Юрий Левин - Схватка

• Название: Схватка
• Автор: Юрий Левин
• Жанр: О войне

Автор — член Союза российских писателей, лауреат литературной премии имени Н.И.Кузнецова, ветеран Великой Отечественной войны. Свой боевой путь начал в сентябре 1941 года. В качестве военного корреспондента прошел по фронтовым дорогам от Ржева и Сталинграда до Берлина. Свой последний боевой репортаж для газеты 3-й ударной армии «Фронтовик» написал у стен рейхстага, над которым реяло Знамя Победы. Полковник в отставке.

---

— Ну Гитлер, ну гад, всем нам жизнь исковеркал! — в сердцах произнес Емельян.

— Да уж, хуже некуда.

Мимо окна проскочил мотоцикл, за ним — второй.

— Фрицы зашебуршились, — произнес Емельян.

— Порядок наводят, — сказал, поднимаясь с топчана, Денис. — Жди беды...

Денис хотел что-то еще сказать, но мелкий стук по стеклу прервал его, и он прильнул к окну, у которого стояла Яна. Денис вышел в сени, открыл засов и впустил ее в дом.

Яна с порога выпалила:

— Началась новая облава... Немцы и полицаи в каждый дом заходят... Ищут подозрительных... Спускайтесь в подполье... В сенцах оно... А я дом на замок закрою...

Иного выхода, действительно, не было. Емельян и Денис захватили с собой портфели со взрывчаткой, гранаты, пистолеты, офицерские костюмы и по крутой лестнице спустились в холодное подполье. Яна, как и сказала, навесила на входную дверь большой замок и отправилась к себе.

В подполье пахло сыростью и плесенью. Емельян включил фонарик: кругом стояли бочки, ведра, по углам валялся какой-то хлам.

— Тут и крысы, наверно, водятся, — вполголоса произнес Денис.

— Могут и атаковать нас, — сказал Емельян. — Они такие...

— А если двуногие? — спросил Денис.

— Дадим бой! — решительно ответил Емельян. — А пока замрем: будем слушать...

С полчаса никаких звуков не доносилось в подполье, даже шорохов не было слышно.

— Вот это каземат! — подал голос Денис.

— Тише! — насторожился Емельян. — Кажется, у двери кто-то возится...

И правда, щелкнул ключ, потом скрипнула дверь. Емельян вынул из кармана пистолет.

— Шагов не слышно, — прошептал Денис. Снова проскрипела дверь, и что-то хлопнуло.

— Это я! — донесся до подполья голос Яны. — Вылезайте!

Когда друг за другом вошли в горницу, Яна рассказала, что двое немцев из ортскомендатуры и полицай вошли во двор и, постояв у ее дома, направились было прямо к двери, на которой висел замок. Она вышла на улицу и, громко поздоровавшись, сообщила немцам, что в доме никто не живет, но если господа хотят туда войти, то она может им открыть — и Яна протянула ключ. Немцы отказались принять ключ и тут же удалились.

— Вы не слышали крик? — спросила Яна.

— Нет, — ответил Емельян.

— Вон из той избы, — Яна указала на дом, из печной трубы которого шел дымок, — вывели тетку Авдотью, ее больного мужа и двух девочек, дочек, и куда-то погнали.

— За что их? — спросил Емельян.

— Точно не знаю... Такой крик стоял... Немцы пинали девочек. Они плакали... Тетку Авдотью по лицу били... Жутко...

Яна вся затряслась, слезы побежали по ее щекам. Она прильнула к Емельяну и, положив голову на его широкую грудь, судорожно всхлипывала.

— Ну не надо так, успокойтесь. — Емельян гладил золотистые кудряшки Яны, а у самого от злости все внутри кипело. — Мы доберемся до них...

Яна притихла и, отпрянув от Емельяна, засеменила в спальню, к трельяжу. Здесь было много крохотных баночек и флакончиков, каждый из которых имел одно таинственное предназначение — навести красоту на женском лице. Но Яне этого не требовалось: природа одарила ее таким прелестным личиком, что на нем косметике делать нечего. И она прибегла лишь к пудре, при помощи которой легко устранила следы слез.

— Совсем иное дело! — восхитился Емельян, когда Яна вышла из спальни. — Вам не идут слезы.

— Мне пора, — произнесла Яна и быстро вышла из дома.

Емельян подошел к окну и, прильнув к стеклу, чтобы разглядеть, чем живет улица, увидел Яну, перебегавшую дорогу. За ней следом покатился снежный вихрь, потом он догнал и окутал ее, отчего Емельяну показалось, что Яны вдруг не стало... Но вихрь будто мальчишка-баловник покружил, попрыгал и удалился своей дорогой, осыпав Яну с ног до головы снежинками.

Посмотрел Емельян на дом, что напротив, — никаких признаков жизни. Даже труба-дымоход перестала дымить. Погас огонь в печи и некому оживить его. Была жизнь в избе и враз скончалась. И не естественным образом перестала существовать, а насильно.

— Денис, — обратился вдруг Емельян к молчаливо сидевшему напарнику, — ты советовал мне копить злость. Дозволь доложить, что ее у меня уже под завязку. Дальше некуда! Взгляни-ка на свою луковицу: долго еще ждать?

Денис достал из кармана часы, висевшие на длинной цепочке, нажал на головку, отчего подпрыгнула крышка, обнажившая белый циферблат с римскими цифрами, и близко поднес их к глазам.

— Двадцать минут шестого.

— Всего?

— Ни минуты больше... Приляг на часок. Отдохни перед боем. А я пободрствую.

Емельян послушался, вытянулся на топчане и вскоре тихо захрапел.

Проснулся от легкого толчка в бок. И мгновенно поднялся.

— Что, уже?

— Семь тридцать, — сообщил время Денис. — Господа офицеры уже на одну вайнфляше опорожнили... И нам туда пора!

— Вайнфляше — в смысле бутылку?

— Ну, молодец, в немецком, кажется, соображаешь.

— А ты думал! Я еще с ними поговорю..

В восемь вечера Усольцев и Кулешевский, одетые в форму немецких офицеров, с портфелями в руках вышли на пустынную темную улицу. А ветер свирепствовал, швыряя в лицо колючий снег.

Первый патруль встретился им у перекрестка улиц. Два солдата с автоматами, стуча каблуками, будто подтанцовывая, сначала обругали погоду, потом поинтересовались, что это господа офицеры в такое ненастье вздумали пешком топать. Кулешевский, держа пошатывавшегося друга под руку, объяснил, что они вовсе не собирались останавливаться в этой дыре, но до Бобруйска, куда едут, еще далеко, а их машина застряла километрах в пяти отсюда. И как назло зуб у друга разболелся, пришлось русским шнапсом заглушать боль, ну и, конечно, он захмелел. Один из солдат, потирая руки, как услышал про шнапс, высказался со всей определенностью, что в такую проклятую погоду никому не грешно пропустить рюмочку — он и сам не прочь. Кулешевский доверительно сообщил, что у него имеется бутылочка, и мог бы угостить, но не повредит ли это патрульным?..

— Что вы, герр хауптман, на таком морозе глоток шнапса — одно спасение!

— Стакана не имеем, можете прямо из горлышка. — Кулешевский протянул патрульным бутылку.

Один солидно глотнул — аж съежился, и второй проделал ту же операцию.

— Спасибо! — сказал второй и протянул Кулешевскому бутылку. — Тут еще осталось.

— Не надо. Возьмите себе.

Усольцев будто немой замычал, показывая на зуб. Солдат понял: мол, болит, надо шнапсом сполоснуть, и протянул бутылку. Усольцев набрал чуть-чуть самогона в рот и снова отдал патрульному бутылку.

Солдаты, кажется, захмелели. Стали наперебой рассказывать о празднике в казино, о шнапсе, который там льется рекой.

— И вам советуем туда пойти, — уговаривали патрульные. — Отогреетесь...

— Это далеко? — спросил Кулешевский.

— Нет, совсем близко, — сказал один из солдат.

— Мы проводим их, Ганс, — предложил второй.

— Правильно, Курт!

По дороге попался еще патруль, но у этого не останавливались: Ганс и Курт сообщили своим друзьям-патрульным, что сопровождают гостей на праздник. А у самого казино часовой, стоявший у входных дверей, обращаясь к Курту, воскликнул:

— О, земляк, кого привел?

— Самых дорогих гостей! — во весь голос вопил опьяневший Курт. — Они прибыли по приглашению самого господина оберста.

«Ну и плетет...» — подумал Кулешевский. А часовой, распахнув дверь, жестом указал гостям куда пройти.

— А второй чего за щеку держится? — услышал Кулешевский вопрос часового.

— Зуб у него гнилой, — ответил Курт.

— Там водятся птички, которые умеют заговаривать зубы, — расхохотался часовой, а с ним и Курт с Гансом.

Казино бурлило, неистовствовало, грохотало. Такого бедлама Емельян не представлял себе. Одни кричали: «Хох!», другие орали: «Хайль!». Девицы-певички, повизгивая и хохоча, с легкостью бабочек порхали по коленям разгулявшихся господ офицеров. Оркестр — скрипка, кларнет, аккордеон и барабан — пьяно играл бравурный мотив.

И никто не обратил внимания на вошедших. Только девушка-официантка, легко подхватив обоих под руки, повела на свободные места за столом. Это была Мальвина. Усольцев узнал ее, хотя никогда не видел. С Яной — одно лицо. Только старше и взгляд строже да ростом выше Яны. Емельян посмотрел ей в глаза и разглядел в них таившиеся радость и надежду. Мальвина рада была, что наконец-то они пришли, значит, ничего плохого не случилось. Вот они здесь, и от этого ей очень легко стало. Емельян улыбнулся ей. Она ответила ему тем же. А портфель уже стоял под столом. Усольцев чуть-чуть подвинул его ногой вперед. Кулешевский держал еще свой при себе, рядом. И вдруг Денис ощутил на своем плече чью-то руку. Обернулся и увидел позади себя офицера-эсэсовца с расстегнутым воротом. Незаметно под столом толкнул ногой Усольцева. Емельян опустил руку в карман, обхватив лимонку. Эсэсовец пьяно рявкнул: