Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

• Название: Веселое горе — любовь.
• Автор: Марк Гроссман
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1966

Марку Соломоновичу Гроссману в 1967 году исполняется пятьдесят лет. Из них 35 лет отдано литературе.

Писатель прошел большой жизненный путь. За его спиной участие в Великой Отечественной войне, многие годы, прожитые за полярным кругом, в Средней Азии, в горах Урала и Кавказа.

Перед его глазами прошли многие человеческие судьбы; они и легли в основу таких книг, как «Птица-радость», «Сердце турмана», «Живи влюблен» и др. (а их более двадцати, изданных общим тиражом почти в миллион экземпляров у нас и за границей).

Сборник «Веселое горе — любовь» — это книга о любви и верности. О любви к Родине и женщине-матери, к любимой, родной природе, цветам и птицам — ко всему, чем живет человек нашего общества.

---

Молодые голуби побаивались трясуна. Он быстро гневался и не скупился на удары. И оттого даже взрослые птицы норовили отойти от него подальше, чтоб не попасть под уколы длинного злого клюва.

Заморыш, наоборот, почти вовсе не был заметен в шумной и пестрой компании голубей. Не выделяясь ни цветом, ни бойкостью, он, думалось, так и будет жить тихонько и бесславно за спиной остальных птиц.

И все же серый неказистый птенец обратил на себя мое внимание. Слабый и неустойчивый в воздухе, он, казалось, не хотел ни замечать своей слабости, ни мириться с нею. Всякий раз, когда стая уходила в небо, Заморыш упрямо, почти отчаянно срывался с крыши и, спотыкаясь в воздухе, гнался за голубями. Он прыгал в небо без малейших колебаний, как будто был отличным летуном, а не хилой птицей.

«У него упрямый характер, но к характеру нужны крылья, — думал я со смешанным чувством радости и огорчения. — А крылышки у Заморыша, пожалуй, никуда не годятся».

И вот однажды я очень удивился, вдруг увидев в своей стае чужого и все же чем-то знакомого голубя. Он ходил с табунком на большой высоте, иногда резко скользил вниз и так же круто забирал вверх, догоняя стаю. Славный летун!.. Он очень походил цветом и фигурой на Заморыша, но ведь тот хоть и смело, но слабо летал.

Впечатление, что я где-то встречал эту птицу, не покидало меня. Нет, это, право, не чужак. Залетная птица не будет вести себя так весело и смело на неродном кругу.

Кто же это?.. Не угадаю...

Голубь опустился на крышу вместе со стаей — и тут же слетел на перила балкона. Я даже присвистнул от удивления: передо мной спокойно сидел Заморыш.

Это была та же малокрасивая птица в грязновато-серой одежке, с голыми красными ногами и узким хвостом. И все-таки что-то сильно отличало ее от прежнего Заморыша. Что? Я никак не мог сначала обнаружить эту разницу.

Мимолетно кинув взгляд на голову птицы, я, кажется, понял, в чем дело. Из ярких, красновато-желтых глаз Заморыша почти совсем исчезло грустно-задумчивое выражение. Теперь в очах птицы можно было угадать ощущение нарождавшейся силы. И еще видел я там веселый, почти гордый, почти озорной блеск — голубь надежно узнал высоту, и она опьянила его хмельной синевой неба. Слабый, но упрямый Заморыш поверил в свои крылья.

Когда стая зашла в голубятню, я взял Заморыша с его полочки. Он сделал несколько угловатых движений, пытаясь вырваться из моей ладони, и засверкал глазами. Я почувствовал крепость этих движений и еще раз удивился: хилая птица сумела с завидной быстротой нажить себе мускулы.

Нет, он, конечно, не стал за этот срок ни силачом, ни красавцем. По-прежнему взгляды всех захожих голубятников притягивал к себе не скромный Заморыш, а важный и пестрый Бова Королевич. Ну, что ж — пусть трясун почти не летал со стаей, а только красовался на крыше, — все равно в его стройном теле была скрыта большая сила, доставшаяся ему в наследство от родителей. Те самые соседские девчонки, которые придумали Бове Королевичу имя, норовили только одного его подкормить вкусной коноплей. Это и понятно, — ведь красота нравится нам, если она беззлобна.

Однажды, перед тем как выпустить стаю на воздух, я услышал в голубятне резкий стук крыльев. Кто-то дрался.

Я открыл деревянную дверь и через вторую — сетчатую — взглянул на гнезда и полочки. Кто же это затеял ссору? Нет, ничего не видно. Старики кормили голубят, влюбленные пары помоложе пели друг другу нехитрые песенки, летные птенцы чистились потихоньку на своих полочках. Заморыш по-прежнему занимал дальнюю неудобную жердочку в темном углу, и мне показалось, что он чем-то взволнован. Но ничего тревожного я не заметил.

Уже хотел открыть загон, чтобы выпустить птиц, и снова услышал шум ссоры. Я быстро заглянул в голубятню.

Вон что! Силач Бова Королевич стоял против Заморыша и, резко выбрасывая крыло, старался ударить по голове серого голубенка. Избалованному и привыкшему к повиновению трясуну показалось мало своей жердочки, и он решил просто так, ради баловства, прогнать Заморыша с его места.

У голубей есть давний-давний, очень прочный закон. Как бы ни была беззащитна птица, никто не имеет права выгнать ее из родного гнезда или занять ее полочку. Даже самый сильный голубь, случайно попав на чужое место, старается поскорее выбраться из занятого другими жилья. Конечно, бывают в таких случаях и драки. Но незваный пришелец — пусть он силач и задира — все равно дерется в полсилы, будто понимает, что правда не на его стороне.

И вот Бова Королевич нарушил этот закон. Ни за что, ни про что он побил Заморыша да еще клюнул его в голову, чтоб неказистая серая птица знала, с кем имеет дело.

Заморыш явно сдавал. Защищаясь одним крылом, он все отходил и отходил к углу. Казалось, серый голубенок никогда не рискнет померяться силами с важным и крепким красавцем.

Трясун загнал своего противника к стене.

И вот тут-то случилось необычное. Упершись хвостом в доску и, видно, поняв, что дальше отступать некуда, Заморыш внезапно и резко выбросил крыло, и Бову Королевича, как веником, смело с жердочки.

Обозленный трясун тут же взлетел снова, и дробь ударов посыпалась на простую гонную птицу.

Уже вся стая взлетела на крышу, а Заморыш сидел на своей жердочке, мигал затекшим глазом и подергивал концами крыльев.

И все же, мне показалось, он был доволен. Знаете, почему? Потому что впервые узнал свою силу, увидев, как свалилась гордая птица от его удара. И я сказал неприметному серому голубю: «Не горюй, Заморыш, — битая посуда два века живет!».

Я думал: важный трясун, получив отпор, перестанет задирать владельца полочки. Но оказалось: плохо знаю Бову Королевича. В тот же вечер он снова очутился рядом с Заморышем, и все повторилось сначала.

Тогда я решил, что задира-трясун засиделся дома и ему надо немножко полетать, послужить голубиную службу. Я посадил Бову Королевича в садок, прикрепил этот сетчатый ящичек к багажнику велосипеда и отвез голубя на окраину города.

Вынув птицу из садка, сильно бросил ее в чистое летнее небо.

В чужом незнакомом месте голуби почти всегда набирают большую высоту, чтоб поосмотреться и выбрать верное направление к дому. Бова Королевич тоже поступил так. Но, уйдя под облака и увидев, что внизу все не свое, неведомое, он внезапно сложил крылья и камнем повалился на ближний дом.

Плюхнувшись на крышу, Королевич от страха и неизвестности открыл клюв и, часто дыша, спрятался за трубу. Я насобирал щепок и стал кидать ими в голубя. Трясун втянул голову в плечи и не двигался с места.

Потеряв надежду на возвращение птицы, я поехал домой.

Но, вернувшись к себе, пожалел голубя: «Все-таки не гонная, а декоративная птица, — думал я о молодом трясуне и тут же возражал себе: — Ну, и что ж — что не гонная? Только под синим небом, под легкими облачками, рассекая воздух грудью, добывает голубь силу и веру в себя. А иначе — не птица он...»

Вечером, придя с работы, я заглянул в голубятню. Полочка Бовы Королевича была пуста.

На следующее утро я посадил двух почтарей и Заморыша в садок и погнал велосипед на окраину города, туда, где накануне выпустил молодого трясуна.

Я и сам твердо не знал, зачем взял Заморыша. Может, мне хотелось поглядеть, как будет вести себя юный гонец. Не струсит ли, не растеряется, как растерялся его однокашник трясун?

Бова Королевич по-прежнему сидел возле трубы. Он зло потряхивал головой, и глаза его горели голодным блеском. Но он даже не подумал броситься в воздух, чтоб отыскать родной дом.

Я вынул из садка голубку и осторожно разжал ладонь. Красная почтовая птица свечой взмыла в воздух и пошла было по кругу. Но вдруг, точно опомнившись, она резко отвернула в сторону и быстро скрылась из глаз.

Обычно голуби, застрявшие где-нибудь на чужой крыше, услышав шум крыльев и увидев собрата, тут же поднимаются в небо. Бова Королевич, этот задавака и лентяй, только теснее прижался к трубе.

Тогда, кинув в трясуна щепкой, я выпустил в воздух старого почтаря. Бова Королевич не обратил внимания и на него.

Прежде чем освободить из садка Заморыша, я надолго задумался. «Трясун не полетел за почтарями, — соображал я, — значит, и Заморыш не пособит делу. А риск велик. Молодой серый голубь тоже может не найти свой дом. Это ведь первый его дальний полет...»

Пока я пытался спугнуть Бову Королевича с крыши и выпускал почтарей, вокруг меня собрались мальчишки. Они давали мне всякие советы, отчаянно жестикулируя и споря друг с другом.

Наконец, один из них сказал:

— Мы, знаешь, как сделаем? Мы вот как сделаем. Я залезу на крышу и спугну этого лодыря. А ты тогда кидай своего из садка. Ладно?..

Я согласился.

Мальчишки живо где-то добыли лестницу и вскоре очутились на крыше. Свистя и размахивая руками, они пошли к трубе, за которой прятался Бова Королевич. Трясун, вместо того чтобы взлететь, стал пятиться от мальчишек.