Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея

• Название: Резня в ночь на святого Варфоломея
• Автор: Филипп Эрланже
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0113-8

Варфоломеевская ночь — кульминационная точка жестокой войны между католиками и гугенотами, момент истины, в котором каждый человек, будучи гражданином Франции, должен был встать на сторону убийц или примкнуть к их жертвам. Потоки крови, захлестнувшие улицы Парижа, разделили всю страну на долгое время на два непримиримых лагеря, каждый из которых считал себя правым. В ту ночь решалась судьба государства, избравшего, в конечном счете, путь насилия и нетерпимости. Книга Филиппа Эрланже рисует трагическую картину этого события, анализируя по часам «черную ночь» в истории Франции, ставшей своеобразным предупреждением потомкам, которые пытаются разрешить вопросы веры с помощью меча.

---

К несчастью, фундаментальные разногласия между госпожой Медичи и Габсбургом не стали достоянием публики в течение нескольких столетий. Нужды международной политики, опасное балансирование между Лондоном и Мадридом не позволяли Екатерине об этом объявить. К тому же испытания королевы-Золушки привели ее к некоей спонтанной скрытности. «Для нее стало почти невозможным выглядеть лояльной даже когда она была искренна. Вынужденная постоянно желать, чтобы ее не раскусили, она и не добивалась того, чтобы ее поняли».39

Кальвинисты верили в ее злую волю, в заговор. Распространились слухи, что речь шла о том, чтобы их перерезать. И это в тот самый миг, когда папа страстно осудил королеву как потакающую им! Прекрасные Муленские ордонансы — демонстративное примирение, к которому побудили Колиньи и Гизов, так и не дали результата.

Прежде всего поднялись Нидерланды, испанское владение. Герцог Альба, который получил приказ восстановить порядок и возглавил мощную армию, попросил пропустить его через Францию. Королева отказалась, насмехаясь над заявлениями в дружбе этого свирепого вельможи. «Подумать только, — писала она, — когда мы так добивались его расположения в Байонне, он держался столь холодно, что, как мне подумалось, он никогда ничего не способен пожелать».

Между двумя странами обнаружились трения, угроза войны представлялась явной, и Конде попросил назначить его командующим. Екатерина, хотевшая сохранить мир, с крайним неудовольствием приняла это предложение. Принц, до крайности воодушевленный, стал помышлять с этого момента о новых военных подвигах. Адмирал ничуть не рвался в бой. Позже имели место дебаты между поборниками двух мнений. Конде, с самого начала поставленный в нелегкое положение, встретился с Колиньи, где тот не преминул назвать безмозглыми бретерами всех слишком нетерпеливых. Альба арестовал в Брюсселе графов Горна и Эгмонта. Эта акция произвела впечатление первого акта спектакля, задуманного в Байонне зятем и его тещей. Под угрозой истребления кальвинистам надлежало последовать примеру своих голландских единоверцев. Тревожные слухи умело распространялись, и людская масса слепо ринулась в ловушку, расставленную ее честолюбивыми вождями.

Двор, ничего не подозревая, развлекался в замке Монсо. В сентябре 1567 г. Екатерина снискала наивные аплодисменты за то, что избежала войны и сохранила мир в королевстве. Все еще взволнованная недавними столкновениями с Филиппом II, она не жалела сил, чтобы управиться с протестантами. 24 сентября она еще писала, что необходимо строго соблюдать Амбуазский мир. Наутро ей сообщили, что солдаты Конде решили захватить короля. Безумие этого предприятия представлялось столь колоссальным, ошибка столь чудовищной, что сперва ни королева, ни канцлер не поверили своим ушам. Тем не менее двор благоразумно счел нужным укрыться за стенами замка Мо. 26 октября Екатерина, неисправимая оптимистка, все-таки встревожилась: адмирал засел в Шатийон-сюр-Луэне. 28-го гугеноты захватили 50 населенных пунктов, а Конде сосредоточил большие конные силы вокруг замка Мо. Но еще до того явились шесть тысяч швейцарских наемников. Двор окружил себя их пиками и немедленно направился в Париж. Между Ланье и Шеллем появились кавалеристы Конде; они безуспешно гарцевали вокруг железного каре, в то время как разъяренный Карл IX жаждал лично их атаковать. Подойдя на некоторое расстояние к столице, швейцарцы растянулись вдоль дороги несокрушимым барьером, и под их защитой королевское семейство смогло влететь в Париж на полном скаку. Протестантский заговор не удался.

Последствия оказались нешуточными. Ни Екатерина, вновь «ошеломленная», ни молодой король так и не простили гугенотам, что те заставили их «мчаться не чуя ног». Канцлер де Лопиталь утратил свое благотворное влияние.

— Это вы, — бросила ему королева, — вы своими красивыми словами о терпимости и справедливости довели нас до такого!

29 сентября в день Св. Михаила протестанты Нима бросили пятьдесят католиков на дно колодца. В ряде других городов также имели место погромы. Впоследствии это назвали Мишелиадой.

Возобновилась безжалостная война. Протестанты дерзко атаковали Париж. Монморанси, после того как отбросил их к Сен-Дени, был убит на поле боя.

— Я вдвойне в долгу перед Небесами, — сказала Екатерина, обо всем узнав, — во-первых, за то, что коннетабль отомстил за короля его врагам, а во-вторых, за то, что враги короля покончили с его коннетаблем.

Мир, подписанный в Лонжюмо «наспех, как попало» (март 1568), едва ли тянул хотя бы на перемирие. Католики продолжали охоту на гугенотов, протестанты отказались покинуть свои крепости, в особенности Ла-Рошель. Этот огромный порт укрывал флот корсаров, которые содержали себя за счет грабежа галионов Филиппа II. Вильгельм Оранский и его брат граф Людовик Нассау, вожди нидерландских повстанцев, получили в силу благосклонности своих единоверцев базы для действий на море и сколько угодно добровольцев. Королева, испытывавшая постоянный страх перед иностранным вторжением, грозила страшными карами тем, кто теперь дерзнул бы втянуть Францию в конфликт с Испанией.

* * *

1568 г. отмечен решающим поворотом. В то время как католики по побуждению папы Пия V и иезуитов трудились, дабы основательно исправить свою Церковь, Екатерина Медичи стала решительной противницей протестантов. После восьми лет попыток управиться с ними, найти в них опору против испанско-гизовской партии, она сделала вывод, исходя единственно из политической целесообразности, об их слабости и отсутствии в них национального духа. Если так, рассуждала она, лучше вернуться к политике Генриха II и доверить своему старшему сыну роль защитника веры. Символом того, что с прошлым покончено, было то, что Лопиталя отправили в отставку. Следом за кардиналом Лотарингским, в Королевский Совет вошли итальянцы: Бираг, Гбнди, Гонзаго-Невер, преданные слуги госпожи Медичи, но досадно приверженные к вероломным и коварным способам действий, обычных для князей их малой родины.

Достопамятное заседание Совета (1 мая 1568) закончилось поражением последних поборников умеренности. Отныне религия станет вдохновлять на борьбу, сопоставимую с враждой гвельфов и гибеллинов, а монархия идентифицируется с одним из лагерей. Отвратительное начинание быстро утвердилось в свете нового порядка вещей. Дойдя до крайности, вроде той, которую она не простила гугенотам, Екатерина пожелала захватить Конде и Колиньи, засевших тогда вместе в замке Нуайе. Однако Таванн, которому поручили операцию, чтил рыцарский кодекс чести. Он дал вождям протестантов возможность вовремя бежать, после чего с умиротворенной душой отдал на разграбление покинутый замок.

И вновь немедля вспыхнуло «горнило ярости». Повсюду поднялись гугеноты, призывая в свои ряды ветеранов Итальянских войн и вступив в союз с Вильгельмом Оранским и немецкими князьями. Побережью угрожал английский флот. И война заново развернула цепь грабежей, преступлений и ужасов.

Новый эдикт запретил реформированный культ, предписал пасторам покинуть королевство. Он лишь подтвердил отставку Лопиталя и новые настроения королевы. Однако флорентийка не намеревалась предоставить все выгоды нового положения дому Гизов и их главе, молодому герцогу Генриху. Многочисленная клиентела Лотарингцев требовала для этого юнца командования армией, в надежде, что он добудет себе славу, подобную отцовской, и станет католическим героем. Но этого ореола Екатерина не желала ни для кого, кроме своего любимого сына. Генрих, герцог Анжуйский, которого называли Месье, стал в восемнадцать лет главным наместником королевства и главнокомандующим армии. Его матушка исступленно пеклась об его успехах, предписывая ему, как себя вести в своих ежедневных посланиях, а в трудные периоды лично являясь в его штаб-квартиру. Лучшей услугой, которую она ему оказала, стала опека Таванна.

Силы двух партий, умноженные за счет многочисленных наемников, мало чем отличались друг от друга. Они пустились в долгую заварушку, не брезгуя грабежами и чудовищными пытками мирных жителей, попадавшихся им на пути. Первое значительное столкновение имело место при Жарнаке. Здесь Таванн разбил протестантов. Оно не привело бы к существенным последствиям, если бы Конде, рухнувший с коня, не был умерщвлен, а герцог Анжуйский не проявил бы свою доблесть (13 марта 1569).

Отдавая дань уважения мифу о королевской крови, за которую войска платили такую цену, Жанна д'Альбре, королева Наварры, и принцесса Конде привезли своих юных сыновей в гугенотский лагерь. В сущности, адмирал остался единственным главой протестантской партии.

В другом лагере мощная пропаганда представляла Месье как надежду и главного бойца за дело католицизма. За несколько месяцев юный принц сумел приобрести военный опыт, который позволил ему затем снискать честь победы при Монконтуре. Эта ужасная баталия — стремительная, горячая, мудро проведенная, произошла 3 октября 1569 г.