Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея

• Название: Резня в ночь на святого Варфоломея
• Автор: Филипп Эрланже
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0113-8

Варфоломеевская ночь — кульминационная точка жестокой войны между католиками и гугенотами, момент истины, в котором каждый человек, будучи гражданином Франции, должен был встать на сторону убийц или примкнуть к их жертвам. Потоки крови, захлестнувшие улицы Парижа, разделили всю страну на долгое время на два непримиримых лагеря, каждый из которых считал себя правым. В ту ночь решалась судьба государства, избравшего, в конечном счете, путь насилия и нетерпимости. Книга Филиппа Эрланже рисует трагическую картину этого события, анализируя по часам «черную ночь» в истории Франции, ставшей своеобразным предупреждением потомкам, которые пытаются разрешить вопросы веры с помощью меча.

---

Имело место и другое. Они осознавали, что своим положением они не обязаны никому и ничему кроме себя; стало быть, «любое посредничество или заступничество их раздражало, уязвляло одновременно их гордость и чувство ответственности. То была гордость торговцев, встречающихся лицом к лицу, человек с человеком. Провозгласив, что лишь вера оправдывает, Реформация вызвала у них новое и глубокое удовлетворение».25

А затем Кальвин отверг тезис отцов Церкви, по которому «великая добродетель в добровольной бедности»; он оправдал взимание процентов, прежде считавшихся грязным обычаем, присущим только евреям; он заявил, что «это особая милость Божия, когда нам дано оценить и выбрать то, что для нас выгодно». Высшая деловая буржуазия, банкиры, среди которых оказалось немало итальянцев, осталась тем не менее привержена католицизму. Реформация прежде всего утвердилась в низших слоях буржуазного класса: среди коммерсантов, аптекарей, медиков, адвокатов, нотариусов, прокуроров. Осуждения 1559 г. смешали мелкую буржуазию с ремесленниками; торговцев, ювелиров, галантерейщиков со слесарями, сапожниками. Коробейника сжигали рядом со студентом.

К 1555 г. обнаружилась важная перемена. Высшая судебная инстанция, главная опора правосудия, Парижский Парламент, больше не был надежен. После тридцати пяти лет непримиримого отношения к ереси он дозволил ей проникнуть в его стены. Причины столь поразительного развития событий многочисленны и сложны. Вспомним о гуманизме, распространившемся среди этого утонченнейше образованного класса, и ту надменную независимую позицию, которую демонстрировали магистраты лицом к лицу с монархией. Безжалостный при Франциске I, покровителе новых веяний, Парламент в пику фанатизму Генриха II стал проявлять понимание.

Почти в то же время дали о себе знать другие симптомы, столь же тревожные для церкви, сколь и для короны. Многочисленные немецкие и швейцарские наемники-капитаны распространяли протестантизм среди солдат. И внезапно аристократия в свою очередь поддалась заразе. Генрих II с ужасом узнал, что находящийся в плену Колиньи больше не слушает мессу, что его брат Дандело тоже «зачумлен». После бурной сцены он велел арестовать этого блистательного командира, затем помиловал после некоторых признаков раскаяния. Папа в негодовании писал ему: «Это заблуждение считать, что еретик никогда не вернется к ереси; здесь всего лишь явлено притворство, и это зло, против которого нет средства, кроме огня». Тщетно король старался ничего не видеть. Среди женщин, застигнутых на улице Сен-Жак, оказались г-жа де Рантиньи, г-жа де Лонжюмо, г-жа де Ла Ферьер, г-жа де Ла Ривьер, г-жа де Сент-Йон, г-жа де Вильер. Ересь проникла в окружение короля, увлекла Роганов, Крюссолей, Субиз-Партене, и скольких еще!

Като-Камбрезийский мир усугубил ситуацию. Множество дворян обнаружили, что они разорены, когда покинули армию. Из опустошенной казны им больше не поступало жалованья. Цена на пшеницу, которая лежала в основе их благосостояния, не соответствовала общему росту цен. Их феодальные права, почти что фиксированные, равно обесценились. Приходилось — отвратительная крайняя мера! — продавать земли и замки буржуазии, чтобы поддержать привычный уровень жизни. Аристократия «чувствует, как почва уходит у нее из-под ног… Она видит, что исключена из экономической жизни в тот самый час, когда оживление обмена так глубоко модифицировало распределение богатств».26

Внезапно разразившаяся военная безработица, последовавшая за шестьюдесятью годами войны, вызвала столь же внезапный взрыв раздражения. Буавен де Виллар объясняет королю: «Франция, будучи от природы воинственной и беспокойной, потеряв эту прекрасную боевую школу в виде внешних войн, никогда не сохранит мира, если только не нацелить ее на что-либо и не задать направление ее доблести и добродетели. Его Величество знает лучше любого другого, что для француза нет большего врага, чем мир и благосостояние, которые приводят его в нетерпение, делают распущенным, склонным к дурным поступкам, жаждущим смут и презирающим свое достояние и покой во имя стремления к новому».

Аристократы, вставшие под протестантские знамена, привнесли то, чего новой вере не хватало: «мирскую руку», политическую и прежде всего военную защиту. Увы! Они принесли также свои нравы, свое неистовство, необузданность, алчность и личные ссоры.

Теперь Реформации недоставало только священного палладия, фетиша, способного в ту эпоху узаконить самый мятеж: королевской крови Франции. И это было достигнуто обращением Бурбонов, Наваррских и Конде, оскорбленных, когда они оказались без могущества, без влияния, без состояния, в отличие от купающихся в изобилии Гизов и Монморанси.

Отныне французское общество от основания и до вершины было, по современной терминологии, «подорвано» учениками Кальвина. «Секта» превратилась в сплоченную партию. Если верить докладу, который Колиньи в 1561 г. представил Екатерине Медичи, насчитывалось 2150 протестантских церквей, «охватывающих все провинции».

25 мая 1559 г. в Париже состоялся первый протестантский Синод под председательством пастора Франсуа Мореля. Вскоре рядом с духовными руководителями кальвинистов встали их политические вожди, их полководцы, их войска, их казна, их дипломатия.

Злоупотребления Римской Церкви, костность преподавателей-теологов, живущих в замкнутом мире, изобретение книгопечатания, распространения свободомыслия, взаимная нетерпимость, опустошения, вызванные бесчисленными войнами и вторжениями, чересчур поспешный мир, экономический кризис и гибельная налоговая политика, недостатки и слабости государя, доверившего свой скипетр горстке фаворитов и возвысившего одни семьи феодалов в противовес другим, все это способствовало тому, чтобы в самом централизованном королевстве Запада сложилось положение, еще недавно немыслимое. Еще никогда со времен Жанны д'Арк единство Франции не оказывалось настолько под угрозой.

4 Правительница Франции

В течение Рождественского и Пасхального постов 1559 г. проповедники гневными возгласами колебали стены церквей. Экзальтация, до которой они доводили толпу, доказывает, какое давление оказывалось на короля, прежде намеревавшегося вести либеральную политику. Раздавались вопли: «Смерть лютеранам!» Народ «искал жертвы для мщения наугад, жаждал убивать, и неважно кого. Один студент у церкви Св. Евстахия имел несчастье рассмеяться во время проповеди. Некая старуха заметила и указала на него. Он был убит в один миг».27 В марте жуткие сцены разыгрались в церкви Невинноубиенных младенцев. Там убивали не глядя, в частности одного дворянина-католика и одного каноника.

Париж в XVI веке

2 июня появился Экуанский эдикт, подлинное объявление войны, после которого протестантам не осталось иного выбора, кроме как между бегством и мятежом. Чтобы применить подобный закон, требовались магистраты, рвение которых не вызывало подозрений. Итак, Парламент не скрывал более своего снисходительного отношения к новым идеям. Президент Парламента Антуан Фюме вызвал аплодисменты, страстно критикуя Церковь. Он заключил, что требуется собор, дабы исправить заблуждения еретиков.

Генрих II, крайне взволнованный, велел Парламенту, дабы тот осуществлял внутреннюю цензуру, названную меркуриальной. Вследствие бурных дискуссий магистратов назревала потребность во вмешательстве. Король лично явился тогда в Парламент с коннетаблем и Гизами. Хранитель печати предложил советникам высказывать мнения. Но наивный властитель не добился желанного повиновения.

Не вызывающие подозрений католики (Сегье, Арле) страстно отстаивали прерогативы парламентариев, Клод Виоль и Луи дю Фор требовали созыва собора. Затем Анн дю Бург, недавно помиловавший четырех осужденных в Тулузе еретиков, произнес дерзкую речь, где бичевал развращенность известных прелатов (подразумевался кардинал Лотарингский) и взял под защиту протестантов: «Не виновны в оскорблении Величества те, кто упоминает короля в своих молитвах, кто желает восстановить Церковь, которая рушится. Или кто-то полагает, что это пустяк — осуждать людей, которые из пламени призывают Иисуса Христа? Результат моих изысканий таков, что доктрины лютеран подтверждены Писанием, в то время как папские основаны лишь на человеческих представлениях».

Дю Бург требовал созыва «доброго, святого и свободного собора». А пока он не состоялся, надлежит отсрочить казни верующих, «исключая анабаптистов, серветистов28 и прочих еретиков». Это ограничение, исходившее от мученика на вершине могущества, показывает, насколько тесны были тогда границы терпимости.

Король вне себя собственноручно вырвал из протокольной книги листы, на которых должны были быть изложены эти заявления. После чего приказал коннетаблю лично арестовать Дю Бурга и Дю Фора. Наутро Фюме, Дю Ферьер и некоторые другие также были заточены в Бастилию.