, а провизия, несмотря на стабилизацию франка, все дороже и дороже.

«Заводские», бывшие на разном расчете, спорили о преимуществах сдельной платы перед фиксом. Генерал объяснял Калницу несовершенство французских законов об охране труда.

И опять говорили о ценах, о дороговизне, о трудности найти работу…

— Господа, это прямо удивительно, — покрыл общий гул своим голосом полковник Нарочкин. — Ну мыслимое ли дело, чтобы когда-нибудь в доброе старое время на именинном пироге, в обществе генералов, полковников и милых дам шел разговор о ценах на подметки и брюки, о «гоюнжерах», поденщине и прочем…

— Стойте, дорогой, — перебил генерал, с явным удовольствием дожевывая кусок кулебяки. — Не считаетесь с фактом борьбы за существование и с социальным законом: род занятий определяет склад понятий, и — я бы сделал вольную прибавку — и характер разговоров. Мы, здесь присутствующие — в двойственной ипостаси: с одной стороны — полковники, интеллигенты, с другой — manoeuvres specialises; с одной стороны — полковницы, бывшие институтки, с другой — femmes de menage. Вот и получилась мешанина — смею думать, не в урон нам перед лицом потомственного пролетариата. И не у одних нас — беженцев — такое положение. Если судить по газетам, так и в Австрии, в Венгрии, отчасти в Германии… Да и повсюду — кризис интеллигенции, особенно жестокий в побежденных странах. Скольких он выбросил на улицу! Вот и заговорили о цене на хлеб и подметки… Только у нас жила оказалась крепче. Впряглись, кряхтим, но везем без отказу. А вы посмотрите, какая масса самоубийств в Будапеште, например, или в Вене… Так-то! С другой стороны — что далеко ходить за примером… И среди нас есть такие, которым чужды наши разговорчики. Вот хоть бы «спекулянт» наш… Скажите, дорогой, по совести, вы знаете, сколько стоит фунт мороженого мяса?

Кубин улыбнулся.

— Никак нет, ваше превосходительство, не интересуемся.

— А чем вы «интересуетесь»?

— В данное время одной вновь изобретенной эссенцией для моторов и только en gros.

— А раньше?

— О, очень многим: балканскими яйцами для Франции и пухом для Швейцарии; латвийским и польским картофелем для Бельгии; английскими послевоенными «стоками» для Венгрии; венгерским тряпьем для Германии; немецкой маркой и французским франком в период инфляции — всем понемногу.

На лице соседа Калница выразилось явное восхищение.

— А ведь без копейки начал. Голова!

— Но, кажется, вы немного погорели на деле Троицкого? — не без яду спросил Нарочкин.