Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

• Название: Веселое горе — любовь.
• Автор: Марк Гроссман
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1966

Марку Соломоновичу Гроссману в 1967 году исполняется пятьдесят лет. Из них 35 лет отдано литературе.

Писатель прошел большой жизненный путь. За его спиной участие в Великой Отечественной войне, многие годы, прожитые за полярным кругом, в Средней Азии, в горах Урала и Кавказа.

Перед его глазами прошли многие человеческие судьбы; они и легли в основу таких книг, как «Птица-радость», «Сердце турмана», «Живи влюблен» и др. (а их более двадцати, изданных общим тиражом почти в миллион экземпляров у нас и за границей).

Сборник «Веселое горе — любовь» — это книга о любви и верности. О любви к Родине и женщине-матери, к любимой, родной природе, цветам и птицам — ко всему, чем живет человек нашего общества.

---

Он ушел и унес с собой Кирюху — буро-серого голубенка с красными ногами и коротким куриным хвостом.

Дядя Саша принадлежит к племени голубятников, для которых голуби — это и спорт, и отдых, и любовь, вместе взятые. Сколько я его знаю, у него ни разу не хватило терпения продержать голубя в связках до тех пор, пока не обживется на новом месте. Утром купив птицу, дядя Саша уже вечером развязывал ее и, размахивая палкой с тряпкой, поднимал в воздух.

Девять голубей из десяти, конечно, улетали немедленно. Десятый не улетал или потому, что был маленький, или потому, что у него были вырваны перья из крыльев, короче говоря — потому, что он не мог улететь.

Кирюха не избежал общего правила. На следующее утро я услышал свист и вышел на балкон. Дядя Саша стоял на крыше своего домика и неистово размахивал палкой, к которой был привязан кусок его старой спецовки.

В воздухе длинными зигзагами, будто то и дело натыкаясь на препятствия, носился Кирюха. Летал он тоже не так, как все голуби — кругами или по прямой линии, — а так, точно его все время дергали на нитке: вверх, вниз, вбок.

Но вот он вдруг пошел по прямой — и мгновенно скрылся из глаз.

Дядя Саша приблизился к моему балкону, скосил глаза куда-то в сторону и грустно сообщил:

— Выписал из домовой книги.

— Бывает, — сказал я, чтобы окончательно не портить ему настроение. — Раз на раз не приходится.

В это время над нами раздался свист крыльев, и в воздухе рывками промчался грязновато-серый комок. Дядя Саша бросился к себе: выбрасывать голубей.

Но он не успел даже добежать до домика, как Кирюха плюхнулся на голубятню. Не сел, не спустился, а именно плюхнулся, почти вертикально опустив хвост.

— Ну, что я тебе говорил?! — торжествующе закричал дядя Саша. — Ведь сказывал я тебе: придет Кирюха, а ты...

И хотя дядя Саша мне совсем другое говорил, я промолчал: в такие минуты лучше ему не возражать.

Каждый новый день Кирюха вытворял невиданные вещи. То он вдруг выскакивал из дворика и начинал бегать по шоссе, как курица, то штопором ввинчивался в небо и оттуда вниз хвостом валился на голубятню.

— Я так полагаю, — совершенно серьезно философствовал дядя Саша, — что Кирюха от черта произошел.

Одно было ясно — голубенок недюжинный. Он умудрялся через очень сложные лабиринты дверок и дырок вылезать по утрам из закрытой голубятни. Он умел находить себе пищу в то время, когда другие голуби, нахохлившись, ожидали дяди-Сашиной получки. Прожив всего неделю на новом месте, Кирюха отлично ориентировался в местности.

Обычно голуби, поднявшись в воздух, делают над домом правильные круги. Кирюха с другими птицами по кругу не ходил.

В тот день, о котором я хочу рассказать, дядя Саша выбросил Кирюху вместе со всей стаей. Остальные голуби, давно уже отлетавшись, чистили перья на крыше зеленого домика, а Кирюха все еще «мотался» невесть где. Надо полагать — колесил над городом.

Но вот он появился на своем кругу и уже стал замедлять полет, понемногу опуская хвост, — что было верным признаком его желания явиться домой.

Мы с дядей Сашей внимательно за ним следили. В этот момент из-за низкой тучи вынырнул ястреб-тетеревятник. Хищник, летевший медленно, вдруг приготовился к нападению. Бесшумно работавшие крылья с огромной силой понесли птицу косо к земле.

Кирюха в тот же миг заметил смертельную опасность. Он рванулся вбок, потом нырнул куда-то между крышами и выскочил уже около моего балкона.

Но ястреб, надо думать, был старый опытный разбойник. Он точно повторил все движения голубя и, не взяв его с первого захода, взмыл вверх. Вот он замер в вышине, трепеща крыльями, точно пустельга, и, прицелившись, снова бросился вниз.

Расстояние между ястребом и голубем сокращалось с чудовищной быстротой. Дядя Саша в волнении бегал по своему дворику, махал руками, кричал что-то несуразное. Но ничего, конечно, сделать не мог.

Ястреб почти настиг Кирюху. Вытянув вперед лапы с железными когтями и сложив крылья, он со свистом падал на голубя.

И тут случилось неожиданное. Даже в минуту смертельной опасности этот необыкновенный голубь остался верен себе: спасал свою жизнь так, как мог сделать это только он один.

В тот миг между ним и ястребом осталось не больше метра. И вот внезапно Кирюха сделал крутой зигзаг и очутился у трубы моего дома со стороны, противоположной хищнику. Тетеревятник снова набрал высоту и снова, как камень из рогатки, со свистом пошел на голубя.

Кирюха, на этот раз уже молча, бросился за трубу. Но все ястреба, какие только есть на земле, давно бы уже сдохли с голода, если б не умели брать верх над другими птицами.

Голодный хищник — он, конечно, был очень голоден, если осмелился охотиться в городе! — пошел в четвертый заход. Перед самой крышей он резко повернулся, появился над голубем и вытянул лапы.

Кирюха рванулся, очутился за соседней трубой, и так, от дома к дому, потащил старого разбойника за собой. Наконец, он вернулся к нашему дому и стал вертеться вокруг железной трубы над зданием котельной.

Но долго это продолжаться не могло: силы оставляли молодого голубя. Ястреб еще раз взмыл вверх и еще раз, сложив крылья и вытянув лапы, устремился к земле.

В этот миг Кирюха очутился у проводов.

Близ наших домов густой сетью тянутся электрические провода, — и вот сюда бросился Кирюха. Но и тут ястреб сейчас же оказался рядом с ним.

...Ветер подхватил серые перья, бросил их вверх и, раскинув веером, понес над домами. На землю тяжело упало тело птицы.

Я отвернулся: дядя Саша не любил, чтобы ему сочувствовали.

Неожиданно раздался крик дяди Саши. Я бросился к старому слесарю.

На земле под проводами лежал разбившийся о них ястреб, а неподалеку от хищника, весь дрожа, широко разинув клюв и закрыв глаза, сидел Кирюха.

Дядя Саша медленно подошел к грязновато-серому, несуразному голубенку, взял его на ладонь, погладил дрожащую спину птицы и, отвернувшись, тихо сказал:

— Спасибо, Кирюха...

ШКВАЛ

Случаются же такие дни: все тихо, спокойно, и вдруг появилась где-то далеко-далеко тучка, почернела, заворочалась над горизонтом, и вот уже свистит все кругом, шумят и стонут леса, пенятся реки, ярые волны бьют в берега озер. И кажется, — не сегодня было чистое небо, ласковая теплота, а когда-то давно-давно. И не верится, что опять будет на земле тихо, солнечно, ясно.

День, о котором я хочу рассказать, был именно таким днем. Майское солнце светило тепло и ярко. Земля щедро излучала запахи трав, распускающихся цветов и березовых почек, дышала прохладой бесчисленного множества ручейков, канавок и лужиц. Небо — от горизонта до горизонта — сияло голубизной, такой бездонной и чистой, что хотелось глядеть в него без конца, лежа где-нибудь на травке в поле.

И все в природе радовалось солнцу, звонкому пению ручьев, пробуждению деревьев и трав. Без умолку трещали воробьи, медлительно и важно пролетали над дворами вороны, и соседский щенок Тришка, разевая нестрашную свою пасть, радостно лаял на мелькающих в кустах сорок.

Тут и там в воздухе носились, пари́ли, кувыркались голуби. Их владельцы стояли во дворах, сидели на крышах, махали тряпками на длинных шестах, радуясь возможности поглядеть на своих любимцев и похвастать птицей перед другими.

Я сидел на балконе и читал томик Пришвина — милого нашего сказочника, поэта родной природы. Мне казалось, что не книжку я читаю, а стоит рядом старый и мудрый человек, все на земле отлично знающий, и рассказывает мне множество всяких историй.

Вышел я на балкон на несколько минут — только дочитать рассказ, но увлекся, забыл обо всем на свете и сразу не разобрался: надо мной это так тревожно трещат сороки или в книжке говорится об этом. Отложил в сторону книжку, прислушался — и какое-то неясное беспокойство, какая-то отдаленная смутная тревога стали закрадываться в душу. Ничто как будто бы не изменилось в природе: так же заливало землю теплыми лучами солнце; так же, не шелохнувшись, стояли в палисаднике молодые деревья; так же беззаботно журчали ручейки.

И все-таки что-то изменилось, и не было уже ощущения полного покоя и безмятежности.

Длиннохвостые сороки, пролетая над домом значительно быстрее, чем раньше, тревожно трещали, силясь объяснить что-то птицам, передать им какую-то важную и срочную новость. Воробьи, до этого сновавшие под балконом, совсем куда-то исчезли, а голуби на коньке крыши съежились и прижали головки к зобам так, как они это делают зимой, в большие холода. И только щенок Тришка продолжал по-прежнему валяться на спине, скаля зубы и потявкивая на пролетающих птиц, — глупый маленький сорокадневный собачонок.

Я поднялся со скамейки и стал из-под ладони смотреть на небо.

Оно по-прежнему было чисто и на юге, и на востоке, и на севере. И только на западе я заметил небольшое серое пятнышко величиной с кулак. И пока приглядывался к этому пятнышку, оно приблизилось, выросло в небольшую черную тучку и продолжало натекать с поразительной быстротой.